| 7:29a |
Мужик
в современных условиях - существо, условно пригодное для жизни.
Это все знают, только стесняются и жалеют сказать. Такая тайна - политкорректно об этом не говорить. Впрочем, уточнение надо сделать. Жизнь же делится на неважную часть, обеспечивающую собственно жизнь, и собственно жизнь. Дополнительная и вспомогательная неважная часть - это всяческая работа. Там мужик иногда из себя что-то представляет, потому что с ним там никто, кроме таких же, как он, не конкурирует. А собственно жизнь - это как раз важнейшая вещь, и там у мужика без защиты шансов нет.
В силу привычной политкорректности не все понимают. Я примеры приведу, чтобы наглядно.
Была такая история. Магазин, в нем овощной отдел, а в нем капуста. Капуста строго отделена от покупательницы - потому что женщины выбирают капусту, как не всегда бриллианты, они ее мнут, жмут, проверяют на хрупкость и тугость, и дай им волю - били бы об пол для сравнения. Так что им в руки ценную капусту не дают, стоит продавец, женщина, конечно, мужик тут не сладит, и выдает кочанчики. А бабы клубятся, они роду всякого - какие проходящие, им без надобности, только глянуть наискось, какие всерьез стоят, а какие полупокупательницы, они вообще-то разговаривают, но может и возьмут, если получится. Разного роду женщины, очень многообразны. К той продавщице женская очередь, в затылок ругаются, каждая выбирает минут по десять - нет, вон тот кочанчик, этот жестковат, этот желтоват, этот гниловат...
В очереди возвышается мужик, выше всех на две с полтиной головы, шире в полтора раза. Доходит в очереди - ему продавщица, которая привычно пытается втюхать другой женщине ненужный товар, сует кочан в руки - вот, отличный кочан! Берете? И уже готова, что будет отказ. Мужик же смотрит на нее затравленно и кивает: Это капуста? Кочан? Да, конечно, беру.
В продавщице проснулась извечная женская жалость к слабому и неконкурентоспособному. Она тут же отнимает у мужика кочан, небрежно кидает его в кучу и хватает два других. Вот, говорит, смотрите, они хоть и помельче, два, но потуже, чем тот, они получше будут. Берете? А мужик с ужасом в глазах стонет невольно: Два? Надо один... Эти как один? Получше? Беру, да чего же...
И не выдержала продавщица своей бабской доли наблюдения за мужиками и в сердцах сказала: Господи, да кто ж тебя одного в магазин-то отпустил.
Я ж говорю, все понимают - мужик в городских условиях не жилец, если нету прикрывающей ему спину и прочие руки женщины,- так что же он, куда же.
Вот другой случай. Шел я в универсам. Перед универсамом стоит столик с помидорами, за ним - продавщица. То есть торговая точка. К ней иногда женщины подходят и берут помидоры. Ну, спокойно так, все в равном весе, уважающие себя люди, иногда чуть сцепятся, проверят силы, а так без ругани - примерно соотношение сил понятно, наглеть нельзя. И вот к этому столику с тентиком подходит мужчина. И весь он такой правильный, и в глазах выражение серьезного такого смертельного счастья - когда человек выполняет какое-то важнейшее дело, труднейшее и жизненное, и выполняет его хорошо. Типа - штангист берет вес... Серьезное и счастливое выражение не покидает его в процессе, он покупает помидоры. То есть ему продавщица свешала сколько сказал, а он это дело себе в сумку заглубил и пошел.
Минутами позже выходил я из универсама, и вижу: бежит наспех одетая женщина со знакомой сумкой с помидорами, быстро бежит. За нею в нескольких шагах как-то подхрамывает подранком судьбы давешний мужик, и счастья в его глазах уже нету. А женщина подбегает к столу с продавщицей и с размаху все помидоры из сумки высыпает той в лоток. И давай орать: что ж, раз мужик, раз один, так давай дрянь подсовывать! ты что гнилье суешь! а ну верни деньги, тварь! нашла кому подсовывать, стыда нет! - А продавщица, счастливо оскалясь, тоже орет (наконец-то!.. можна!..): сама тварь! ну и ходила бы сама! ты мне их помяла! не верну!.. А сзади их стоит мужик, как-то наискось, ни к чему в этом пространстве он не может соотнестись и прислониться, и как-то и отойти нельзя, и стоять страшно, и от ора он только мелко вздрагивает, а в глазах его ужас. |