Поведение зоопсихологии в России (4)
Можно видеть вполне определенные черты, присущие альтернативной науке, едва возникшей и почти сразу исчезнувшей в Средней Европе и несколько задержавшейся в России. Эта наука, наука Гёте, развивается довольно медленно - много медленнее, чем победившая ньютонианская парадигма. Возможно, это было одной из причин ее поражения - цивилизация не стала ждать, произошло очень быстрое, в определенной мере поспешное развитие некоторых избранных областей науки: только были получены первые обнадеживающие результаты - и альтернативный вариант развития был отброшен.

Другая черта традиции гётевской биологии - очень ранее развитие того, что теперь называется экологией. В этой российской (и в определенной мере гётевской) традиции подобные представления начали развиваться задолго до того, как экология официально появилась на свет (в конце XIX века, в связи с работами Геккеля и Мёбиуса). Причем развитие этой - будем называть ее русской - экологии было несколько иным, а именно, пожалуй, более натуралистичным. Можно видеть, что количественная, аналитическая экология, та, что началась с аутэкологии, - это совсем иная традиция, чем несколько достаточно независимых экологических учений, синтетических по своей природе и исходящих из понятия «биоценоз», из мысли о целостной природной системе. Западная традиция всякий раз добивается успеха с помощью аналитизма мировоззрения, выделяя независимые, с ее точки зрения, «кирпичики» - элементы - из которых строится вся система взглядов. Такими независимыми элементами - атомами науки о природе - оказываются организмы, виды, признаки, гены. Среднеевропейская традиция, и вслед за ней традиция русской зоологии, всякий раз восстает против такого подхода.

Идеалом германской науки было Wissenschaft – термин, развитый и обогащенный Шеллингом и обозначающий всеохватывающее знание, поиск Истины. Это – концепт значительно более широкий и универсальный, чем английская science. Если пользоваться этими понятиями, обозначающими разные типы научной деятельности (разные цели, методы, институциональные средства), можно сказать, что русская наука почти до конца XIX века находилась в русле Wissenschaft, а в конце этого века, в 1880-1890 гг., произошел перелом, когда в русской науке все с большей силой стало сказываться влияние science. Со временем значимость парадигмы science возрастала, и к середине ХХ века от Wissenschaft остались лишь немногие следы. Заметим при этом, что Wissenschaft было функцией университета, это был идеал университетской науки – как об этом говорил Шеллинг в «Лекции о методе академического обучения» (1803 г.), а science основывалась (по крайней мере в своих истоках) на усилиях независимых любителей, самоучек, добывавших знания личными усилиями независимо от своей основной деятельности, дающей средства к жизни.

Мы видим, как возникает парадоксальная ситуация: русская наука, отставшая в своем развитии от западноевропейской, тем не менее оказывается хранилищем весьма перспективных тенденций, исчезающих в западной науке. В России создаются самые значительные в ХХ веке школы сравнительной анатомии, очень крупные открытия происходят в зоогеографии, экологии, эмбриологии, экспериментальная биология развивается так, что уже Запад копирует достижения русских зоологов. Это взрывное успешное развитие было результатом растраты того идейного потенциала, который накопили Рулье и его ученики за XIX век. Мы видим в российской науке блистательное развитие теории эволюции, опять же несколько предвосхищенное или, по меньшей мере, ожидаемое в русской науке, так что эволюционная идея Дарвина была воспринята как нечто свое, знакомое и лишь более четко оформленное. Можно перечислять и далее, можно различать все новые черты, которые восстанавливаются в этой несбывшейся альтернативе развития науки благодаря знакомству с развитием русской научной мысли.

