[Most Recent Entries] [Calendar View] [Friends View]
Below are the most recent 25 friends' journal entries.
| Friday, January 10th, 2025 | ||
|
aculeata |
10:08a | Слушая музыку, догадываясь о вечности, Все медленнее минуты дробятся на части минут, День остановится, он не дойдет до вечера, Он отберет у времени мерзкий кнут, Не понукай, а замри у стеклянной талии, Вниз не смотри, гравитация только предлог, Здесь, на краю геометрий и метрик чужих и так далее Дном опрокинутой чаши бредем между строк. "Каждая личная история есть история поражения," -- Здесь проходи и направо сверни в переулок, Да, и упрешься в тупик, а ты продолжай движение, Вот ее дом, где шаг ритма особенно гулок, Мне все равно, я веду рифмы от случая к случаю, До угла и обратно, направо и раз навсегда, Здесь захромать, чтобы эту беду неминучую Недалеко в лабиринт увести из гнезда, А твои картины летучие маленькие голландцы Могут писать, как хотят, по кольцу холста, Шестеренки в часах того и гляди расплавятся И растворятся, и выйдет, как в дверь, пустота. |
| Saturday, January 4th, 2025 | ||
|
aculeata |
5:34p | Публика "если у них нет хлеба, пусть едят марципаны" теперь интересуется, как же вот те антивоенные люди, кто уехал из России в Израиль -- что, им теперь нравятся войны, почему они молчат? Хотя -- ведь действительно, по этой логике, должно нравиться, война в Израиле идет ведь всегда. И до 7 октября рутинный вопрос соседки к соседке был: не слыхали, откуда сегодняшние ракеты? Ну а в последние два года тем более. Только раньше хоронили гражданских больше, чем солдат, но тоже нечасто. Знакомые девушки, которые уехали до украинской войны, писали в сетях, какой это стресс, проводить ночи в бомбоубежище, и даже встречали понимание у западных ровесниц-снежинок. Теперь, надо думать, перестали встречать. Несмотря на то, что вроде бы после 7 октября деваться было некуда, конечно, против того, что не уходят из Газы, протестуют, местные левые, и среди них много приехавших. Иногда на них ссылаются от-реки-до- моря пропагандисты, но в целом зря стараются, потому что русскоязычным пропагандистам зачем-то надо врать, что в Израиле за мирные протесты наказывает ШАБАК, МОССАД и лига сексуальных реформ. Терпению местных я завидую. На какой положительный сценарий они рассчитывают, впрочем, мне неизвестно. Но они выросли в состоянии перманентной войны, может быть, для них положительный сценарий, допустим, "детей вырастить". В том смысле, что если б было хуже, положительный сценарий был бы "выбраться из подвала, найти воду и вернуться незамеченным". |
| Friday, January 3rd, 2025 | ||
|
aculeata |
2:07p | Слышала разговор двух местных, вроде бы программистов, но с поправкой на мой иврит они вполне могли заниматься разработкой фасонов нижнего белья. Трех местных, вернее, но один молчал. -- В такое время, как наше, -- один говорил (то есть, я думаю, что он это говорил), -- происходят [катастрофы и всякие плохие события], потому что у стран нет хорошего руководства. Особенно в Америке давно нет. -- Дорога заблокирована, -- сказал второй. -- Процедура такая, что если ты кто-то, то ты не пройдешь. Дальше упоминалась и революция, и еще непонятно что. Да скорее всего, я и вовсе не поняла разговора -- не очень это похоже на местных, по-моему. Ход мысли непохож. В России такого как раз сколько угодно, только там бы еще Путина упоминали. Хотя, наверное, сейчас уже нет. Но вот что касается революции -- кому ее делать, как не программистам? Не из-за возможностей саботажа, не из-за АИ и не потому, что они новый пролетариат. Просто кто еще из людей сможет проникнуть в масонские лаборатории финансистов? Ну, которые, собственно, и блокируют ту дорогу. И это почти не шутка, между прочим. Присмотритесь к знакомым программистам, которые работают, допустим, в Америке, в финансах и в так называемой финансовой математике. Если у них была домашняя страничка, пока не ушли в финансы -- теперь нет. Ну а если не было, то тем более нет. О проектах, которые они делали, из публичных источников нельзя узнать никаких подробностей. Если назвать финансиста масоном, он не обидится, а наоборот. Если пресловутую дорогу блокировала не энтропия, а люди, то это финансисты. Наверное, они и составляют ZOG, Сионистское Оккупационное Правительство! для этого даже не нужно быть сионистами. Они и спецслужбы, может быть, это единый институт. Они как тот третий, который молчал. |
| Thursday, January 2nd, 2025 | ||
|
aculeata |
