|
|
Пишет ivanov_petrov (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} ivanov_petrov)@ 2007-05-06 10:00:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
Наука и магия: раздел рациональности на сферы влияния
Текст начала 90-х годов обнаружился в компе. Видимо, это были черновые заметки к статье, до которой потом не дошли руки.
Существует удивительный феномен современного мира - рост веры в магию, расцвет различного рода сект и мистических практик наряду с потерей наукой ее лидирующего положения в духовном мире современного человека. Судя по анкетным опросам населения, вера в чертовщину колдовство, ясновидение, ворожбу и т.д. распространена преимущественно среди интеллектуалов и хорошо коррелирует с уровнем образования. Доля верующих во все это среди всего населения превышает 50 процентов, а среди образованных людей этот процент гораздо выше. И это - данные по Германии, Англии, Франции.
Почему это происходит? Ведь наука добилась небывалых достижений, ее применения вошли в обыденную жизнь всех людей. В племенах еще сохранившихся на Земле людоедов на Новой Гвинее люди, никогда не видевшие белого человека, не мыслят себе жизни без магнитофона. А в самых образованных странах мира, странах "севера", процветает века в астрологию и хиромантию, языческие культы и вызывание бесов.
Какая же сила способна потеснить науку? Наука победила самые значительные силы современности: перед ней отступила церковь, ее взяло под крыло государство. Вся мощь современного государства вливается в науку, которая стала теперь не синонимом "общей образованности", а "производственной силой". Возникла государственная наука. Сила, способная потеснить потребность души в истине. Современная наука до смешного мало дает человеческой душе. Это признают и сами ученые, старательно адресуя все запросы души к "смежникам" - религии, философии, искусству и т.д.
Ю. Шрейдер (статья в ВИЕТ) утверждает, что существуют две истины, которые делят культуру на сферы влияния. Это истины религии и науки. Это очень старая точка зрения и в этом смысле очень почтенная. Но не является ли она интеллектуально ущербной? Знаменитый исследователь средних веков Панофский указывал, что даже в "темные" века эту позицию не высказывали впрямую, эта точка зрения возникала скорее от бессилия примирить догмы. Концепция "двух истин" - это эмоционально честная позиция, но о честности интеллектуальной этого не скажешь...
Как оказалось возможным такое положение?
Ответ лежит в характерных чертах современной культуры, той самой научно-технической культуры, которая порождена научным знанием нового времени.
Наука сегодня
Характерный факт: в англо-американской культуре существует некая традиция, которую можно назвать "запретом на мышление". Например, не так давно в журнале "Природа" была опубликована статья редактора журнала Nature. В этой статье поясняются для русских авторов требования к статьям, предъявляемые в научных и научно-популярных журналах западного мира. Общий смысл статьи состоит в том, что не надо затрагивать место обсуждаемой далее проблемы в системе научного знания, давать историю вопроса: не по чину, это сделают другие, кому положено. Не надо в обсуждении указывать, что полученные результаты дают для решения проблемы. Надо только одно: четко изложить экспериментальные данные, сравнить их с полученными другими авторами по сходной методике результатами и на этом успокоиться.
Кто же "другие", которые будут всему этому эмпирическому материалу искать место под солнцем знания? Это "заслуженные профессора", люди, облеченные знаниями, опытом и влиянием. Вроде бы разумная идея, но вот одно только - эти опытные и знающие появляются ведь в том же научном сообществе. Если человеку до 60 лет запрещать иметь собственное мнение по изучаемому им же вопросу, непонятно, откуда у него к 60 появится осмысленная точка зрения по данному вопросу.