Некоторые черты «научного характера» Рулье были «унаследованы» его учениками. Можно составить определенный свод качеств, которые после Рулье характеризовали русскую зоологическую школу еще долгое время - пока эта школа существовала, пока влияние Рулье не «разбавилось» последующими поколениями ученых. К признакам (не обязательно «существенным», но довольно «заметным») этого научного характера относятся: слегка презрительное отношение к систематике, стремление к теоретизированию и обобщению, непривычка к «черному» зоологическому труду и накоплению фактов. Метод Рулье, с его сильными и слабыми сторонами, унаследован его учениками, учениками учеников и т.д. – и сохраняется, пока держится научная традиция. Традиция эта в русской зоологии развивается через перелом, который связан с переходом от «традиции Рулье и учеников» к «западноевропейской традиции точного естествознания». Перелом этот можно обнаружить во всех зоологических науках – где-то он приходится на 80-е годы 19 века, а где-то вышибить дух из русской зоологической традиции окончательно удалось только после войны. Мы рассмотрим две фигуры из двух линий наследования – от А.П. Богданова и Я.А. Борзёнкова.


Зоопсихология в России: московская зоологическая школа

Владимир Александрович Вагнер: морфологическая теория поведения; линия Богданова
Эта молодая наука на рубеже веков развивалась в России усилиями В.А. Вагнера, который создавал теорию инстинктивных действий. По специальности Вагнер был арахнологом, и в его работах много места уделено обсуждению «индустрии пауков».

Другое отличие метода Вагнера от обычного для зоопсихологических исследований той поры - биологический объективизм, то есть отказ от выведения поведения животных из поведения человека. Борьба Вагнера с антропоморфизмом совпала с веяниями времени - вскоре все крупные школы, изучающие поведение животных, перешли к работе с этим принципом. Через 10 лет после начала исследований В.А. Вагнера в Америке появился бихевиоризм, а в России - крупная школа И.П. Павлова, который развивал собственный вариант бихевиористской методики. Впрочем, в этом отношении В.А. Вагнер был не одинок, в конце XIX века многие исследователи перешли на «объективные» основания психологии, так что старая антропоморфная и субъективная психология Уоллеса и Романеса была основательно забыта. Однако сразу же образовались различные школы объективистской психологии и зоопсихологии, в частности, помимо учения об инстинктах, которое развивал Вагнер, еще раньше в России сложилась школа Сеченова («рефлексология»).

Надо отметить нетривиальность этого пути, который теперь, напротив, кажется банальным. Почти всю историю существовала метода преподавания – от понятного к непонятному, этот метод восходит к Аристотелю. Это значит – от человека к животному. Вагнер вслед за Богдановым принес в российскую науку принятый в западноевропейской науке иной ход мысли – от простого к сложному. Поскольку теперь это – трафарет. Интересно задуматься над ограничениями этого хода мысли. Например, выстраивая работу «филогенетически», от амебы до человека, от дальнего к ближнему, мы теряем возможность внутреннего понимания изучаемых феноменов.

Почти все работы Вагнера выстроены по одному плану. План этот был весьма внушителен: приводилось очень объемистое изложение истории зоопсихологии, затем очень большой раздел, посвященный методам зоопсихологических исследований и тому, что хочется назвать «философией зоопсихологии». Вагнер подробно излагал все имеющиеся по данному вопросу точки зрения, отстаивая правильность предлагаемого им сравнительного метода изучения инстинктов. В заключение некоторых работ приводились краткие данные относительно поведения тех или иных групп животных - чаще беспозвоночных, но иногда и позвоночных, а затем столь же систематично излагались основные группы инстинктов: связанные с питанием, размножением, самосохранением.

Наиболее капитальным произведением Вагнера является большая монография, опубликованная в первой четверти ХХ века, по отношению к которой эти небольшие книги являются предварительными пробами. Первые два тома опубликованы под названием «Биологические основания сравнительной психологии» (Вагнер, 1910-13), причем в первом томе этого труда изложена методика зоопсихологической науки, а во втором томе - статика. Им был написан также и третий том, посвященный динамике науки, однако печать была прервана, набор разобран и книга не увидела света. Под «динамикой» Вагнер разумел собственно сравнительное описание эволюционного развития психики. Текст этого неизданного третьего тома основополагающей работы В.А. Вагнера был напечатан отдельными выпусками в серии брошюр под заглавием «Этюды по сравнительной психологии» (Вагнер, 1924-1929).