5:01p | Сегодня я решала судьбы Института Вайцман. Шла по тротуару, оказавшись на его территории. И останавливает меня вдруг здоровенный шкаф, наверное, штангист. Он показывает на некий указатель справа от меня, на шесте и с табличкой. И спрашивает на иврите: -- Скажи мне: понятно, что это слева? И взгляд у него затравленный, нехороший. Время дневное, улочка обычно людная, а тут, как назло, только он да я, и где-то в ста шагах гуляет толстая мама с коляской. Я поэтому спорить не стала. -- Не знаю, -- говорю осторожно. Он говорит: -- Ну ты посмотри, она идет так! А она никуда не идет вообще. Она торчит на шесте по правую руку от нас обоих. Он подходит ближе, как-то странно вышагивая: -- Если она идет вот так, понятно, что это слева, правильно? Я говорю и жестами тоже показываю: -- Правильно! Тут он ушел. А там что-то вроде указывающей стрелки, оказывается, на табличке. Указывает по диагонали и вниз. |
| Tuesday, December 31st, 2024 | ||
|
aculeata |
5:25a | http://www.pdmi.ras.ru/~mnev/tatjana/Vz This days, don't even stop to look: Already seen, already known, The only way to get a clue Of what is new, is back and home. The autumn mead of domes crumbles When mirrored in the troubled water, No love portends, no truth heralds, Gives no promise copper-bottomed. And autumn fell with no hint Of future spring, its breath is dust, Yet in the past such chances glint That may have never come to pass. Oh birds' formation and array, Oh city dreaming in morass... Through gilding paint that came and passed, That solemn glint of silver gray. Оригинал на стр. 4 Теперь куда ни бросишь взгляд, Все посмотрели, все видали, Лишь путь, ведущий нас назад, Приводит к незнакомым далям. Медовых медных куполов Дробление в воде осенней Не предвещает нам любовь, Но обещает нам спасенье. Не веет будущим теплом Весны нахлынувшая осень. Но столько чудится в былом, Чего и не бывало вовсе. О этих птиц летящий строй, О город, спящий на болотах... Все явственней сквозь позолоту Торжественное серебро. Татьяна Мнева. |
|
aculeata |
1:02a | Не хочешь, не пей и не пробуй Этиловый запах отчизны, Где книжка, как крышка от гроба И свет от бутылочной линзы, Мы мертвые, мы здесь хороним Своих мертвецов и друг друга, Ступай и, быть может, не тронем, И выход покажем из круга. Сквозь доски худой домовины, Сквозь поры подмерзшей землицы Мы видим, как видят дельфины Водой искаженные лица: Корабль, зачерпнувший бетона, Матросы, хлебнувшие лиха, Всплывает и в облаке тонет Луна, молодая пловчиха. Дельфины спасают напрасно: Не лица -- размытые пятна, Увидят друг друга, и сразу К дельфинам ныряют обратно. |
| Monday, December 30th, 2024 | ||
|
aculeata |
11:18p | Что-то сегодня рано нас бомбили. Или это у меня сломались часы? |
| Thursday, December 26th, 2024 | ||
|
aculeata |
12:28p | До войны мы с Таней собирались делать журнал. Я и помню даже подробности, как конкретно, но вряд ли это понадобится. Я всегда боялась, что она умрет, потому что она очень бесстрашная. Когда люди возятся со словом, ходят рутинно по рельефам коллективного бессознательного. Там есть такие танцплощадки, утоптанный мир, сравнительно безопасный, есть индустриальные джунгли канцелярита (на нем охотно говорят архетипы), всякое есть, можно далеко уйти. Таня ходила в подворотни за танцплощадками, не то, чтоб далеко, только там бывает очень плохо, там реальность по швам разъезжается. Это из самых страшных мест. Вот как Овидий жил у скифов -- дома империя, порядок, а здесь черт знает что, никому и ничему нельзя верить. Сегодня стада какие-то прошли, не то люди, не то звери, завтра волны бушевали и вдруг затвердели, такие взметнувшиеся -- твердая вода! Холодная, как нечто, чему нет сравнения. Ему тоже всегда было холодно. |
| Wednesday, December 25th, 2024 | ||
|
aculeata |
2:03a | Две девочки стоят в запущенном палисаднике У выбитого зуба деревянной ограды. Здесь, в таинственном полумраке, Произносят церемонную клятву О дружбе до самой смерти, Пока смерть не разлучит. Даже если целый месяц кряду будет идти дождь, Даже если мама запрет нас и спрячет ключ, Даже если одна из нас будет двоечницей, А другая отличницей, Даже если одна из нас будет богатой, А другая бедной, Даже если мы обе влюбимся в одного и того же Какого-нибудь мальчишку, Наша дружба будет расти вверх, как дерево-крепость, Которой все нипочем. ...Сорняки лезут вверх по ограде -- Мы не хуже плюща да и, пожалуй, мясистей -- Говорят, а ветер их умело колышет, как если б Это были ветви тенистых и приусадебных ив. Даже если пройдут невообразимо долгие годы, Даже если кончится школа, Не останется общих знакомых и милой рутины, О которой бывает так славно поговорить, Даже если каждое слово, которое мы обращаем друг к другу, Придется обернуть в конверт медленных пояснений, В три целлофана контекстов, Наша дружба будет расти вверх, как дерево-крепость, Которой все нипочем. ...