Коллективное мышление
Можно долго приводить и другие симптомы, характеризующие "запрет на мышление": коллективность работы, невнимание к публикациям, которые появились более трех лет назад и т.д. Достаточно известно, что в англо-американской науке не принято читать никого, кроме работ, опубликованных на английском. Этот языковой барьер сопровождается наивной уверенностью, что вся наука делается в Америке. В результате происходит крах идеала всемирности науки, демократического научного идеала. В XIX веке полагали, что в науке осуществляется содружество наций, великих и равных, каждая из которых вносит посильный вклад... Ныне возник всемирный язык образованный людей - английский (через примерно восемьсот лет после того, как пал предыдущий всемирный язык республики ученых - латынь).
Здесь возникают очень интересные историко-научные тематики. Например, как возникла такая характернейшая для современности форма научной работы, как научная статья с множеством авторов. Это ведь было не всегда принято, более того, это было совсем не принято. Научная работа считалась плодом мысли, а как возможна коллективная мысль? Соавторство в научных работах встречалось так же редко, как и коллективное авторство в художественной литературе. Перелом произошел совсем недавно, уже после второй мировой войны. Зачин положил итальянский физик Ферми. Бедная Италия не могла полностью финансировать работы его лаборатории, и ему пришлось ввести разделение труда. Одни сотрудники бегали по рынку и искали клей, бумагу, необходимые инструменты. Другие делали лабораторные статьи и приборы. Третьи обдумывали эксперименты, четвертые писали статьи... А ведь без того, кто стоял в очередях за бумагой, статья тоже не могла появиться на свет. Справедливый Ферми ввел правило: даже над заметкой в несколько строк, вышедшей из его лаборатории, красовалось по 30-40 фамилий - все сотрудники, причастные к производственному процессу создания статьи. Потом Ферми с частью сотрудников перебрался в США, и подобная форма работы привилась.
При этом не следует полагать, что "глупые" американцы создали некий антиинтеллектуальный стиль, а "умные", скажем, французы или русские ему не подвержены. Англо-американская культура в современном мире является новой всемирной культурой, такой же основой всемирной культуры, какой римская (латинская) культура была для всего средневековья. Поэтому если где-то в России массовое сознание еще не привилось до конца и иногда мыслят не коллективы, а все еще по старинке индивиды, то это только в силу отсталости. Всемирная культура навязывает свой стиль интеллектуальной жизни всему миру.
Орден науковцев
Полани писал о монашеским идеале науки. Ученые как бы составляют некий орден со своими правилами поведения. Например, в XIX веке кодекс этого "ордена" запрещал написание ученым художественный произведений ("несолидно, батенька..."), участие ученого в торговых операциях ("не пачкайте свое имя, милейший...").
Сейчас эти негласные границы поведения ученого несколько сместились. В связи с симптомом распространения грантовой системы запрет на продажу интеллектуальной собственности сильно побледнел, скорее, возникает уже иной ментальный слой: если ты такой умный, почему ты не продашь свой ум и не станешь богатым? Но появились и новые запреты.
В частности, это уже упомянутый антиинтеллектуализм. В XIX веке полагалось несомненным, что наука является областью деятельности интеллектуальной. Поэтому и процвела наука в России: дворяне и разночинцы, задававшие моды в обществе, не могли идти в "грязные" области торговли и предосудительного в глазах общественности государственного служения. Они шли в "чистую" область: наука, культура. Сейчас тезис об интеллектуализме науки уже не столь бесспорен: труд производственный стал высокопрофессиональным и сблизился с трудом "инженерным", а научный процесс стал в значительной степени напоминать производственную деятельность. Недаром в качестве симптома возникла теория научного знания, развиваемая Г.П. Щедровицким. В этой теории утверждается, что наука есть деятельность по производству... истины. Существует определенным образом (по законам теории систем) организованная "машина мышления", "вычислительный процесс", и то, что в результате этого процесса получается как готовый продукт, и следует называть истиной.
