Под бучьей сенью, или уж что как запомнилось
Тут такой случай выдался - я сейчас сделаю, чего не собирался и даже твёрдо решил - не буду. Так получилось, настроение - дрянь, то да сё, в общем - озлобление и на тебе, пусть будет, раз вспомнилось.

Я несколько недель тому прочел книгу Р. Шмаракова и решительно сказал себе еще на середине - ни слова в ЖЖ не напишу.

Причин к тому много, я вообще не верю в единственную причину чего-либо, кроме как движения бильярдного шарика. Причины всегда как гнездо гадюк, мотивации - одни за, другие против, кусаются и шипят. Ну вот я вытягиваю эту, с погремушкой на хвосте, у которой особенно длинные зубы. Что ты за причина?

Отвечает: нет слов. Я и в ЖЖ Шмаракова чувствую себя неуютно, и при чтении книги - в чужой среде. Я ее отторгаю, она меня выталкивает. Чтобы говорить об этом, нужны какие-то особенные слова, и даже не слова, а строй речи. Иные люди у себя такой строй выработали и умеют - сразу вспоминаются _niece@lj и partr@lj. Они могут. Я же в положении крестьянина годов 1870-х, который приехал в город и сдуру, от полного ошаления купил книженцию сочинителя Шекспира - что-то вроде "Макбет, принц Датский". И, дурак, привез это домой, в Подгорянку. Теперь соседям, куму и жене надо объяснять, что в той книге - а как тут скажешь? Слов нет, устройство какое-то другое надобно, так если попросту - что вот, убили всех, - вроде не то, а как - опять же, непонятно. Вот у Шмаракова, к примеру - нет, все живы. А как-то даже и не так они живы, чтобы это было пересказом. Говорю же, чужая культура, выталкивает меня и попирает сапогами из вселенной, как Урфина Джюса. Вот его бы я пересказал...

Или вот, сую я бесстрашно руку в клубок мотивов и вынимаю эту, пестренькую, что так злобненько шипит. Шмараков у меня во френдах, видеть я его видом не видел, но комментами перебрасывались. Умен он очень, страшно как-то образован и ехиден так, что даже извивающаяся в руке мотивирующая змея доброй кажется. А ведь написать про книгу, когда автор прямо вот чуть не с руки прочтет - это ж... Раньше-то я попадался тоже, но по незнанию. Как сейчас помню, попался мне в руки какой-то фантастический роман, я его в несколько часов умял от корки до корки, интересный, но к книге отношение же какое - что вот он я, вот она здесь она, мы тут вместе почитали друг друга, а третий не становись. И я на голубом глазу в ЖЖ выкатил впечатления, над чем-то там посмеялся, на что-то фыркнул, а что и похвалил. И как я текст-то повесил, тут из глубин сети и поднялась morreth@lj, и как заговорила... Уж и не помню, что отвечал и как вертелся. Живой автор прямо вот так и говорит, прямо и спрашивает - а чего ты... не понял? А я на беседу с живым автором не настроен, привык за долгие годы, что авторы-то все мертвые, с мертвыми авторами много спокойнее, и на критику они очень хорошо реагируют. А с живыми трудно, хотя я немного привык, недавно вот сам Быков восставал из узлов интернетных, слово своё сообщил - ну и покуда ушел.

Да, но тогда я не знал про того автора, а тут-то знаю, заранее. Просто так вот заранее все понимая, клади Фенрису в пасть руку и говори ему правду. Вот мой залог! Ведь только скажи я слово, из глубин сети всплывет жуткий юзерпик Шмаракова и посмотрит на меня худощаво и интеллигентно. Тут нужно особенное расположение духа, чтобы в клубке мотивов возобладала тихая придонная змейка особенной ядовитости. Вот как раз как сейчас.