Лужа отражает обрюзгшие щеки подъезда С вязким усилием, с долгим хлопком ладони Плоского пузыря, Акации цветут любовно и нежно. Даже если у нас вырастут дети и расстроят все семь струн сердца, Даже если мы нахватаемся слов из газет и утратим дар речи, Даже если, перечитывая детские книжки, Мы увидим на каждой странице могильный камень -- Здесь автор говорит о последней встрече С кем-то, с кем толком не успел попрощаться, С кем-то, кого больше нет, кричи -- не услышит, Плачет и пишет свое на могильном камне -- Наша дружба будет расти вверх, как дерево-крепость, Которой, кроме смерти, все нипочем. ...Похоронный оркестр проходит по улице, Пьяные оркестранты лабают Шопена, Родственники скучают, но и мертвец, и покойник Желтеет от скуки, на кочках прыгая в гробе своем. Даже если мы состаримся так, что больше не сможем Досчитать до ста и обратно, Если мы забудем имя луны, имя березы, Фамилию Cannabis Indica, Даже если забудем, как мы сегодня стояли Так тихо и в таком странном месте, Наша дружба будет расти, как вавилонская башня, Как дерево-крепость -- и небо обрушит свой гнев -- Ты помнишь о смерти? -- нет, как тут помнить о смерти, Мы и наши-то имена давно позабыли, Нашей дружбе все нипочем. |
| Tuesday, December 24th, 2024 | ||
|
aculeata |
3:20p | Таня, Татьяна Мнева, умерла, а мы вот без нее и остались, как ее "племянники бабочек" *** Вот так мы, племянники бабочек, пасынки певчих птиц, повиснем вниз головой, держась за пустое небо кто пальцами ног, кто надеждой, кто вовсе не глядя вниз, кто глядя, но как-то мимо, сквозь, невидяще, слепо. В день похорон Алексея мы стояли с Вадиком возле морга, и он сказал: даже душа сложна и непонятна - что уж говорить о теле... (смысл передан верно, хотя слова и не те) шел дождь. Потом, вроде бы, перестал. Потом перестал уже и совсем, уже и на самом деле. 21.07.2011 |
| Thursday, December 19th, 2024 | ||
|
aculeata |
1:41p | Гуманитарии -- те, кто имеет антропоморфное мышление. Если гуманитарию много, это всегда много людей. Для физика много = можно перейти к континуальному описанию, но с осторожностью. Для математика не так ясно, наверное, много -- это просто (в смысле, не факторизуется по аналогичным сабструктурам, не представляется в виде их прямой суммы, неразрешимо). То есть, много -- это один. (Открылось во сне, из серии "велик банан, а кожура его еще больше"). |
| Sunday, December 15th, 2024 | ||
|
aculeata |
8:42p | Прочла, кажется, хороший рассказ на иврите. Написан от лица девочки, точнее, женщины, которая вспоминает, как она была девочкой и каждое лето играла в загородном доме у бабушки с дедушкой со своим двоюродным братом -- в обобщенных пиратов, то есть, больше в детективов; ходили еще по канату, чтобы потренироваться перед тем, как сбежать в цирк. Сразу стало ясно, что это необходимо, когда дедушка свозил их в какой-то гастролировавший восточноевропейский цирк. Еще играли в Анну Франк -- на чердаке. Боялись госпожи Блау Блюм, потому что она по ночам приходит за плохими детьми, да и не факт, что только за плохими, какая ей разница? -- и сжимает им горло своими ледяными пальцами. Чтобы отомстить ей за ее поведение, писали ей анонимные письма с угрозами. Госпожа Блау Блюм работала на почте и очень уважала дедушку, который покупал у нее марки. Еще иногда на чай заходил дядя Альфред, который учился в Париже в консерватории, но так и не стал оперным певцом, потому что из консерватории его выперли. Дети не знали, за что. Он рассказывал о своей студенческой жизни в Париже и пел арии, хотя его в общем-то никто не просил. Дядя Альфред рассказчицу не замечал, а ее кузену прочил большое будущее. В одно прекрасное лето что-то случилось. Двоюродный брат приехал, но не играл с девочкой, а сидел и читал какие-то книжки, а иногда просто хмурился и сидел просто так. Она два дня терпела, а потом подкралась, забрала у него книжку и сказала, что не отдаст, пока он не скажет ей, что случилось. На обложке книжки был изображен человек, который целился в голову блондинки, лежавшей перед ним на снегу, причем надеты на ней были только лифчик и трусики. Кузен, подумав, потребовал от нее, положив руку на Танах, поклясться Черной Могилой Гитлера, что никому на свете не скажет. Она тут же поклялась. Он тогда объяснил, что, когда читает такие книжки, в штанах у него твердеет, и если разобраться с этим руками, возникает самое прекрасное чувство, которое он когда-либо испытывал, больше всего похожее на взрыв сверхновой. Но при этом