На "периферии" англо-американского мира сохраняются еще кустарные способы работы головой. В этом смысле поучительна составленная В. Турчиным в книге "Инерция страха" таблица научных достижений: из этой таблицы можно было видеть, что советские ученые лидировали в тех областях знания, где важны были индивидуальные усилия. Как только требовались коллективные усилия многих умов, некая организация исследовательского процесса, как мы сразу же и отставали. Например, по сю пору за границей чрезвычайно ценится русская математическая школа, программирование. Во многих областях биологического знания созданы теории, не имеющие аналогов в других культурных регионах. Можно выделить таким образом интеллектоемкие области. За американской культурой остается признанное лидерство в техноемких областях, где требуются капиталовложения и организация: космос, ядерная физика, биохимия, короче, то, что сейчас считается основой науки ХХ века.
Следует заметить, что характер науки изменился. Наш век - эпоха НТР, но это революция не столько научная, сколько техническая. Наука не является больше ведущей интеллектуальной силой, которая дает основы мировоззрения. Сейчас наука - инструмент технического развития, материального прогресса. В этом смысле "научные сотрудники" - не ученые, а науковцы.
Французский философ Башляр провозгласил в качестве мировоззрения современности "новый рационализм". Этот "новый" как раз мировоззренчески не состоялся. "Новый рационализм" понимается как технический, научно-производственный. Рационализм ныне не думается головой, а делается коллективным трудом миллионов рук. Новое в этом рационализме - новизна сложных теxнологий, это рациональность "знаю как", умение, а не знание.
В результате сложилась ситуация, когда наука не имеет права претендовать на решение мировоззренческих вопросов, не имеет права спорить с паранаукой (экстрасенсами и т.д.). Историк средневековья Хейзинга утверждал, что наука не дает мировоззрения, не дает ясной картины мира, и поэтому наука и проигрывает в состязании за души с любой системой, отвечающей на мировоззренческие вопросы.
Поэтому понятно, что если наука хочет остаться ведущей интеллектуальной силой и справиться с поставленными перед ней задачами, она должна вновь стать областью интеллектуальной деятельности, а не набором технических приемов.
Нехоженые пути
Что же это означает - наука должна (вновь?) стать областью интеллектуальной деятельности? Ответ на этот вопрос непосилен для одного - его может найти только научное сообщество в целом. Однако можно представить себе те пути, на которых может быть отыскан утерянный наукой разум. Сила естественнонаучного исследования - доказательность. Лингвист Мейе (цит. по: Гийом) даже утверждал, что наука ищет не истины, а доказательства.
Может быть, обрести разум помогут симптомы сходства и отличия науки от паранаучных "вер". Так, обычно полагается, что наука демократична, т.е. в принципе доступна пониманию каждого, паранаука же ориентируется на элитаризм "посвященных". Так ли это? Реально специализированность научного знания настолько высока, что требуются многие годы упорного труда, чтобы профессионально разбираться в тех вопросах, которые решает наука. И в паранауке можно подниматься по ступеням посвящения. Возможно, ответ заключен в большей ясности методологических принципов науки? Чтобы легче и быстрее ее понимать? Вряд ли. Может быть, дело в принципиальной реформе образования, которое устарело и не может служить связующим мостом между "обыденным" знанием и знанием научным? Дело наверное в этом, но это по крайней мере лишь одна из причин.
Обычно полагают, что паранаука гордится элитарностью своих избранных и не терпит инакомыслия, а наука - скромная труженица. Паранаука убеждает тех, кто хочет поверить, наука способна убедить и тех, кто верить не хочет. В этом смысле наука принудительна: куда она проникает, нет места другим системам мышления. Поэтому, вопреки обыденным восхвалениям, наука вовсе не так скромна в своих претензиях: она подходит к проблемам как госпожа, ее слова - решения. Нельзя сказать, что научные обобщения не подлежат критике, но научные обобщения подлежат только научной критике. В этом смысле наука замкнута и самодостаточна. Может быть, наука еще недостаточно свободна? Свободным, как известно, можно быть только в окружении свободных. Может быть, принятый в науке метод обращения с фактами ведет к возникновению указанных выше неприятных черт в характере науки?
