Настроение:

sad

קדיש
за последние несколько дней я читала кадиш шепотом, над мужчиной которого застрелили в голову когда он ехал на велосипеде,
над мужчиной, которому выстрелили в лицо и, наверное, над его братом, который лежал в пяти сотнях метрах от него сброшенным в овраг,
над нашим солдатом, над братом и мужем местной жительницы в сгоревшем доме, над людьми в подвале (количество я не знаю, туда невозможно еще добраться), над собакой сгоревшей от взрыва, над семьей которую расстреляли и пытались сжечь, но не дожгли…
я не знаю в кого верили все эти люди, но мне кажется, что молитва - это что-то очень очень человеческое, а то что они испытывали в последние дни своей жизни было лишено всего этого человеческого, и мне почему-то важно… не знаю как это обьяснить..
ты стоишь над оврагом, в бронежилете, упираешься носом в боевую косынку и произносишь этот старый текст на арамейском и еще, «шма» на иврите, и нет у тебя никаких правил, потому что здесь они не действуют и, все что тебе хочется, это держать этих людей за руку когда им страшно и больно, и говорить, что они не одни в этом ужасе…
буча, ирпень, гостомель и, дороги к ним - это изувеченное пространство где, кажется, сам воздух испытывает боль и издает стоны в ответ на каждый осторожный шаг.
те, кто выжил - прозрачны, у них дрожат руки и голоса.
пожилая женщина вынося хлеб и волонтерского пункта - целовала буханки, смотрела на меня и говорила: - я так соскучилась по хлебу, что не могу вам передать, а есть у вас это от сердца в дозировке 20? они закончились, вот сердце месяц выдержало, а дольше уже не сможет..
«дитинко, у нас у дворі шось прилетіло і лежить, а я не знаю, що воно таке, ви подивитесь?»
был мужчина со сквозным пулевым в ноге, он так неделю держался и думал, что это осколок. в него выстрелили, он упал, домик у него утлый, в него не зашли. наверное подумали, что он умер.
мерф осмотрел ногу, но там уже было сильное заражение, таня вызвала ребят чтобы увезти его на операцию, а он плакал и говорил «а кто покормит мою собаку?»
собаки - это отдельная боль. контуженные, дезориентированные, в крови и колтунах, худые и потерянные бродят одиноко среди обвалов в поисках еды.
был один дедушка, который подошел ко мне и заплакав сказал «у моєї доньки коса була як у тебе, тепер в мене тільки кіт, ти пообіцяй, що протримаєшся, чуєш, пообіцяй!».
про каждого там, можно написать отдельную длинную историю.
но мне молчится внутри, и я вот только на третий день собрала разобранные мысли чтобы вам об этом рассказать.
заканчиваются слова, и это не оборот речи, это буквальная такая правда.
остаются внутри только звуки сдавленные и глухие.