вытекает белая жидкость. В школе им объяснили, что если даже хорошо мыть руки со следами жидкости, то оно потом попадает в море и может попасть в женщин, которые там плавают себе и ничего не подозревают, и тогда у них в животе заведется ребенок. И еще какими-то разными способами (я забыла) могут попасть, а они даже не знают. И похоже, что сейчас уже многие женщины ходят с большим животом, потому что у них растет его ребенок внутри. Было видно, что он этим гордится, но в то же время сильно обеспокоен, и это его останавливает. Девочка поняла, что это действительно проблема, ее надо решать. Она побежала на кухню, украла там полиэтиленовые пакеты, принесла их и сказала: делай это, а жидкость сливай сюда, а потом зарой ее в землю. Он обрадовался, совершенно успокоился, и тут же они снова стали играть. Одна из игр была -- писать друг другу слова на спине и разгадывать, что за слово тебе написали. Но потом оказалось, что сильно мешает рубашка. Тогда рассказчица сняла рубашку и легла спиной вверх на диван, а кузен стал писать у нее на спине чрезвычайно неприличные слова, которые они никогда еще не произносили вслух: задница, проститутка, груди. Она повторяла их шепотом. В общем, с такими играми они ужасно влюбились друг в друга -- хотя девочка уже давно влюбилась, просто я забыла это сказать, и мальчик, наверное, тоже -- и произвели у себя в убежище на чердаке, где стояла сломанная мебель, ритуал, который сами изобрели. Они расставили там свечи, надели тоги из простыней, закрепили как-то у себя на голове букеты роз или что-то такое, положили руку на Танах и поклялись Черной Могилой Гитлера, что никогда не женятся ни на ком, кроме друг друга, а потом мальчик раздавил ногой стакан (это часть местного свадебного обряда), и осколками этого стекла они порезались, достали таким образом кровь и подписались кровью под этой страшной клятвой. Потом убрали букеты, сняли тоги и попробовали заняться любовью -- кажется, получилось у них хорошо -- но тут пришел дядя Альфред. Бабушка с дедушкой уехали за покупками и забыли его предупредить, а он, как всегда, явился на чай. Дядя Альфред сказал, что так нельзя, в их годы, и ведь они двоюродные брат и сестра, может родиться ребенок с шестью пальцами на каждой руке или с поросячьим хвостом -- и что скажет бабушка -- но он обязан ей рассказать -- но он готов промолчать, если мальчик встретится с ним здесь же в это же время завтра, чтобы выслушать его лекцию о том, как плохо он поступил. Девочка закричала -- почему только он? -- а дядя Альфред сказал, что он считает его ответственным за это безобразие, тем более, с его способностями и с его интеллектом. Он ушел, и они тут же встали и дополнили клятву: поклялись Черной Могилой Гитлера, что даже если у них родится ребенок с шестью пальцами на каждой руке или с поросячьим хвостом, они будут любить его так же, как если бы у него было по пяти пальцев на каждой руке и никакого хвоста. После встречи с дядей Альфредом мальчик сбежал по лестнице, уткнулся девочке в живот и плакал, а на вопросы ее отвечал только: "Я убью его. Его надо убить." Она посмотрела ему в глаза и поняла, что дядя Альфред сегодня умрет. Сделали они вот что. Они изготовили яд из давленых слизняков, раскрошенных муравьев, высушенного и тоже раскрошенного собачьего кала, хвойной смолы и прочих смертельно ядовитых вещей -- у них, собственно, еще раньше был сделан яд, чтобы отравить банду злодеев, окопавшихся в фундаменте бакалеи. Роль девочки была в том, чтобы предложить бабушке, что она сама будет разливать чай, и положить туда яд. Все прошло хорошо. Девочка выбрала для дяди Альфреда большую черную кружку, положила туда пять ложек сахара и смертельный яд. Дядя Альфред съел три куска бабушкиного пирога, запил ядом, а дети сидели напротив в одном кресле и ждали, когда он упадет замертво. Но сначала он исполнил "Песнь о Земле" Малера -- очень красиво спел ее, потому что яд был, как видно, еще и волшебным зельем -- и уехал домой. Умер он на следующий день, в больнице: ему была назначена операция, и она прошла плохо. Дети чувствовали себя неловко и знали, что это всегда будет между ними и разделит их; бабушка тоже чувствовала себя нехорошо, и их развезли по домам. Рассказ, собственно, весь обращен к этому мальчику, двоюродному брату, перемежается какими-то деталями взрослой жизни, потому что это литература и поток сознания. Но, в общем, и это можно стерпеть. Некоторые детали важные тоже. |
| Saturday, December 14th, 2024 | ||
|
aculeata |