Островок знания
Не хотелось бы завершать рассуждение на столь печальной ноте. Поэтому можно обратить внимание на одну черту, которая до сих пор не привлекала нашего внимания. А все ли науки в равной мере склоняются в сторону, куда дует ветер современности?
Крупнейшие современные мистики являются профессионалами в науке: К. Кастанеда в 1970 получил докторскую степень по этнологии, Дж. Харнер - шаман-практик, лектор университета, этнограф, психолог, доктор наук, разумеется. Можно утверждать (если очень хочется), что они вне науки, но институционально - в ней.
То же - в психоанализе. Представить современную психологию без психоанализа нельзя, и четко отделить психоаналитические методики от "мистических" тоже не удается. Так, например, отец психоанализа долгое время опасался умереть в 51 год. Мысль эту внушил ему ближайший друг, Вильгельм Флис, дипломированный врач-отоларинголог, которому удалось свести все важнейшие в человеческой жизни даты к числам 28 и 23, интерпретированным им как продолжительность "женского и мужского циклов".
При этом Флис обычно использовал производные обоих ключевых чисел, которые он в зависимости от ситуации складывал или вычитал. Подобные изыскания настолько очаровали Фрейда, что своего друга, от которого, судя по всему, он сам долго находился в настоящей психологической зависимости, он провозгласил "Кеплером в биологии".
Работы современных мастеров "глубинной психологии" неотделимы от "магической системы мира". Грооф составил карту мистических уровней человеческого сознания как карту ментального мира. Лилли пришел к сходным результатам при работе с психоделическими веществами. В современном 4-х томном издании, отражающем изучение проблем бессознательного, приковывают внимание работы типа "Четыре доказанных случая перевоплощения из Индии". Прониковение в современную медицину целительства и магии в свете вездесущих реклам в комментариях не нуждается.
Примеры такого рода можно умножить, но интереснее задаться вопросом: а есть ли области науки, где этого дела поменьше? Пожалуй, есть. Среди бушующего моря "магических энергий", "влияния астрала" и вампирических биополей остался еще островок естественных наук. Несомненно, и там встречаются "родимые пятна" современности, но все же в несколько меньшем количестве. Среди физиков и биологов, может быть, ничуть не меньше людей, которые живо обсуждают влияние звезд на снижение зарплаты и неудачи в любви, но в своей профессиональной деятельности им эти свои знания пока использовать затруднительно.
"Достаточные условия для такого изучения системы Человек-Природа-Общество есть, так как в ХХ веке имело место бурное развитие целого ряда направлений наук, которые оказались непосредственно и косвенно связаны м раскрытием феномена человека во всей его многосложности. Кроме известных 500 естественных и 300 гуманитарных наук к проблемам человека вплотную приблизились техника и технология, а также такие новые науки, как биофизика, нейрофизиология, синергетика, биометеорология, биоритмология, психофизиология, физика элементарных частиц, биокосмология, которые вторглись в области сведений о человеке, до них поступавших из так называемых псевдонаук типа парапсихологии, астрологии и оккультных учений. Комплексное знание о Человеке как подсистеме в системе Человек-Природа-Общество есть веление времени." - точка зрения проф. Железнова, по Н.Н. Моисееву; т.е.: наука повторяет, находит те знания, которые другими методами давно доставала магия.
Островок естественных наук оказался самым прочным в здании науки. Почему? Может быть, потому что наука нового времени начиналась с развития естественных наук, это, так сказать, ее исконная вотчина, последний бастион надежды. А может быть, бережет сферу рациональности натурализм, связь с природой. Сфера фантазий отделена от сферы реальности, как известно, немногим - материей. В фантазии можно думать, как хочешь. Материальная реальность учит человека думать правильно - иначе нос расшибешь. Может быть, и для других наук путь к рациональности лежит через возвращение к натуралистической парадигме? Может быть, законы рационального мышления помогут работать и психологу, и поэту?
