О гуманном демократическом социализме и невинных генетиках
http://kamen-jahr.livejournal.com/401942.html
Именно тогда, в 1936 г., шведским парламентом был принят закон о стерилизации. Один из теоретиков шведской модели социализма Гуннар Мюрдаль охарактеризовал стерилизацию неполноценных как необходимый элемент “великого социального процесса приспособления” человека к современному городскому и индустриальному обществу. Стерилизация была частью социальной инженерии, по словам авторов, очень прочно связанной с другими ее составляющими. С одной стороны, образование и “качество” человеческого материала приобретали все большее значение по мере развития современной экономики. С другой — развитие техники и социальной помощи позволяло все большему числу женщин оставаться дома, посвящая себя воспитанию детей. Но поскольку общество инвестировало средства в деторождение, последнее теряло черты непосредственно частного дела. И возникало опасение, что женщины, которые останутся дома, будут не лучшими с точки зрения наследственности. Таким образом, программа стерилизации основывалась не на расовом фундаменте, — на ценностях расы и крови всегда остается темный налет мистики, ведь их смысл можно понять только изнутри, тому, кто сам принадлежит к данной общности, — а напротив, вдохновлялась идеалом рационального и насквозь “прозрачного” — как модернистское здание из стекла и бетона — общественного устройства. Само понятие “приспособление” подразумевает, что стерилизация не сопровождалась прямым принуждением, как в нацистской Германии. Действительно, в документах, регулировавших стерилизацию в различных скандинавских странах, указывалось, что она не должна происходить с применением насилия. Зато использовались косвенные и цивилизованные формы принуждения, которые, как и следовало ожидать, были по-своему не менее эффективными. В качестве стимула могли выступать освобождение из больницы, разрешение на вступление в брак, прерывание беременности для женщин. Умственно отсталого ребенка, как это было в Дании, могли по результатам тестов забрать в закрытое заведение, а условием возвращения домой поставить стерилизацию. Взрослого, находящегося в больнице, следовало заранее поставить в известность о намечаемой стерилизации и получить его согласие, но даже если он отказывался, рекомендовалось все равно начать подготовку к операции и говорить о ней с пациентом как о решенной, неизбежной и само собой разумеющейся вещи. Инстанции, принимавшие решение о стерилизации, могли различаться в разное время в разных скандинавских странах. Это могли быть министерство здравоохранения, просто два врача, комиссия, включавшая пастора, врача и представителя опеки или органов народного образования. И хотя в Швеции, как и в других скандинавских странах, стерилизация применялась в значительно меньших масштабах, чем в Германии — лишь в 1942 г. ежегодное число стерилизованных превысило тысячу, — многие эксперты в 1930-е гг. были готовы перейти и к более радикальным вариантам: стерилизации следовало подвергнуть бродяг, проституток, всех тех, кто отличался “предрасположением к антисоциальному поведению”. Поскольку социал-демократы заведомо не ассоциировались с нацистами, отказ от евгенической стерилизации произошел не сразу после Второй мировой войны, какое-то время эта практика продолжалась в прежних или даже во все увеличивающихся масштабах. Область ее применения стала сужаться в 50-е гг. А затем, как правило, в 60–70-е гг., в разных скандинавских странах был формально измененен и сам закон. В статье Нильса Ролл-Хансена об истории стерилизации в Норвегии (“Норвежская евгеника: стерилизация как социальная реформа”) с особой остротой ставится вопрос об ответственности науки и ученых. Общество не было бы столь единодушным, если бы сами ученые не пришли к консенсусу. Борьба с вырождением сопровождалась экспансией евгеники как науки и появлением новых институтов и центров. Но ученым не был безразличен результат их рекомендаций и политики стерилизации в целом. И в этом — пафос статьи Ролл-Хансена. Часто генетики сами выступали в роли наиболее резких критиков радикальных евгенических предложений, а также односторонней популяризации, преувеличивавшей возможности этой меры. ....."

Тут чЮдесного выше крыши:
1) мальтузианство в качестве теоретической баз для социал-демократии - прекрасно, прекрасно!
2) "добровольно-принудительные" методы - редкостное иезуитство , однако. Классовая суть социал-демократии сразу видна - если в СССР в то время насилию подвергались гл. обр. представители имущих классов, то жертвами эсдеков в Швеции были неимущие (не только пролетарии, но всё же показательно)
3) интересно бы раскопать, выдвигали ли Невинно_Умученные_Советские_Генетики такие же предложения - что-то мне подсказывает, что за евгенику они en masse и пострадали