Глядя на жуткий лик, я залепечу: это все совсем другие дела, они меж читателем и книгой творятся, и третий тут не суйся, так сказать, ничего личного, это просто уж такая вот реакция, а автор тут ну как бы случайная причина - без него, конечно, и не было б ничего, это мы понять могём, но и с ним ничего не будет, лучше не смотри ты такими глазами в душу и совесть не трави. Я ведь понимаю, в теории, что есть запретные приемы и ими нельзя, но что же делать - у меня кроме этих запретных других-то нету, так что я ими и буду, опять - без обид, ладно?

Таким образом, я говорю о своих страхах сказать что-либо о книге Шмаракова, немного говорю о самом Шмаракове, с которым, однако, не знаком, но при этом считаю, что о его книге сказать хоть что-то было бы еще рано. Я еще не готов. Но всё равно надо - и лучше момента не придумать, братья и сестры, к вам обращаюсь я и прямо скажу - книга хорошая.

Точнее сказать, если бы была такая шкала - высшего среднего класса книга. То есть не "восхитительно" и "супергениально", не "лучше всех и самый замечательный" - нет, честный высший средний класс. Очень хорошая книга, такая хорошая, что, может быть, в этом жанре лучше-то и нельзя, может, это и вовсе даже едва не потолок.

Слово сказано, Рубикон смыл мою попытку, найдя легкой. Так что придется о жанре. Опять книга побоку и надо говорить о том, без чего мне не высказаться. В этом и труды - кажется, что речь о книге, ан нет - всегда ведь о читателе, потому что если хоть немного нестандартный текст попался - выворачивает какие-то личные смыслы, которые надо сначала рассказать, всю свою биографию вывернуть - почему ты такой и отчего именно у тебя такие-то чувства к этому тексту. А как иначе? Может, кто знает, я не знаю.

Лет уже семь назад или даже более leonid_b@lj, величайший поклонник творчества Щербакова, принес мне диски и с песнями, чтобы я послушал, ну и заодно выразил свое отношение. Леонид полагает, что то мнение, которое человек имеет о Щербакове, является существенной характеристикой человека. Не то чтобы окончательной, решающей, единственно важной - нет, но - существенной. Так что - послушай диски и взвесь, что ты можешь. Я послушал, сказал, что мне очень нравится, и добавил - это максимальная степень стилизации, которую я вообще могу всерьез воспринимать, еще чуть-чуть - и это станет непригодным к восприятию, но то, что есть - мера соблюдена, это замечательно.

Леонид меня совсем не понял - какая у Щербакова стилизация? Что он кому-то подражает? Кому? Что-то такое невнятное сказано. Никто никогда не говорил, что у Щербакова стилизация, это какое-то не то слово и совсем оно никуда к Щербакову не лепится. Ну, я попытался раза три-четыре рассказать, что такое стилизация, почему Щербаков и о чем тут речь, успеха не достиг и отстал. С тех пор с огромным удовольствием слушаю Щербакова (большое ему спасибо) и не надоедаю никому своими оценками его творчества. Однако некоторое время назад в разговоре с кем-то (я, разумеется, уже не помню, с кем и когда) Щербаков сказал об одной своей песне, что это, конечно, стилизация. Я Леониду это высказывание показал, тот задумался и стал, кажется, думать, что, может быть, я тогда не сплошную дичь нес и что-то, некая крупица в моих словах была.

Тут речь, конечно, как всем давно понятно, не о Щербакове, а о Шмаракове. Его тексты - это стилизация. Причем автор считает, что стилизация - единственно возможный способ действий в современной литературе. Вокруг нас раскинулась современность, ну все эти... общество, власть, дороги, государство, климат, кризис, погода, дураки (важно не сближать некоторые слова, обидятся), литературный процесс, романы и повести, современные писатели, читатели и книги. Да, вот все это вокруг простирается и во всем этом, считает Роман Шмараков, возможен лишь один способ литературного действия - стилизация. (Для невнимательных: это мной использован запрещенный прием. Если автор чего прямо не сказал, домысливать за него жизненную его позицию - дело грязное, как удар... ну, в общем, запрещенный удар. А Шмараков нигде в своей книги вовсе и не говорит, что только так можно делать литературу. Но, как я сказал, что слов у меня нет, способов не хватает - приходится вот прямо и..., чтобы было понятно - вот как думает Роман Шмараков. Чем он на этот мой запрещенный прием ответит - мне не хочется представлять. Роман, я честное слово не хотел, так получилось).