Текст начала 90-х годов обнаружился в компе. Видимо, это были черновые заметки к статье, до которой потом не дошли руки.
Существует удивительный феномен современного мира - рост веры в магию, расцвет различного рода сект и мистических практик наряду с потерей наукой ее лидирующего положения в духовном мире современного человека. Судя по анкетным опросам населения, вера в чертовщину колдовство, ясновидение, ворожбу и т.д. распространена преимущественно среди интеллектуалов и хорошо коррелирует с уровнем образования. Доля верующих во все это среди всего населения превышает 50 процентов, а среди образованных людей этот процент гораздо выше. И это - данные по Германии, Англии, Франции.
Почему это происходит? Ведь наука добилась небывалых достижений, ее применения вошли в обыденную жизнь всех людей. В племенах еще сохранившихся на Земле людоедов на Новой Гвинее люди, никогда не видевшие белого человека, не мыслят себе жизни без магнитофона. А в самых образованных странах мира, странах "севера", процветает века в астрологию и хиромантию, языческие культы и вызывание бесов.
Какая же сила способна потеснить науку? Наука победила самые значительные силы современности: перед ней отступила церковь, ее взяло под крыло государство. Вся мощь современного государства вливается в науку, которая стала теперь не синонимом "общей образованности", а "производственной силой". Возникла государственная наука. Сила, способная потеснить потребность души в истине. Современная наука до смешного мало дает человеческой душе. Это признают и сами ученые, старательно адресуя все запросы души к "смежникам" - религии, философии, искусству и т.д.
Ю. Шрейдер (статья в ВИЕТ) утверждает, что существуют две истины, которые делят культуру на сферы влияния. Это истины религии и науки. Это очень старая точка зрения и в этом смысле очень почтенная. Но не является ли она интеллектуально ущербной? Знаменитый исследователь средних веков Панофский указывал, что даже в "темные" века эту позицию не высказывали впрямую, эта точка зрения возникала скорее от бессилия примирить догмы. Концепция "двух истин" - это эмоционально честная позиция, но о честности интеллектуальной этого не скажешь...
Как оказалось возможным такое положение?
Ответ лежит в характерных чертах современной культуры, той самой научно-технической культуры, которая порождена научным знанием нового времени.
Наука сегодня
Характерный факт: в англо-американской культуре существует некая традиция, которую можно назвать "запретом на мышление". Например, не так давно в журнале "Природа" была опубликована статья редактора журнала Nature. В этой статье поясняются для русских авторов требования к статьям, предъявляемые в научных и научно-популярных журналах западного мира. Общий смысл статьи состоит в том, что не надо затрагивать место обсуждаемой далее проблемы в системе научного знания, давать историю вопроса: не по чину, это сделают другие, кому положено. Не надо в обсуждении указывать, что полученные результаты дают для решения проблемы. Надо только одно: четко изложить экспериментальные данные, сравнить их с полученными другими авторами по сходной методике результатами и на этом успокоиться.
Кто же "другие", которые будут всему этому эмпирическому материалу искать место под солнцем знания? Это "заслуженные профессора", люди, облеченные знаниями, опытом и влиянием. Вроде бы разумная идея, но вот одно только - эти опытные и знающие появляются ведь в том же научном сообществе. Если человеку до 60 лет запрещать иметь собственное мнение по изучаемому им же вопросу, непонятно, откуда у него к 60 появится осмысленная точка зрения по данному вопросу.
Коллективное мышление
Можно долго приводить и другие симптомы, характеризующие "запрет на мышление": коллективность работы, невнимание к публикациям, которые появились более трех лет назад и т.д. Достаточно известно, что в англо-американской науке не принято читать никого, кроме работ, опубликованных на английском. Этот языковой барьер сопровождается наивной уверенностью, что вся наука делается в Америке. В результате происходит крах идеала всемирности науки, демократического научного идеала. В XIX веке полагали, что в науке осуществляется содружество наций, великих и равных, каждая из которых вносит посильный вклад... Ныне возник всемирный язык образованный людей - английский (через примерно восемьсот лет после того, как пал предыдущий всемирный язык республики ученых - латынь).
