Куда уехал цирк...
http://www.courier-edu.ru/cour0867/0.htm

"Наука и бизнес. Этос фронтира.
Э.М. Мирский, Л.М. Барботько, В.А. Войтов

В статье рассматривается эволюция представлений об "этосе науки" во второй половине ХХ - начале XXI вв. Эти представления о предположительных регулятивах поведения ученых (наборы норм, ценностей и типологий), введенные вначале для первичной систематизации историко-научных сведений, постепенно развивались в объяснительные конструкции, все более продуктивно используемые в исследованиях институциональной структуры науки как профессии. В настоящее время представления об этосе науки все чаще берутся за основу кодифицированных нормативных документов - университетских уставов, исследовательских хартий и т.п., целью которых является сохранение целостности и эффективности научной деятельности.

...Наука как профессия

Во второй половине ХХ века именно на Западе, и прежде всего в США, были предприняты энергичные усилия по формированию науки как свободной профессии со своими институтами, собственной системой социального контроля и воспроизводства и со специфической системой отношений с другими институтами общества, включая государство и бизнес. Более того, именно на научной профессии были созданы, испытаны те механизмы управления и самоуправления, которые затем оказались с необходимыми модификациями приняты всеми "свободными" профессиями5.

Результаты исследований привели к настоящему прорыву в управлении наукой. Они продемонстрировали огромные резервы, которыми располагают институты научного сообщества - традиционные формы профессиональной самоорганизации науки. Пожалуй, самым существенным было то, что эти формы не претендовали на замену бюрократического управления, а давали возможность его модификации, дополняя его в некоторых качественно новых направлениях.

Совокупность институтов сообщества ответственна за целостность науки как профессии и ее эффективное развитие, несмотря на то, что профессионалы рассредоточены в пространстве и работают в разных странах, в различном общественном, культурном и организационном окружении.

Основные характеристики этих институтов были определены следующим образом:

1. Обладание совокупностью специальных знаний, за хранение, трансляцию и постоянное расширение которых ответственно научное сообщество.

2. Наличие внутри профессии форм вознаграждения, выступающих достаточным стимулом для специалистов и обеспечивающих их высокую мотивацию относительно профессиональной карьеры.

3. Автономность профессии в привлечении новых членов, их подготовке и контроле их профессионального поведения.

4. Заинтересованность социального окружения профессии в продукте деятельности ее членов (новом знании и владеющим им специалистах), гарантирующая как существование профессии, так и действенность профессиональных институтов6.

Соответственно сформировалось разделение сфер управления наукой. С одной стороны, это научная бюрократия (государственная, академическая, корпоративная и т.д.), сферой ответственности которой является деятельность научных организаций, то есть элементы инфраструктуры, которая должна обеспечить эффективную деятельность исследователей, а соответственно, модифицируется и меняется в зависимости от конкретных условий и потребностей.

С другой стороны, это управление профессиональной деятельностью и поведением многих тысяч исследователей: формированием структуры и институтов сообществ, сети коммуникаций и информационных потоков, статусных отношений, контроля качества и, что крайне важно, механизмов воспроизводства профессии и подготовки новых поколений исследователей.

Принципиально разными выглядят и механизмы управления. Для управления организациями требуется управление типа management, в управлении поведением профессионалов-ученых необходимо управление типа control в кибернетическом смысле этого слова.

В течение двух-трех десятилетий такая схема управления наукой работала в США настолько эффективно, что ее с теми или иными модификациями пытались применить практически во всех западных странах7. Более того, по мере развития интеллектуальной составляющей других профессий (прежде всего, высокотехнологичного бизнеса) в структуре повышения квалификации их представителей росла потребность в полномасштабном научном образовании.

Именно здесь новые схемы управления наукой и подверглись первым серьезным испытаниям.

Наука и бизнес-сообщество

Выбор в 70-х годах стратегии трех "Э" (Энергетика, Экология, Экспорт) в качестве основы экономического развития США послужил сигналом интенсивного развития бизнеса в сфере высоких технологий. Вместе с исследованиями и разработками в соответствующих областях росла потребность в создании схем инвестиций, механизмов продвижения и распространения товаров и услуг, совершенно новых для существовавшего в то время рынка. Все это в свою очередь вызвало нужду в специалистах, а тем самым и взрывное развитие в американских университетах и колледжах специализации в сфере финансов и бизнеса (Busines-Schools), ориентированных на новые потребности рынка.