Тут, понимаете, засада. Надо говорить столько, сколько я гарантированно не выпью. Надо тут упомянуть писателя Акунина с его ручным Фандориным, раз зашла речь о стилизации? Надо, братья, без этого никак нельзя мимо пройти. А придется, я на бегу скажу: Фандорин - хорошая работа, это верхний нижний класс, сделано профессионально, но заранее с расчетом на читателя-дурака, чтобы чувствовал себя умным. А тут совсем иная история, это (у Шмаракова) короткие такие рассказы, стилизованные под блаженный XIX век, но - для умного читателя. Которому неприятно, если его автор держит за дурака.

А надо ли нам, братья, в этой связи упомнить писателя Иванова, к примеру, с его Золотой Пермью или не помню уж как? И опять - надо бы обязательно и непременно, потому что контрпример первым в голове и надо бы объяснять, отчего же то золото перми все же не нужной пробы и что не так с нестилизованной литературой, или же она просто иначе стилизованная - тут уже извивы змеиного тела гуще, шип громче и лучше там бы все же обратиться к книге Шмаракова.

И надо бы о книге Шмаракова, но сил у меня совсем нет, измаялся, очень мне хочется сказать о своей оценке. Ну что же такое, я тут пишу-пишу, и никак о своем-то не могу найти места сказать, все ужом да о чужом. Так вот, я прямо говорю - нет, я не согласен! Нет, стилизация занятна, но я совершенно не считаю, что только такой может быть современная литература. Да дайте же мне, наконец, сказать! Я думаю, что может быть очень хорошая стилизация, но самым жанром она ограничена - среднем-верхним, выше быть не может, она зависима от образцов иного стиля, и литература основой должна иметь нечто иное - и не может быть ни времени, ни периода, когда бы единственно-возможной была эта самая стилизация. Тут бы хорошо дать пример - но я ничего не помню, ничего в голову не приходит. Всё, что приходит, минимально-неотвратное - всё какая-то стилизация. Но не может же быть прав Шмараков, мне эта правота не нравится. Ну, раз у меня не нашлось примеров (я твердо верю, что они есть, но либо я их забыл, либо писатели забыли их написать - в общем, причина в забывчивости) и доводов, то пусть читатель знает - таково твердое мое убеждение.

Вот теперь, кажется, можно бы хоть пару слов напоследок о самой книге. Вообще-то я помню, как пишутся рецензии. Там с самого начала надо написать полностью имя автора, название книги, издательство, год издания и количество страниц. Умные люди треть рецензии посвящают либо тому, что еще выпустило данное издательство, либо оформлению книги, какие там рисунки и какова полиграфия. Умный критик третью треть рецензии посвятит планам - что еще собирается выпустить данное издательство. Корректный критик обязательно обратит внимание на работу корректора, а современный пропустит.

Ну что же, название я забыл. Там про бук, про дерево такое - бук. Все равно не важно, это сборник рассказов, а про бук - это название всего сборника, так что какая разница. Издательство я, конечно, забыл, а про всё остальное догадливый читатель уже знает.