11:43p | В пещерах разума таинственных Растут тревожные цветы И корабли подходят к пристани, Как трехэтажные торты, Как с фотографий, сходят с палубы В красивых шляпках лица дам, Та покачнулась, та упала бы: Есть чем заняться господам. Стоят, подергивая брюшками, Вдоль трапа вязами растут, На дам, тряхнувших побрякушками, Глядят и руку подают, И близко всем освобождение: На камень с дамой в кружевах Ступают только на мгновение И рассыпаются во прах. |
|
aculeata |
11:48a | Второпях: во сне, очевидно, переживала приступ мизогинии, снилась поэзия, точнее, в стихах просто происходило все, в рифму. Записать успела хвост от хвоста А вас, души моей царицы, Идите в жопу навсегда, А сердце хочет утопиться, Да слишком жесткая вода Когда я записывала, исправила "упоиться" на "утопиться", а сейчас понимаю, что зря. Это, наверное, был просто такой укор, какие бывают в любви, но в роли переписчика я его не поняла. Переписчики же тупые все. |
| Thursday, December 12th, 2024 | ||
|
aculeata |
4:50p | Зима. Крестьянин торжествует: всего +22 градуса днем, можно выходить на улицу, особенно когда пасмурно. Местные ходят в зимних куртках, иногда в ватниках. Маркелову спасибо за все и жаль, что он умер. Помог мне, когда я репетиторствовала: симпатичные геометрические решения подбросил несколько раз. Во сне умереть хорошо, но лет тридцать можно было с этим и подождать.  |
| Thursday, December 5th, 2024 | ||
|
aculeata |
3:51a | творческие ограничения Сочиняем с С. песню. Он говорит: -- Мы с тобой творческие люди. Ты творческий человек и я творческий человек. Я уважаю твою творческую свободу. И у тебя, и у меня есть свои творческие ограничения. Например, ты пишешь "Дюймовочка", и я согласен, это идеально ложится в размер. Но у меня в этой музыкальной фразе посередине лежит пауза: "Дюймо - вочка". Вот я тебе играю и пою: "Дюймо / вочка" -- ты слышишь? получается херня. А вот если бы ты написала, допустим, не "Дюймо / вочка", а "Дерьмо / в очках", музыкальная пауза попала бы на место. Ты меня понимаешь? -- Да, -- говорю, -- Саша, ты -- творческий человек. Очки я опять раздавила даже не жопой почему-то, а локтем, но у меня есть еще. Хорошо, что получается песня про меня, а то другие ведь про других пишут, не понимают, скоты, что значит творчество. Хожу и напеваю себе под нос: "Ты опять грустишь во сне, Дерьмо в Очках..." Но каким образом другие не давят свои очки? |
| Tuesday, December 3rd, 2024 | ||
|
aculeata |
2:18p | Есть теория "английского юмора". В свое время праворадикальные евреи применяли к английским оккупантам (каковыми англичане себя вполне и считали) революционный террор. Бен-Гуриона, например, они называли коллаборационистом. Англичане истребляли их беспощадно, но для обеих сторон это было в порядке вещей. Так вот, мол, англичане, люди с долгой исторической памятью, уходя, (а) устроили так, что оккупантами стали называть тех самых евреев, что, вообще говоря, нетривиально, учитывая, что обещание Аллаха отдать евреям Иерусалим упоминает Коран; (б) бороться с означенной оккупацией, при полном одобрении прогрессивного человечества, принялись методами революционного терроризма, усовершенствованного в сторону исключительного зверства. Даже не знаю. Мне эта теория напоминает анекдот советских времен. -- В школе сказали: Ленин большой джигит был. -- Правду сказали, большой джигит был Ленин. -- У него была шашка гюрза, он нарубил ею без счета голов? -- У него не было шашки. -- У него был конь, самый быстрый, чтобы нагнать врага? -- У него не было коня. -- Тогда почему говорят о нем такие слова? -- Вот почему, сын. Когда-то давно у Ленина был старший брат. Но русские убили его брата. -- Вай, как он им отомстил! Я к тому, что если революционный терроризм взращивать в Оксфорде, он может решить не ехать далеко. OM Kromer: “В Oxford Union (Дискуссионное общество Оксфордского университета) состоялись очередные дебаты. В лучших английских традициях. Или не в самых лучших. На сей раз тема была «Израиль является государством апартеида, ответственным за геноцид». Как всегда, было 2 команды: согласная с тезисом и несогласная. Победила команда, поддерживающая это утверждение, 278 голосов против 59. Против Израиля выступили американский политолог и антиизраильский активист Норман Финкельштейн (не к ночи будь помянут), израильско-американский активист Мико Пелед, палестинско-американская писательница Сьюзан Абулхава и Мохаммед Эль-Курд, палестинский писатель и поэт. Команда, выступавшая в защиту Израиля, состояла из британского адвоката Наташи Хаусдорф из UK Lawyers for Israel, телеведущего Джонатана Сачердоти, Мосаба Хасана Юсефа, сына соучредителя ХАМАСа, и Йосефа Хаддада, израильского араба-христианина, известного