Здесь возникают очень интересные историко-научные тематики. Например, как возникла такая характернейшая для современности форма научной работы, как научная статья с множеством авторов. Это ведь было не всегда принято, более того, это было совсем не принято. Научная работа считалась плодом мысли, а как возможна коллективная мысль? Соавторство в научных работах встречалось так же редко, как и коллективное авторство в художественной литературе. Перелом произошел совсем недавно, уже после второй мировой войны. Зачин положил итальянский физик Ферми. Бедная Италия не могла полностью финансировать работы его лаборатории, и ему пришлось ввести разделение труда. Одни сотрудники бегали по рынку и искали клей, бумагу, необходимые инструменты. Другие делали лабораторные статьи и приборы. Третьи обдумывали эксперименты, четвертые писали статьи... А ведь без того, кто стоял в очередях за бумагой, статья тоже не могла появиться на свет. Справедливый Ферми ввел правило: даже над заметкой в несколько строк, вышедшей из его лаборатории, красовалось по 30-40 фамилий - все сотрудники, причастные к производственному процессу создания статьи. Потом Ферми с частью сотрудников перебрался в США, и подобная форма работы привилась.
При этом не следует полагать, что "глупые" американцы создали некий антиинтеллектуальный стиль, а "умные", скажем, французы или русские ему не подвержены. Англо-американская культура в современном мире является новой всемирной культурой, такой же основой всемирной культуры, какой римская (латинская) культура была для всего средневековья. Поэтому если где-то в России массовое сознание еще не привилось до конца и иногда мыслят не коллективы, а все еще по старинке индивиды, то это только в силу отсталости. Всемирная культура навязывает свой стиль интеллектуальной жизни всему миру.
Орден науковцев
Полани писал о монашеским идеале науки. Ученые как бы составляют некий орден со своими правилами поведения. Например, в XIX веке кодекс этого "ордена" запрещал написание ученым художественный произведений ("несолидно, батенька..."), участие ученого в торговых операциях ("не пачкайте свое имя, милейший...").
Сейчас эти негласные границы поведения ученого несколько сместились. В связи с симптомом распространения грантовой системы запрет на продажу интеллектуальной собственности сильно побледнел, скорее, возникает уже иной ментальный слой: если ты такой умный, почему ты не продашь свой ум и не станешь богатым? Но появились и новые запреты.
В частности, это уже упомянутый антиинтеллектуализм. В XIX веке полагалось несомненным, что наука является областью деятельности интеллектуальной. Поэтому и процвела наука в России: дворяне и разночинцы, задававшие моды в обществе, не могли идти в "грязные" области торговли и предосудительного в глазах общественности государственного служения. Они шли в "чистую" область: наука, культура. Сейчас тезис об интеллектуализме науки уже не столь бесспорен: труд производственный стал высокопрофессиональным и сблизился с трудом "инженерным", а научный процесс стал в значительной степени напоминать производственную деятельность. Недаром в качестве симптома возникла теория научного знания, развиваемая Г.П. Щедровицким. В этой теории утверждается, что наука есть деятельность по производству... истины. Существует определенным образом (по законам теории систем) организованная "машина мышления", "вычислительный процесс", и то, что в результате этого процесса получается как готовый продукт, и следует называть истиной.