Вполне естественным следствием формирования нового профессионального сообщества было его стремление к структуризации по научному образцу, борьба за статус, включая формирование элиты, первым признаком которой являлось наличие степеней магистра и доктора, а также создание научных обществ соответствующего профиля.

Анализ этой ситуации, проведенный Американской Ассоциацией научных обществ (American Association for Advancement of Science - AAAS), очень встревожил ее руководство. Во-первых, взрывной рост числа новоиспеченных докторов и магистров никак не соответствовал объему исследований, в ходе которых эти "ученые" могли быть подготовлены. Во-вторых, качество выборочно рассмотренных диссертационных работ и их экспертиза ни в коем случае не отвечали самым либеральным профессиональным стандартам.

Ранее такого рода ситуации встречались в отдельных университетах и колледжах. В подобных случаях руководство AAAS после анализа положения принимало меры по помощи коллегам, командируя обычно в проблемные вузы квалифицированных профессоров и выделяя исследовательские гранты для усиления научной деятельности и качества подготовки научной смены.

Когда же нарушения приобрели массовый характер, средств профессионального управления со стороны AAAS оказалось явно недостаточно. Тем более, что в ряде случаев появились обоснованные подозрения в коррупции руководства университетов и колледжей, не устоявшего перед напором алчущих научных лавров представителей бизнеса и чиновников. AAAS обратилась к государственным структурам, и расследованием сложившегося положения занялось Федеральное бюро расследований США с привлечением экспертов, предложенных научными обществами и университетским сообществом8.

Была проведена массовая проверка валидности дипломов, в результате которой были зафиксированы массированные нарушения. Так, например, один университет за 11-летнюю историю своего существования выпустил 620 подготовленных таким образом "дипломированных" специалистов, 171 из которых работал в органах государственной власти США. По итогам проверки было закрыто 50 американских университетов и колледжей9.

Нужно отметить, что это был, по сути дела, первый опыт такого масштабного взаимодействия профессионального сообщества и государственной бюрократии. Он оказался успешным.

Однако научная профессия в конце века столкнулась с гораздо более сложными и опасными вызовами. Причем проблемы вновь обнаружились в сфере взаимодействия науки и бизнеса. На этот раз бизнеса инновационного.

Инновационный бизнес - зона фронтира

Наиболее ясными сигналами о появлении изменений существования и окружения научной профессии выступают сведения о регулярных сбоях в функционировании традиционных систем вообще, в данном случае - систем контроля научной деятельности со стороны сообщества.

На рубеже 90-х годов, наряду с новыми успехами во взаимодействии науки и высокотехнологичного бизнеса, был отмечен и целый ряд скандалов, обративших на себя внимание и научного сообщества, и государственных институций, ответственных за развитие науки10.

Речь шла о подтасовке, неверной интерпретации или фальсификации исследовательских результатов в отчетах или статьях в весьма уважаемых научных журналах. И хотя число обнаруженных случаев недобросовестного представления результатов было сравнительно невелико - счет шел на единицы, - регулярность их появления вызвала у ученых и менеджеров науки более чем обоснованную тревогу11.

Дело в том, что целостность науки, эффективность научного поиска и развитие науки самым непосредственным образом зависят от качества содержания информационных массивов. Особенно это касается фундаментальных исследований. Исследователь вынужден доверять информации, полученной от коллег. Выбор темы работы, прогресс в решении отдельных проблем, перспективность направлений их изучения, свое место на переднем крае исследований - все это определяется той информацией, которую каждый ученый получает от своих коллег по каналам коммуникации, связывающим в сеть многие тысячи охотников за новым научным знанием12.

Надежность этой сети, достоверность передаваемой в ней информации на протяжении всей истории науки были основой научной профессии, предметом постоянных усилий институтов самоорганизации и социального контроля научного сообщества. Правила поведения участников этой сети были предельно просты и очевидны, не было нужды в каких-либо специальных кодексах или писаных регламентах, мэтры своим примером передавали молодому пополнению еще на учебной скамье нормы хорошей научной практики. Заодно молодежь могла убедиться и в том, что санкции к нарушителям - потери статуса или полное отторжение сообществом - были неизбежны и эффективны.

