|
|
Пишет ivanov_petrov (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} ivanov_petrov)@ 2005-12-02 20:51:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
Начала мигать лампочка
Много лет я езжу одним и тем маршрутом троллейбуса. Несколько раз в год в нём несколько недель бывает один и тот же попрошайка. Маленького роста паренёк лет 30 (такой, что и мужичком не назовёшь), очень вежливый, смахивает на тронутого умом – но тихого. Он непрерывно говорит, рассказывает о своей жизни - и я давно знаю, что он с Алтая, из детского дома, что он не ворует, не пьет, не курит, а бродяжничает Христа ради, и просит кусочек хлебца или копеечку, и за всех добрых людей ставит свечки в храмах, поимённо перечисляемых. Он чист – и всегда рассказывает, что он не просто так, а ходит в гуманитарную баню, и там бреется, чтобы не было вшей. Долго и подробно перечисляет, как он ночует – чтобы было чистенько, свежую рубашечку не марает… Он рассказывает, что он инвалид детства, и о своих дальних поездках – он ездит от Прибалтики до Украины, в Питер и Москву, и везде бродяжничает, а люди добрые его накормят-напоят, иногда и конфетку дадут, он конфетки очень любит.
Характерна чёткая, чистая речь, без мата и жаргона – но простая, без «образованных» словечек. Характерно доведенное до механизма добродушие – он подчёркнуто вежлив, всегда уступит место женщине (если довелось присесть во время обхода троллейбуса). Никогда не ругается, в голосе не слышно злобы, всегда бодр и радостен. С удовольствием рассказывает о своих благодетелях – кто ему пиджак подарил совсем хороший почти, кто – свитерок. На естественные огрызания разных людей – иди работать! Бомжей понаехало! – реагирует всегда очень живо и любезно – затапливает словами. Опять рассказывает о себе, своих принципах – чтобы чистенько, никому не в горе, зла не делаю, не наркоман… Доказывает, что он не бомж, и если у кого под дверями и переночует, то грязи за собой не оставит, ни-ни, он часто моется в бане и носит чистенький половичок с собой, никому не в тягость. В подробном рассказе о себе не устает напоминать, как он рад Божьему миру, долгим дорогам, свободному перемещению и добрым людям, которые дают хлебца или копеечку.
Увидел я этого юродиво-нищего и сегодня. Он изменился. Общий абрис поведения тот же – но.. Часто стал повторять – я чистенький, не наркоман, не цыган, не кавказец какой. Повторяет – Москва, Москва… Люди очень злые… Часто говорит теперь: я – бомж, да, я – бомж, что же мне делать. Все злые-презлые… С остервенинием произносит фразу – ну не могу я работать, не могу, я слабосильный, инвалид детства, меня малолетки побили, малолетки, а я им даже сделать ничего не мог, даже отпор дать не мог, а ведь малолетки, так больно…
Вчера я впервые услышал, что он матерится. Теперь он всё чаще повторяет – было б всё вокруг бесплатное, как было бы хорошо, а так всё денег стоит, больших денег, как же тяжело… Раньше он говорил о деньгах только когда просил – свою копеечку. Теперь же всё больше о том, как всё дорого и ничего нет бесплатного. Среди заученного, ставшего еще более механичным причитания - хлебца, конфетку и храмы-свечки – прорывается: злые, злые, какая же жизнь тяжелая, когда же я сдохну. Вместо бодрого и юродиво-простодушного призыва помочь – слышно: я с Алтая, там хлебушек родится, а вы его едите, москвичи, вы же все здесь коренные, вы тот хлеб едите, вкусный хлебушек…
Собственно, всё. Менее всего мне хотелось бы обсуждать слёзные проблемы – ах, как тяжко жить на Руси и в злой Москве. И если про помощь этому желателю бесплатного мира – тоже: троллейбус ходит по Ленинскому проспекту из конца в конец, желающие могут отправиться туда, а не в ЖЖ описывать, как же помочь именно этому человеку. Я, собственно, вне этих чувств – и только про лампочку. Много лет я видел её на замершем пульте, тусклую, спокойную. А теперь вот замерцала. Сигнал подаёт. Хотя, конечно, это всего лишь одна маленькая лампочка – а на пульте их вон сколько…
Много лет я езжу одним и тем маршрутом троллейбуса. Несколько раз в год в нём несколько недель бывает один и тот же попрошайка. Маленького роста паренёк лет 30 (такой, что и мужичком не назовёшь), очень вежливый, смахивает на тронутого умом – но тихого. Он непрерывно говорит, рассказывает о своей жизни - и я давно знаю, что он с Алтая, из детского дома, что он не ворует, не пьет, не курит, а бродяжничает Христа ради, и просит кусочек хлебца или копеечку, и за всех добрых людей ставит свечки в храмах, поимённо перечисляемых. Он чист – и всегда рассказывает, что он не просто так, а ходит в гуманитарную баню, и там бреется, чтобы не было вшей. Долго и подробно перечисляет, как он ночует – чтобы было чистенько, свежую рубашечку не марает… Он рассказывает, что он инвалид детства, и о своих дальних поездках – он ездит от Прибалтики до Украины, в Питер и Москву, и везде бродяжничает, а люди добрые его накормят-напоят, иногда и конфетку дадут, он конфетки очень любит.