На "периферии" англо-американского мира сохраняются еще кустарные способы работы головой. В этом смысле поучительна составленная В. Турчиным в книге "Инерция страха" таблица научных достижений: из этой таблицы можно было видеть, что советские ученые лидировали в тех областях знания, где важны были индивидуальные усилия. Как только требовались коллективные усилия многих умов, некая организация исследовательского процесса, как мы сразу же и отставали. Например, по сю пору за границей чрезвычайно ценится русская математическая школа, программирование. Во многих областях биологического знания созданы теории, не имеющие аналогов в других культурных регионах. Можно выделить таким образом интеллектоемкие области. За американской культурой остается признанное лидерство в техноемких областях, где требуются капиталовложения и организация: космос, ядерная физика, биохимия, короче, то, что сейчас считается основой науки ХХ века.
Следует заметить, что характер науки изменился. Наш век - эпоха НТР, но это революция не столько научная, сколько техническая. Наука не является больше ведущей интеллектуальной силой, которая дает основы мировоззрения. Сейчас наука - инструмент технического развития, материального прогресса. В этом смысле "научные сотрудники" - не ученые, а науковцы.
Французский философ Башляр провозгласил в качестве мировоззрения современности "новый рационализм". Этот "новый" как раз мировоззренчески не состоялся. "Новый рационализм" понимается как технический, научно-производственный. Рационализм ныне не думается головой, а делается коллективным трудом миллионов рук. Новое в этом рационализме - новизна сложных теxнологий, это рациональность "знаю как", умение, а не знание.
В результате сложилась ситуация, когда наука не имеет права претендовать на решение мировоззренческих вопросов, не имеет права спорить с паранаукой (экстрасенсами и т.д.). Историк средневековья Хейзинга утверждал, что наука не дает мировоззрения, не дает ясной картины мира, и поэтому наука и проигрывает в состязании за души с любой системой, отвечающей на мировоззренческие вопросы.
Поэтому понятно, что если наука хочет остаться ведущей интеллектуальной силой и справиться с поставленными перед ней задачами, она должна вновь стать областью интеллектуальной деятельности, а не набором технических приемов.
Нехоженые пути
Что же это означает - наука должна (вновь?) стать областью интеллектуальной деятельности? Ответ на этот вопрос непосилен для одного - его может найти только научное сообщество в целом. Однако можно представить себе те пути, на которых может быть отыскан утерянный наукой разум. Сила естественнонаучного исследования - доказательность. Лингвист Мейе (цит. по: Гийом) даже утверждал, что наука ищет не истины, а доказательства.
Может быть, обрести разум помогут симптомы сходства и отличия науки от паранаучных "вер". Так, обычно полагается, что наука демократична, т.е. в принципе доступна пониманию каждого, паранаука же ориентируется на элитаризм "посвященных". Так ли это? Реально специализированность научного знания настолько высока, что требуются многие годы упорного труда, чтобы профессионально разбираться в тех вопросах, которые решает наука. И в паранауке можно подниматься по ступеням посвящения. Возможно, ответ заключен в большей ясности методологических принципов науки? Чтобы легче и быстрее ее понимать? Вряд ли. Может быть, дело в принципиальной реформе образования, которое устарело и не может служить связующим мостом между "обыденным" знанием и знанием научным? Дело наверное в этом, но это по крайней мере лишь одна из причин.
Обычно полагают, что паранаука гордится элитарностью своих избранных и не терпит инакомыслия, а наука - скромная труженица. Паранаука убеждает тех, кто хочет поверить, наука способна убедить и тех, кто верить не хочет. В этом смысле наука принудительна: куда она проникает, нет места другим системам мышления. Поэтому, вопреки обыденным восхвалениям, наука вовсе не так скромна в своих претензиях: она подходит к проблемам как госпожа, ее слова - решения. Нельзя сказать, что научные обобщения не подлежат критике, но научные обобщения подлежат только научной критике. В этом смысле наука замкнута и самодостаточна. Может быть, наука еще недостаточно свободна? Свободным, как известно, можно быть только в окружении свободных. Может быть, принятый в науке метод обращения с фактами ведет к возникновению указанных выше неприятных черт в характере науки?