Так что о скучном закончили, и опять про интересное - дело в том, что она не забывается. Книга эта, про бук, которую написал Шмараков. То есть сначала вроде бы и не очень (мне, конечно) - ну, рассказы о жизни каких-то людей в XIX веке, дай им Бог здоровья всяческого и благополучия. Этакие аж готические рассказы. Так и кажется, что кто-то это уже написал - то ли брат Гоголь, то ли Марлинский, только вот фамилия из головы вылетела. Но точно уже было. И написано так, что читать лично мне было стыдно до неприятия - потому что, по всем формальным признакам, это русский язык, а я вроде как на нем тоже пишу, но вот как сопоставишь... И делается на душе нехорошо, злобно, и хочется книгу ту писателя Шмаракова (название я не помню) закрыть и не смотреть туда, потому что самые обороты речи там таковы, что уже и содержания за ними никакого не требуется, одною грамматикой всё уже читателю сказано, а синтаксис так даже и попросту показывает читателю фигуры - как ему жить, что делать и какие должны быть его последние слова.

Кстати, какие иллюстрации к книге - это ж песня. Они тоже потом вспоминаются, как кошка в темноте, когда ее уж не видно, и только глаза - так эти иллюстрации, когда уже засыпаешь - вдруг кусками в сплывают и перемещаются в воображении. Грамотно было бы сказать, какой художник рисовал, чьи картины использовались, кто автор дизайна.

Нелегко человеку читать такую книгу. Нет бы по-фандорински этак показать читателю, что автор местами и сам дурак, и тоже... Не показывает. То есть прячет. Однако я к тому, что - вспоминается. Вот уж и прочел, и с собою примирился, тихо пожалев себя, вспомнив смягчающие обстоятельства (а вас бутсой очень-очень сильно... не били? нет? ну, тогда не понять), вспомнив, как жесткая жизнь не позволила тебе дорасти до нормального твоего роста и говорить вот тем как раз низким приятным голосом, которым ты и назначен был говорить, если бы не непрерывные ангины в детском садике. Итак, примирившийся с собой читатель отходит ко сну, идет потом на работу, что-то там работает себе, потом и не себе, и снова ко сну, и снова на работу - а потом - нет-нет да и вспомнит случайно. Сюжетный оборот, метафору, слово, ус какой-нибудь нелепый, автором у героя описанный, пуговицу, скрип половицы - в общем, пустяки и блажь, а вспоминается.

Причем рассказы-то, добро бы такие, чтобы рассказать. Ведь честные-то люди так и пишут честные рассказы, где вот тебе начало с экспозицией, вот тебе миттельшпиль с множеством ходов (например, хороший роман Троецарствие - можно тренировать способность запоминать имена главных героев), вот тебе морозная зимняя развязка, где всех ненужных убили и остались основные, о которых и шла речь. А тут и рассказать нечего. Все сводится к этой самой, добром будь помянута, русской медлительной речи, которая успевает рассказать от трети до половины начала - и тут и конец рассказу. Причем как-то так это сделано, что конец-то получается естественный, ничего больше ведь и не надо. Чувствуешь себя, конечно, обманутым. Только разогрелся, усвоил, как зовут главного героя и каковы примерно его обстоятельства, только герой сделал полтора шага и выяснилось, что поедет он в соседнюю Ольховку или там - к примеру - пройдется до конца вот этой аллейки - как всё, фингал, конец, обрыв, финиш. Я суматошно охлопываю карманы - ну как же, пятью страницами ранее там был некий дядюшка, который должен был... упомянута милая девушка, она еще с веранды... и тот секрет, во втором дне ящика старого письменного стола, и - конечно - механизм путешествия во времени, это уже из Тысячи и одной ночи, да, и еще что написано в завещании, поскольку... Тут я понимаю, что автор на всё ответил. Как-то исподволь, как-то непрямо, умудрился обозначить, что одно не важно, другое не верно, третье вы и сами знаете, чай, книги читали, там продолжений этого сюжета - ровно семьсот шестьдесят две штуки, выбирай любой, к чему эти условности. Он остановил рассказ, когда читатель уже и сам готов без колес ехать - вывез прямо в середину родной литературы и растворился в воздухе. Вот такой автор Роман Шмараков.