Научное сообщество постоянно боролось за автономию при обеспечении порядка в своих рядах, всячески сопротивляясь попыткам внешнего регулирования поведения ученых со стороны государства или других социальных институтов. Поэтому регулярное появление "ненадежных" публикаций вызвало паническую реакцию, оно свидетельствовало, что эта веками отстраиваемая система контроля стала давать сбои.

Нужно отдать должное нашим зарубежным коллегам, преодолев короткий период замешательства и истерик ("Небывалое падение нравов!", "Девальвация традиционных ценностей!", "Все на борьбу с …!" и т.п.), они предприняли энергичные усилия по экспресс-анализу и практическому решению новой проблемы. Уже первые результаты этого анализа оказались весьма нетривиальными.

Для начала было сформулировано само представление о злонамеренном нарушении (журнал "Science" использует термин "misconduct"). Таковым признается "фальсификация, фабрикация или присвоение данных, совершенные намеренно или по чрезвычайной небрежности"13. Удалось ограничить и "пространство", в котором локализованы нарушения. Хотя рассматривались случаи нарушений в фундаментальной науке, их большинство было зарегистрировано в пограничной зоне взаимодействия между исследователями и бизнесом. Та самая коммерциализация исследовательских результатов, на интенсификацию которой направляется столько усилий, обнаружила весьма опасные побочные эффекты. При этом всплеск нарушений приходится на медико-биологические исследования, позволяющие наиболее быстрое коммерческое использование результатов, так как для их продвижения на рынок, как правило, не требуется создавать громоздкой производственной базы. В то же время для компаний, производящих фармацевтические, пищевые и т.п. продукты, очень важно сослаться на научную "биографию" инновации при ее экспертизе и контроле.

Особую тревогу в этой связи вызвало и поведение издателей некоторых весьма престижных научных журналов. При публикации статей, к примеру, нарушалось одно из главных неписанных требований: не указывался источник финансирования исследований. Кроме того, анализ пресс-релизов девяти ведущих научных журналов по медицине, проведенный американскими учеными, показал их откровенно рекламный крен и неправомерно высокие оценки практических перспектив ряда работ. Не были забыты и научные журналисты.

Параллельно с изучением ситуации предпринимались практические меры борьбы с обнаруженными нарушителями, их примерного наказания. И здесь сразу же начались сложности. Дело в том, что очевидные, но неписаные правила корпоративного поведения не могли служить формальным основанием для административных санкций, а тем более - правовой оценки нарушений. Злонамеренность, вполне очевидную для экспертов и сообщества, оказалось в большинстве случаев невозможно доказать в суде при попытках увольнения нарушителей или изменения условий контракта с ними. А ошибки и заблуждения в науке таких санкций не заслуживают.

Требовалось хотя бы подобие нормативной базы и механизм ее применения, признанный и властью, и академическим сообществом. Началась энергичная работа по формализации и кодификации правил хорошей научной практики, благо усилиями социологов науки они к этому времени были эксплицированы. Особенно активно эта работа шла в США и Германии. В США стартовые усилия были сконцентрированы на федеральном уровне - администраторам науки и сообществу были предложены документы, определяющие федеральную политику борьбы со злонамеренными нарушениями. Одновременно была запущена программа поддержки исследований, направленных на поиск путей восстановления "целостности научной системы" (Research Integrity).

В Германии центральным звеном управленческой цепочки оказались университеты. Им, не покушаясь в принципе на университетскую автономию, было в достаточно жесткой форме предложено разработать и ввести в действие кодексы поведения исследователей, если они хотят получать исследовательские гранты федерального фонда (DFG). Редакция текста кодекса - дело университета. Учитывая крайнюю щекотливость проблемы (представьте себе отношение коллег по лаборатории или кафедре к сверхбдительным сотрудникам), университетам предлагалось ввести должность "омбудсмена", защитника прав свидетелей. Эта функция доверяется авторитетному профессору, который в условиях полной конфиденциальности должен рассматривать "сигналы" и жалобы ученых и аспирантов, в случае необходимости давая им ход уже от своего имени14.