своей произраильской активностью. Хаддад подробно описал произошедшее в своем акаунте в Х. Впечатления сильные. Вкратце так: 90% участников восхищаются Насраллой и Синваром и считают, что Израиль не имеет права на существование. Во время обсуждения звучали утверждения, что резня 7 октября - это героический акт угнетенного народа. Когда одна из присутствующих в зале заплакала из жалости к жителям Газы, Хаддад вытащил фотографию израильских заложников Юсефа и Хамзы аль-Зиядны, арабов-мусульман, и спросил, плачет ли она по ним тоже. Тут же к нему подскочил человек, схватил фотографию и бросил ее на пол, а другие начали ее топтать. Хаддад потребовал, чтобы их вывели из зала, и отказался продолжать обсуждение, пока это не произойдет. Председатель дебатов, настроенный явно антиизраильски и фактически сам принимавший участие в дебатах, решил удалить из зала самого Хаддада. Абсолютное большинство присутствовавших были иммигрантами или детьми иммигрантов с Ближнего Востока. Арабский в зале звучал чаще, чем английский. Хаддад написал, что с такой враждебностью и ненавистью можно было раньше столкнуться только в университете Дженина. Журналистка Эмили Шрейдер, которая сидела в зале, написала в X (сокращенный перевод): «Никогда в своей жизни я не видела, чтобы такая страшная, разжигаемая толпой необузданная ненависть к евреям поддерживалась и поощрялась одним из самых уважаемых учреждений в мировой академической среде. Дебаты напоминали процесс Дрейфуса, и они были намеренно устроены так, чтобы затруднить присутствие еврейских студентов. Произраильской стороне сообщили минимум информации, даже о том, где и когда, их известили в последний момент. … Мужество, проявленное Джонатаном Сакердоти, открывавшим дебаты, довело меня почти до слез. Его речь сопровождали насмешки и издевательства, постоянные прерывания, оскорбления, расистские высказывания, ругань и крики. Все это в попытке заставить замолчать одного гордого еврея, который отказывался молчать. Одна из самых отвратительных сцен, которые я когда-либо видела. … Когда говорил Йосеф Хаддад, начался полный беспредел, с большим количеством помех и оскорблений на арабском языке из аудитории. Женщина, сидевшая позади меня, все время ругала сионистов, громко, на весь зал. Председатель, который вопреки всем правилам и требованию беспристрастности, сам принимал участие в дебатах, отказался выгнать ее. Но когда Мосаб Хассан Юсеф заявил во время своей речи, что поведение палестинцев вызывает не уважение, а жалость, тот же председатель попытался удалить его за оскорбление палестинцев. Получается, что у них есть и право оскорблять евреев и сионистов, и право не быть оскорбленными. И все это время они утверждают, что просто добиваются равенства. Мосаб также подвергся нападкам со стороны председателя, других ораторов и аудитории за то, что он является “коллаборационистом”. Он объяснил, что его коллаборационизм состоял в сообщении о готовящемся теракте с участием смертника, нацеленном на мирных жителей, и спросил аудиторию, кто бы обратился в полицию, если бы они оказались в такой же ситуации. Только около 25% студентов подняли руки. 75% аудитории не сообщили бы полиции, если бы знали о готовящемся теракте, в результате которого погибнут мирные жители. Можете себе представить!? Это не пропалестинский активизм, это исламистский терроризм. ... Все время дебатов за дверями зала буйствовали антиизраильские активисты, призывая покончить с еврейским государством. В начале дебатов Мико Пелед и Мохаммед Эль Курд отказались пожать руки своим оппонентам, и все четверо членов антиизраильской команды отказались сделать традиционную фотографию с соперниками. Эль Курд покинул зал во время дебатов, кок только с ним начали спорить. На ужине они отказались сидеть с израильской командой. Жалкое, расистское, ребяческое поведение, полностью поддержанное Oxford Union». |
| Saturday, November 30th, 2024 | ||
|
aculeata |
4:30p | Мой лаптоп время от времени начинал действовать самостоятельно: открывать окна, отправлять файлы в разные места, но первым делом он всегда ставил громкость на максимум. Я в принципе привыкла, что приборы делают, что хотят, но это страшно мешало работать (не только мне, но и случайным получателям файлов). Я меняла батарейки у мыши, завела наконец проводную, отключила тачпад -- все без толку. В какой-то момент обнаружилась отчетливая корреляция с активностью сына В.: когда он возвращается из школы (поднимается по лестнице), открывает дверь в свою комнату, наконец, просто встает с кровати, лаптоп дается ёбу с размахом, от всей души. Сперва мы грешили на мобильные данные на Витькином телефоне, но отключать их не всегда помогало. Потом я решила, что у моего сына просто дурной характер. Но только что мы открыли, что всему виной Школьная Мышь. Это побитая мышь, которую В. носит в своем рюкзаке. Просто ей нравится мой лаптоп. |