Островок знания
Не хотелось бы завершать рассуждение на столь печальной ноте. Поэтому можно обратить внимание на одну черту, которая до сих пор не привлекала нашего внимания. А все ли науки в равной мере склоняются в сторону, куда дует ветер современности?
Крупнейшие современные мистики являются профессионалами в науке: К. Кастанеда в 1970 получил докторскую степень по этнологии, Дж. Харнер - шаман-практик, лектор университета, этнограф, психолог, доктор наук, разумеется. Можно утверждать (если очень хочется), что они вне науки, но институционально - в ней.
То же - в психоанализе. Представить современную психологию без психоанализа нельзя, и четко отделить психоаналитические методики от "мистических" тоже не удается. Так, например, отец психоанализа долгое время опасался умереть в 51 год. Мысль эту внушил ему ближайший друг, Вильгельм Флис, дипломированный врач-отоларинголог, которому удалось свести все важнейшие в человеческой жизни даты к числам 28 и 23, интерпретированным им как продолжительность "женского и мужского циклов".
При этом Флис обычно использовал производные обоих ключевых чисел, которые он в зависимости от ситуации складывал или вычитал. Подобные изыскания настолько очаровали Фрейда, что своего друга, от которого, судя по всему, он сам долго находился в настоящей психологической зависимости, он провозгласил "Кеплером в биологии".
Работы современных мастеров "глубинной психологии" неотделимы от "магической системы мира". Грооф составил карту мистических уровней человеческого сознания как карту ментального мира. Лилли пришел к сходным результатам при работе с психоделическими веществами. В современном 4-х томном издании, отражающем изучение проблем бессознательного, приковывают внимание работы типа "Четыре доказанных случая перевоплощения из Индии". Прониковение в современную медицину целительства и магии в свете вездесущих реклам в комментариях не нуждается.
Примеры такого рода можно умножить, но интереснее задаться вопросом: а есть ли области науки, где этого дела поменьше? Пожалуй, есть. Среди бушующего моря "магических энергий", "влияния астрала" и вампирических биополей остался еще островок естественных наук. Несомненно, и там встречаются "родимые пятна" современности, но все же в несколько меньшем количестве. Среди физиков и биологов, может быть, ничуть не меньше людей, которые живо обсуждают влияние звезд на снижение зарплаты и неудачи в любви, но в своей профессиональной деятельности им эти свои знания пока использовать затруднительно.
"Достаточные условия для такого изучения системы Человек-Природа-Общество есть, так как в ХХ веке имело место бурное развитие целого ряда направлений наук, которые оказались непосредственно и косвенно связаны м раскрытием феномена человека во всей его многосложности. Кроме известных 500 естественных и 300 гуманитарных наук к проблемам человека вплотную приблизились техника и технология, а также такие новые науки, как биофизика, нейрофизиология, синергетика, биометеорология, биоритмология, психофизиология, физика элементарных частиц, биокосмология, которые вторглись в области сведений о человеке, до них поступавших из так называемых псевдонаук типа парапсихологии, астрологии и оккультных учений. Комплексное знание о Человеке как подсистеме в системе Человек-Природа-Общество есть веление времени." - точка зрения проф. Железнова, по Н.Н. Моисееву; т.е.: наука повторяет, находит те знания, которые другими методами давно доставала магия.
Островок естественных наук оказался самым прочным в здании науки. Почему? Может быть, потому что наука нового времени начиналась с развития естественных наук, это, так сказать, ее исконная вотчина, последний бастион надежды. А может быть, бережет сферу рациональности натурализм, связь с природой. Сфера фантазий отделена от сферы реальности, как известно, немногим - материей. В фантазии можно думать, как хочешь. Материальная реальность учит человека думать правильно - иначе нос расшибешь. Может быть, и для других наук путь к рациональности лежит через возвращение к натуралистической парадигме? Может быть, законы рационального мышления помогут работать и психологу, и поэту?