Характерна чёткая, чистая речь, без мата и жаргона – но простая, без «образованных» словечек. Характерно доведенное до механизма добродушие – он подчёркнуто вежлив, всегда уступит место женщине (если довелось присесть во время обхода троллейбуса). Никогда не ругается, в голосе не слышно злобы, всегда бодр и радостен. С удовольствием рассказывает о своих благодетелях – кто ему пиджак подарил совсем хороший почти, кто – свитерок. На естественные огрызания разных людей – иди работать! Бомжей понаехало! – реагирует всегда очень живо и любезно – затапливает словами. Опять рассказывает о себе, своих принципах – чтобы чистенько, никому не в горе, зла не делаю, не наркоман… Доказывает, что он не бомж, и если у кого под дверями и переночует, то грязи за собой не оставит, ни-ни, он часто моется в бане и носит чистенький половичок с собой, никому не в тягость. В подробном рассказе о себе не устает напоминать, как он рад Божьему миру, долгим дорогам, свободному перемещению и добрым людям, которые дают хлебца или копеечку.
Увидел я этого юродиво-нищего и сегодня. Он изменился. Общий абрис поведения тот же – но.. Часто стал повторять – я чистенький, не наркоман, не цыган, не кавказец какой. Повторяет – Москва, Москва… Люди очень злые… Часто говорит теперь: я – бомж, да, я – бомж, что же мне делать. Все злые-презлые… С остервенинием произносит фразу – ну не могу я работать, не могу, я слабосильный, инвалид детства, меня малолетки побили, малолетки, а я им даже сделать ничего не мог, даже отпор дать не мог, а ведь малолетки, так больно…
Вчера я впервые услышал, что он матерится. Теперь он всё чаще повторяет – было б всё вокруг бесплатное, как было бы хорошо, а так всё денег стоит, больших денег, как же тяжело… Раньше он говорил о деньгах только когда просил – свою копеечку. Теперь же всё больше о том, как всё дорого и ничего нет бесплатного. Среди заученного, ставшего еще более механичным причитания - хлебца, конфетку и храмы-свечки – прорывается: злые, злые, какая же жизнь тяжелая, когда же я сдохну. Вместо бодрого и юродиво-простодушного призыва помочь – слышно: я с Алтая, там хлебушек родится, а вы его едите, москвичи, вы же все здесь коренные, вы тот хлеб едите, вкусный хлебушек…
Собственно, всё. Менее всего мне хотелось бы обсуждать слёзные проблемы – ах, как тяжко жить на Руси и в злой Москве. И если про помощь этому желателю бесплатного мира – тоже: троллейбус ходит по Ленинскому проспекту из конца в конец, желающие могут отправиться туда, а не в ЖЖ описывать, как же помочь именно этому человеку. Я, собственно, вне этих чувств – и только про лампочку. Много лет я видел её на замершем пульте, тусклую, спокойную. А теперь вот замерцала. Сигнал подаёт. Хотя, конечно, это всего лишь одна маленькая лампочка – а на пульте их вон сколько…