|
aculeata |
2:23a | Читая таблички на могильных камнях, на дверях квартир, Листая кресты, как страницы, загибая углы, Пальцем по контурам букв, как по мокрой щеке, водил, Вертел зажигалкой, как маленьким глазом мглы, И вокруг шептались, разбужены, имена, Называя слова до того, как коснутся губ, Что Гекуба ему, удивлялись, зачем нужна, Для чего здесь ходит со списками тех Гекуб, Шел бы в каменный город, ведь скоро, уже вот-вот, Загорится небо, архивный склад обхватив, Захлестнет узор, в раздувшийся вдруг живот, Распуская петли, затянет весь нарратив, Ты не нужен нам, и мы тебе ни к чему, Задохнемся в подвалах, как в трюмах каменной лодки, Уходящей на дно по маршруту привычному, От кормы, от бедра, опьяняющей взгляд походкой. И заслышав шепот, он плачет от радости, Запускает по локоть в горящее небо руки, Где плывет узор и плавится нарратив, Лижет угли, вьется, пляшет язык науки. |
| Sunday, November 24th, 2024 | ||
|
aculeata |
12:57p | С борьбой за свободу ведь как -- как только движение становится массовым, присказки про свободу делаются ритуальными: это ее заклинают, чтобы она тихо сидела и никуда не выходила. Активисты с этого момента борются за право выбрать новую группу угнетаемых и ее угнетать, а угнетаемые -- за право делегировать свое решение относительно того, как и кого угнетать, активистам. Поэтому, если труба все же зовет, нужно заранее лишиться всех иллюзий как относительно угнетаемых, так и относительно будущих активистов. В частности, важно понимать, что угнетаемые -- тоже люди, хотя, как только начинаешь заботиться о них, намного проще думать о них, как о доверчивых плюшевых зайчиках, которые без тебя останутся под дождем. То есть, если угнетаемому нечего есть, он может украсть еду, и это он сделает потому, что он угнетаемый и других способов пообедать из его положения не видно. Если его освободить, возможно, найдет более эффективные способы. А если ему пришла фантазия расчленить супругу или прохожего, и он привел ее в исполнение -- то это уже не потому, что он угнетаемый. Если снять гнет с его плеч, а точнее, по нынешним временам, просто поддержать его и в этом (потому что он угнетаемый и для борьбы нужен только в таком качестве), он просто сможет осуществлять свою мечту чаще. Особенно если виновники, которых можно наказывать как угодно, уже назначены. Надо понимать, что это будет именно так. Наверное, нужно также понять, что активисты, которые присоединяются, когда движение стало модным, тоже люди. Но я пока что не знаю, как. |
| Saturday, November 23rd, 2024 | ||
|
aculeata |
8:52p | Луна, подковы вроде, Спит кверху головой, Моя подруга бродит Меж небом и землей, И сколько в ней иголок, И что скрипит кровать, Злой реаниматолог Не хочет рассказать. На землю, как на блюдце, Глядит из-под руки. Внизу друг к другу жмутся Земные огоньки И ждут ее решенья, От страха мельтеша: Сойдешь ли по ступеням, Вернешься ли, душа? И реаниматолог Притих, как тать и вор, Один среди иголок Свой трогает прибор, И синие ирисы Прозрачного стекла То отражают лица, То силуэт крыла. |
| Thursday, November 21st, 2024 | ||
|
p_k |
3:07p | Гомеостаз незламності "A gamper is a creature from my environment. I suppose he was attracted by your increased potentiality for avoiding risk, due to my protection." |
| Friday, November 15th, 2024 | ||
|
aculeata |
11:10p | Прочитала на иврите рассказ "Человек в шляпе". Написан от лица молодой матери, начинается примерно -- я убила человека, хотя, может, это был и не человек. Человек маленького роста в австрийской шляпе с пером ходил по тротуару и пугал женщин, которые везли ему навстречу детские коляски, спеша в детский сад или по иным делам. Он поднимал трость и быстро-быстро ее крутил. Так, что она свистела в воздухе. Было ясно, что он крайне опасен. Но на словах это передать нельзя: получается совсем не так, как если это увидеть. Когда он ходил, не был похож на человека: скорее, на инфернального клоуна. Героиня рассказывает, как она пожаловалась мужу, а тот сказал -- ну вели ему прекратить, или позвони в полицию, или убей его, в конце концов. Я, он сказал, полагаюсь на тебя: уверен, что ты разберешься. Героиня его не винит: он хороший человек. Когда она за него вышла замуж, уже беременной, ей не было девятнадцати, и вот теперь он хочет, чтобы она выросла, стала