Вагнер выработал свой собственный метод исследования поведения - собственно, ничего иного ему не оставалось, поскольку он был пионером в этой области в России. И метод этот по характеру своему соответствует традициям московской зоологической школы. В основу метода положены три пути: 1) филогенетический (сравнение инстинктов у родственников), 2) онтогенетический (индивидуальное развитие инстинктов), 3) внутривидовой индивидуальный анализ (изучение изменчивости инстинкта). Легко видеть, что поведение изучается как морфоструктура, к анализу поведения применяется весь могучий метод сравнительной анатомии, развитый к этому времени. Вагнер изучал наиболее «морфологичный» элемент поведения - постройки животных - и относительно пауков пришел к выводу, что степень сходства построек отражает степень родства видов.

Ясно, что поведение здесь выступает как один из таксономических признаков, как некий «орган», на котором можно проводить сравнительные исследования. До некоторой степени сходные вещи через полвека получили название этологии.

В целом эта серия из трех крупных томов является одним из самых ранних и самых объемистых исследований по сравнительной психологии (зоопсихологии). До сих пор не создано столь же крупное и фундаментальное исследование оснований зоопсихологии на русском языке. Конечно, стиль науки за истекший век значительно изменился, и исследователи уже не ставят перед собой задачу написания такого корпуса, как трехтомник Вагнера, так что современных зоопсихологов бессмысленно упрекать в том, что они не превзошли Вагнера: его труд принадлежит по своим основам еще XIX веку и является подведением итогов всей предшествующей зоопсихологии. С другой стороны, работа Вагнера, несомненно, в значительной степени определила все дальнейшее развитие этой науки в России, хотя надо сказать и о другом влиянии. Вагнер подходил к поведению как морфолог, и эта важнейшая черта вагнеровской зоопсихологии была утрачена в связи с крайним развитием учения И.П. Павлова, который изучал поведение как физиолог. Поскольку Павлов был в советское время очень влиятельной фигурой и отличался при этом жестким методом построения научной школы, в целом зоопсихология советского периода была, конечно, павловской и физиологичной, а не вагнеровской и морфологичной. Морфологический подход снова проявился (и не без трудностей) только в 1970-е гг., в связи развитием в Европе этологии.

В чем же состоял этот морфологический подход? Вагнер изучал поведение животных как Umwelt, то есть его интересовали не псевдообъективные подходы (на деле - глубоко субъективные по причине искусственности условий эксперимента), а объективированные методы. Вот как он описывал свой подход к поведению простейших: «Надо прежде выяснить, о чем говорили две корненожки, понять смысл их речей, и если нельзя заставить их рассказать о том, что они знают, то надо заставить самих себя учиться их языку, чтобы научиться их понимать» (Вагнер, 1924-29, вып. 1, с. 8). Вагнер критикует взгляды Ж. Лёба (и других механистов), указывая на их чрезмерную упрощенность; он требует описывать поведение не в дублетных по отношению к наблюдению терминах положительных и отрицательных таксисов, а в терминах биологических смыслов деятельности животного.

Эволюционный принцип, центральный для сравнительной психологии, Вагнер характеризует так: «Согласно этому принципу, действия каждой группы животных сравниваются с соседней родственной ей группой; сравниваются так же объективно, как сравниваются между собой морфологические признаки этих групп. Личным мнениям и личным толкованиям при таком методе исследования не более места, чем при сравнении признаков морфологических. Отсюда возможность полного объективизма в исследованиях сравнительной психологии...» (Вагнер, 1924, вып. 1, с. 19). На протяжении своего исследования В.А. часто останавливается на противопоставлении подходов психофизиологии и сравнительной психологии, указывая на методологические ошибки в развитии первой.

