Бродель: Средиземное море, часть 3
Всё как обещал автор – действительно, собрана пыль истории. Толстенный том набит фактами под завязку, переписка знатных особ, посланников, авантюристов и купцов позволила восстановить события 16 века по дням, подробно…

Том этот - плод глубочайшего разочарования. Через сто лет после Ранке – снова «только факты”. Но на самом деле – ни одного факта. Одни слепые слова.

Знаменитый историк к тому же слегка слукавил. Это не просто труд по истории – это опровержение определенной методологии исторического исследования, причем не путём выстраивания доводов и проч., а совсем иначе…
Бродель, принципиальный противник событийной истории, создавший собственную методологию исторического исследования, в заключительном томе трилогии о Средиземьи решил сыграть в поддавки.

Он кинул плебсу этот третий том, посвященный политической истории. Он тщательнейшим образом выложил все факты и ничего кроме фактов – для тех, кто верит, что история на этом заканчивается. Автор говорит: «Вы думаете, надо только честно изложить известные факты? Пожалуйста. Смотрите, что получится».

Наверное, он достиг цели. Получилось не очень – конечно, можно узнать массу нового, массу подробностей, но чтобы хоть что-то понимать в этой чехарде, требуется уже заранее сформированное представление о том, что же тогда происходило.

Мы живём в современной истории, вокруг нас толпы фактов, и мы мало что понимаем – фактов слишком много, а объясняющие концепции недостаточны. История современности сливается с политикой и новостной лентой более надежно, чем история прошлого – в утраченных свидетельствах. Читатель современной истории отдан на растерзание журналистам… Читатель удаленной от нас истории видит выступающие из хаоса цветных пятен линии и фигуры, для него история почти сама собой, только за счет отдаления событий, выкладывает смыслы. И вот крупный историк делает эксперимент: он так оборачивает 16 век, что читатель оказывается чуть не на положении современника: всё крупным планом, в деталях, с ожиданиями, надеждами, слухами, неосуществленными планами… Не случайно говорится, что тогда уже появились газеты, итальянские новостные листы. То, что привыкли видеть в подзорную трубу, собрано в горсть и сунуто прямо под нос.

Наверное, это очень нужно кому-то, разочарованному пристрастностью писателей обзоров и желающему наконец «самому разобраться» в том, что всё-таки было. Но истории 16 века в этом огромном томе всё-таки нет – как нет её в любом, сколь угодно полном списке событий. Бродель доказал свой тезис от противного: не пожалел горы страниц, чтобы стало очевидно: те, кто хочет от истории «только фактов», ничего в ней не поймут.

Сюжеты 16 века, о которых почти ничего нет в подробнейшем изложении:

- как Франция, раздробленная до городских автономий и разрываемая магнатами в клочья, в считанные годы склеилась вновь;
- как Турция, мощное централизованное государство, сильнейшее в Европе, раскололось на независимые провинции и вышло из Большой игры;
- как Англия захватила мир, хотя соседствовала с сильнейшими противниками;
- как пелена, скрывавшая Восточную Европу от взора европейцев, стала приподниматься в результате отступления турок.
Найти можно только один сюжет: как и отчего Испания, «мировой лидер» 16 века, владеющая огромной армией и неисчерпаемыми финансами, потерпела поражение.

В заключении Бродель высказывается наиболее общим образом:
«Средиземноморье в XVI веке было преимущественно миром крестьян, испольщиков, землевладельцев; … главным фактором экономики была жатва и сбор урожая, а всё прочее оставалось надстройкой, результатом побочных процессов накопления и урбанистического развития. Крестьяне и зерновое производство, то есть продовольственный сектор и численность населения, были в первую голову определяющими для судеб этой эпохи. Сельское хозяйство главенствует и в краткосрочной и в долгосрочной перспективе. Выдержит ли оно бремя постоянно растущего народонаселения, роскоши городов, затмевающей своим блеском всё окружающее? Это всегдашняя ключевая проблема всех времен и всех веков. В сравнении с ней всё прочее меркнет».

А в самых последних строках огромного труда Бродель – с некоторой неохотой – высказывается о проклятом вопросе – роли личности в истории и свободной воле:
«Я прихожу к парадоксальному выводу о том, что великим является тот человек действия, который отдает себе точный отчет в ограниченности своих возможностей, не пытается выйти за их пределы и использует силу неотвратимого, соединяя со своей собственной силой. Всякое усилие, направленное против глубинного течения истории – которое на поверхности далеко не всегда заметно, - заранее обречено на неудачу.
Поэтому, когда я думаю об индивидууме, мне всегда представляется, что он в очень небольшой степени является кузнецом своей судьбы, будучи элементом ландшафтной среды, встроенным в бесконечную перспективу «большой длительности», уходящую как в прошлое, так и в будущее…. Отсеивая множество всех тех событий, которые не попадают в его <«большого времени»> струю и безжалостно отвергаются им, оно, безусловно, ограничивает свободу воли человека и даже роль случая».