самостоятельной. Она работала, видимо, в его отделении большого книжного магазина, а теперь там работает другой женский клерк. А муж приезжает домой раз в неделю, поскольку он опять в армии, офицер. Служит на севере. Героиня любит тефтели. Ее мама родила ее в 46 лет, и трудно было поверить, чтобы, после всего, что она пережила (не сообщается, что именно, но тут сомневаться не приходится), она могла бы кого-нибудь родить. Что дальше случилось с мамой, никто не понимает, кроме самой героини. Мама была очень счастлива, что у нее родилась дочка, но все же ее печалило, что у дочки не будет, как у всех, молодой матери. И она тогда начала молодеть. Носить лакированные туфли и короткие платья. Над ней все смеялись, но она продолжала. Перестала молодеть, когда встретилась с дочкой на возрастной шкале: им обеим было к тому моменту по восемь лет. Но мама вырасти уже не смогла, так что так и осталась восьмилетней. Когда девушка шла под венец (хупу), она вела свою маму за руку, как ведут детей. Люди рождаются и умирают внезапно. Так и человек в шляпе с пером умер внезапно. Героиня все подготовила: обернула чем-то молоток и положила его в пакет с подгузниками и сменной одеждой. Привезла ребенка в детский сад пораньше, когда человек в шляпе еще не вышел на свой маршрут. Муж мог бы спросить, почему она не делала так каждый день? А она бы ответила: потому, Эрци (Арчи?), что Ури поздно ложится и поздно встает, и ей не кажется, что было бы правильно его будить. В его возрасте (три года) ему нужно много спать, чтобы он не вырос карликом. Муж спросил бы -- в таком случае, почему не приводить его позже, когда человек в шляпе с пером уже сошел со своего маршрута? Она бы ответила: потому, что воспитательница, встречая опоздавших матерей, укоряет их, и ее недовольство мог бы ощутить на себе и ребенок. Даже если бы этого не случилось: все ведь приходят в восемь тридцать, разве не нужно, чтобы Ури был как все? Так вот, отведя ребенка в сад, героиня зашла в кафе и выпила какао из машины. Увидев намеченную жертву издалека, выбросила пластиковый стаканчик и пошла следом. Человек в австрийской шляпе с пером даже не обернулся, угрозы он не почувствовал. Она убила его в подъезде, когда он вставлял ключ в замочную скважину. Молоток проломил череп с болезненно неприятным звуком: как бывает, если раздавить таракана. Опасный человек упал. Героиня понимала, что нужно бы ударить его еще раз, но побоялась, что ее стошнит. Всякая мать, утверждает героиня, любому человеку предпочтет своего ребенка. Если дать матери нож и сказать: сейчас закричит или твой ребенок, или чужой человек, ни одна не уронит нож на бетонный пол. Тут же она говорит: если бы пришлось посмотреть ему в глаза, у нее бы, наверное, не получилось ударить. Надо спросить мужа, офицера, смотрит ли он им в глаза. Когда муж позвонит, она все ему расскажет, но только ее печалит, что он, пожалуй, ей не поверит. Читая рассказ, я была уверена, что его написал какой-нибудь дядька крайне левых взглядов, в полемике с известным высказыванием Голды Меир: мир наступит, когда арабы будут любить своих детей так же, как мы любим своих. Но нет, автор -- Гаиль Харевен, женщина, известная писательница, чуть ли не бихейвиорист по образованию. Просто такой рассказ. (На самом деле, она сказала -- "... больше, чем они ненавидят нас", спасибо Р.Б., что поправил.) |
|
aculeata |
9:14a | Подборка стихов Лены Крайсберг про платья https://formasloff.ru/2024/11/15/lena-k Уже примерила листва Фонарный свет, закатный отблеск. Толпа догуливает отпуск. От моря тёмен путь и долог Сквозь неуютные места, Через опасные кварталы. А чайки следом: им всё мало. Известный в городе уролог Сегодня бросился с моста. |
| Wednesday, November 13th, 2024 | ||
|
aculeata |
8:50a | На лекции о биологических числах лектор привел пример. Ученик его приехал с семейством в Европу, и там, на мощеной улице с домами предготической архитектуры, лежала тыква. Небольшая Золушка, если б согласилась немного скрючиться, могла бы в ней поместиться. Оказалось, что в Интернете существует специальный сайт, где устраивают конкурс -- кто точнее угадает массу тыквы (без Золушки, но с аутентичной тыквенной внутренностью). Догадки высказывались самые разные и не умещались на экране. Тогда ученик воспользовался методом, который перенял у учителя. Он аккуратно проскроллил все экраны с догадками, перемножил все предлагаемые числа в килограммах и извлек из них среднее геометрическое. Результат отличался от измеренной массы на 0.1 % -- не знаю уж, с какой точностью ее измеряли. (Я лично, глядя на фото тыквы, ошиблась в два раза.) |