Далее Вагнер критикует теорию рефлексов (Вагнер, 1925, вып. 2) на более общих основаниях - за отсутствие в ней представления об уровнях сложности, в терминологии В.А. - за «монизм». Поскольку с физиологической точки зрения абсолютно все можно подвести под понятие о рефлексе, далее возможны два вывода: либо утверждать, что «сознание» присутствует уже у кишечнополостных (Вагнер приводит примеры таких взглядов некоторых ученых), либо сводить поведение высших животных и человека к рефлекторной механике, отличающейся от поведения гидры только количеством рефлексов (здесь Вагнер ссылается на работы школы рефлексологов, учеников Сеченова, а также резко критикует точку зрения И.П. Павлова - Вагнер, 1925, вып. 3). Вагнер же полагает, что задачей сравнительной психологии является выстраивание сравнительного ряда, понимаемого как эволюционный, в котором отмечаются этапы качественного усложнения системы поведения. Целью Вагнера является построение типов поведения, поведенческих структур, столь же «морфологичных», как наблюдаемые различия в строении нервной системы у животных разных типов.

Работа Вагнера (1924-1929) является целой научной программой, направленной против программы И.П. Павлова; Вагнер строил структурную зоопсихологию, в основе которой лежало понятие инстинкта, Павлов - физиологическую рефлексологию, базирующуюся на понятии рефлекса. Победил, как известно, Павлов и его школа, - впрочем, борьба была жестокой. Например, в лаборатории Павлова были запрещены к употреблению слова «инстинкт» и «психология», кто проговаривался - платил штраф (Вагнер, 1925, вып. 3, с. 5). Можно вспомнить, что в Институте сравнительной анатомии, у Мензбира, подобный штраф платили сотрудники, вгорячах употреблявшие ненормативную лексику. Отсюда ясно, как звучали для Павлова основные понятия теории В.А. Вагнера.

Вагнер один из первых (в 1896 г. - Вагнер, 1925, вып. 3, с. 28) высказал идею, что эволюция поведения происходит соответственно двум основным линиям эволюции животных; общим корнем для обеих линий является рефлекс, но в одной линии (к насекомым) он развивается до инстинкта, в другой (к человеку) - до разума.

Вагнер одним из первых (а в России - первым) детально рассматривал строительную деятельность животных как пример поведения, овеществленного до морфологии, и отсюда пришел к многим важным выводам (представление о цепи инстинктивных действий, эволюционного развития этой цепи с утратой или видоизменением стадий, правила преобразования этой «структуры инстинкта», представление о «блоках инстинктивных структур» разной устойчивости и т.д.). Однако эти работы на многие годы были оставлены без употребления, и лишь в послевоенные годы это направление исследования постепенно стало привлекать все больше внимания (работы С.И. Малышева, В.В. Позина и других). В частности, известная книга С.И. Малышева («Перепончатокрылые, их происхождение и эволюция»), столь выделяющаяся в методическом плане на фоне зоопсихологических работ 1950-х гг., целиком следует методам, разработанным В.А. Вагнером, вплоть до формульных обозначений «сложных инстинктов» и прямого отождествления последовательности стадий «элементарных инстинктов» и стадий эволюционного процесса.

Выстроив всю свою многолетнюю деятельность вокруг борьбы с физиологической психологией (в частности - с школой И.П. Павлова), Вагнер в последних работах стал уделять все более внимания проведением связей между типом строения животного, конкретной его морфологией, и поведением данного животного. Так, в работе (Вагнер, 1914) содержится крупный раздел «Сегментарная психология», где В.А. Вагнер пытался построить целостную картину поведения членистоногих (в основном основываясь на опытах по экстирпации).

Надежды В.А. Вагнера на построение структурной теории поведения (в его терминологии - «сравнительно-психологической») осуществились только с появлением этологии Лоренца и Тинбергена, да и то в форме, настолько отличающейся от ожидаемой, что трудно назвать эти надежды сбывшимися. Традиция морфологического понимания поведения, изучение которого было бы теснейшим образом связано с изучением тонкой морфологии нервной системы и общими результатами сравнительной анатомии, были почти полностью утрачены и лишь в конце ХХ века начались исследования внешне сходные, но построенные на базе уже совсем иной научной парадигмы - не сравнительно-анатомической, а генетико-физиологической.

Ну, заметим еще некоторое сходство круга мыслей Вагнера с возникшей много позже этологией; однако в России это направление было в значительной степени утрачено и потом вернулось как заимствование. Ранее развитие этого подхода – заслуга методологии Рулье.