Два-три года слишком короткий срок, чтобы судить о действенности этих мер, перестройка отношений в сообществах после потрясений такого масштаба происходит на более длительных интервалах. Тем не менее, одно существенное наблюдение уже можно сделать.

Ученые и администраторы на Западе понимают, что только наказаниями и запретами проблему решить не удастся. Простые экономические объяснения оказались тоже неудовлетворительными - люди, в мотивации которых приоритет отдается финансовым достижениям, ни в одной стране не выбирают профессию исследователя. Попытки объяснить нарушения правил профессиональной этики общим упадком нравов или нравственной деградацией отдельных личностей, тоже мало что дают, когда речь идет о регулярных отклонениях в поведении слишком разных по своему характеру людей.

Внимание социологов и науковедов сконцентрировалось на самих особенностях корпоративной этики, которая, как это, в общем-то, было известно, является этикой лишь в очень ограниченном специальном смысле (неслучайно в специальной литературе для ее обозначения используется термин "этос"). Правила поведения в профессиональном сообществе, приверженность его ценностям, идеологии, моральным обязательствам и т.п. действуют лишь тогда и постольку, когда и поскольку человек связывает свое настоящее и особенно свою будущую карьеру с признанием исключительно в границах этого сообщества. Если индивид меняет сферу деятельности, он попадает в зону действия других правил, причем его нравственный облик, интегрированность личности, отношения с богом и мир в его душе вовсе не разрушаются. Мы чуть ли не каждый день сталкиваемся в жизни и видим в телевизоре политиков, бизнесменов, журналистов и др., некогда пришедших в это профессию из науки. Никаких особых этических реликтов исследовательского прошлого в их поведении не заметно, они, так или иначе, адаптировались к новому окружению."

------------------
На мой взгляд, ситуация выглядит совершенно иначе, чем описано в статье. Существовала некоторая организационная структура научной деятельности - причем это была организация в сфере культуры. а не государства и не экономики. Культурные институты были искажены, чрезмерно втянуты в государственную сферу, но все же это были именно институты сферы культуры.

По определенным причинам со второй половины ХХ в. имеющиеся институты культуры, научной (само) организации. стали переформатировать в организации бизнеса. При этом разрушались основы "этоса науки". Что легко можно было ожидать. Когда неприятные последствия полезли изо всех дыр, занимающимся этим делом в голову не пришло, как можно вылечить ситуацию. Вместо того, чтобы понять - наука относится к свободной культурной деятельности и чем больше она вовлечена в бизнес или государство. тем в меньшей степени является наукой - решили пролечить бизнес-науку государственным регулированием. И наляпали формальных шаблонов, - это нормальный способ работы государства. Если в гос.органе есть недостатки - надо написать новые инструкции и проследить за выполнением. Так и поступили. Тем самым не уменьшается вовлечение науки в бизнес - но увеличивается юридизм в научной организации.

Я сказал, что легко было предвидеть... Ну так вот - указанные меры только усилят разрушение научного этоса. То, что "по происхождению" будут называть наукой, станет отраслью бизнеса, институтом государственного регулирования, технологией - но перестанет быть наукой. Что в этом страшного? Да, в общем, ничего. На выходе - усилится идеологизированность науки, волеченность ее в решение экономических проблем (попросту если - продажность), будут затруднены инновации. То есть науки как "органа познания" человечества не будет - при таком отношении. Дальше - думаю, легко сообразить. Европа всплыла благодаря особенной организации интеллектуальных усилий, теперь европейская цивилизация от них откажется.

При этом полагаю, что того, что уже открыто, и того, что будет открыто в близком будущем, хватит в определенном смысле надолго. Возникнет мнение, что т.н. "фундаментальная наука" и "свобода научного исследования" - совершенно ненужные вещи. Наука будет организована как бизнес-проект - ставится задача, изыскиваются средства решения. И это благорастворение будет продолжаться, пока не екнет - не появятся проблемы, которые можно решить только скачком мысли, а не постепенным наращиванием и извлечением все новых "фич" из прежних результатов.


Imported event Original