Посетил круглый стол «Общественное обсуждение проекта Концепции модернизации системы аттестации научных кадров высшей квалификации в Российской Федерации» (Москва, Аналитический центр при Правительстве РФ, 27.05.2013).

По сути Министерство образования и науки проводило общественные слушания с обсуждением проекта реформы научных степеней и диссертаций. См. текст документа «Концепция модернизации системы аттестации научных кадров высшей квалификации в Российской Федерации».

Забегая вперед, скажу, что, как я понял, очень маловероятно, что Минобраз примет во внимание хоть какие-либо замечания из прозвучавших. Между тем толковых предложений, замечаний и уточнений в процессе круглого стола было высказано чрезвычайно много. Но, увы, как обычно случается с общественными слушаниями, мероприятие было скорее имитационным: мол, выслушали академическую общественность, приняли к сведению. Тем не менее, нужно поблагодарить организатора и модератора круглого стола — Юрия Аммосова ammosov@lj — за прекрасно и четко проведенное мероприятие.

Главных спикеров было трое: замминистра образования Игорь Федюкин и, как их анонсировал ведущий, представители и лидеры научной общественности (о чем см. ниже): Михаил Гельфанд prahvessor@lj и Константин Сонин ksonin@lj.

Игорь Федюкин в своем выступлении обрисовал концепцию реформирования. Те, кто читал документ, вряд ли услышали что-то новое.

Михаил Гельфанд в своем выступлении сделал беглый обзор истории т.н. диссергейта. Немного времени докладчик посвятил собственно «Концепции модернизации», сказав, что больше всего его волнует пункт о переходе с нынешней двухзвенной системы «кандидат»/«доктор» на двухзвенную систему с новой номенклатурой: «доктор X»/«доктор X наук» (например, «доктор истории»/«доктор исторических наук»), причем новый «доктор X» будет соответствовать старому званию «кандидата».

Возможно, я не понимаю какой-то глубинной мысли, но, на мой взгляд, новая номенклатура (призванная хотя бы по звучанию приблизить наши научные степени к званию Ph.D. — Doctor of Philosophy — в англоязычной традиции) один из наименее существенных моментов в «Концепции модернизации».

Константин Сонин главный упор сделал на то, что публикации русских ученых чрезвычайно редко встречаются в ведущих международных журналах.

С этим нельзя не согласиться. Действительно, ситуация достаточно печальная. Другое дело, что, чтобы тебя печатали в топовых журналах, надо очень активно «тусоваться» в западных научных кругах, где при этом чрезвычайно политично себя вести. Например, имеется одна главная лингвистическая компания, статьи которой регулярно появляются в журналах уровня Science, Nature или на худой конец PNAS: это команда Квентина Аткинсона и Расселла Грея. По рассказам, члены этой команды более 50% времени тратят на PR своих результатов: от поездок на конференции с пересказом только вышедшей статьи в качестве доклада до обедов с редакторами соответствующих журналов. А научная сторона их исследований, между тем, по мнению многих лингвистов, оставляет желать лучшего.

Далее Константин Сонин заявил, что и индекс цитируемости у российских ученых чрезвычайно низок, но(!) факт публикования на русском языке не является оправданием низкого международного индекса цитирования, потому что хорошую публикацию прочтут и на русском (sic!). В качестве примера широко цитируемых в мире русскоязычных авторов Сонин назвал Бахтина (sic!) и Выготского (sic!).

На этом я не выдержал, подскочил на стуле и перебил Сонина словами, что монографии Бахтина были переведены на все основные европейские языки, и это же касается и Выготского. Именно факт целенаправленного перевода монографий обеспечил высокую цитируемость наших двух выдающихся ученых. И речь идет именно о монографиях, а не о статьях (которые вряд ли будут переводить).

На самом деле публикация на русском языке относительно надежно изолирует материал от мирового научного сообщества в большинстве областей знаний. Это же касается публикаций на турецком, китайском и т.п. языках. Более того, нередко в научных школах или группах имеются специальные люди, которые читают на каком-нибудь таком языке, и их задача — реферировать на английском наиболее важные иноязычные публикации.

Конечно, часто подобный ученый-полиглот извлекает личный профит. Например, немецкий лингвист-кавказовед Вольфганг Шульце. Как лингвист он чрезвычайно слаб. Но при этом Шульце читает по-русски и сделал себе имя, излагая на английском и немецком работы российских кавказоведов (NB: речь не идет о плагиате!). Лингвистической квалификации Шульце при этом часто не хватает на то, чтобы понять мысль российских коллег, тем не менее В. Шульце считается в западной науке одним из главных экспертов по языкам Северного Кавказа.

В общем, как можно видеть, пока мировое научное сообщество осознает недостатки индексной системы и импакт-фактора и призывает от них отказаться (например), Ливанов, Сонин и Гельфанд напротив всячески пытаются международный индекс цитирования и импакт-фактор в России внедрить и привить. Это один из принципиальных моментов, считаю нужным его зафиксировать.

Также Константин Сонин совершенно разумно выступил за сохранение ВАК, т.к. при ужесточении требований к членам диссертационных советов, ученых из той или иной области просто может не хватить для формирования нескольких индивидуальных советов.

После выступлений трех спикеров наступили прения, где каждому желающему давали по 3 минуты микрофонного времени.

Как уже указано выше, собравшимися учеными и преподавателями было озвучено множество справедливых и разумных критических замечаний (которые, впрочем, видимо, уйдут в песок и не будут отражены в итоговом тексте реформы).

Я сказал по двум максимально конкретным пунктам. Первый пункт мне удалось уложить в свои три минуты, а со вторым пунктом у нас получился совместное импровизированное выступление с Юлией Галяминой (МГУ). Привожу свой спич в немножко расширенной версии.

Пункт 1. Антиплагиат. Обсуждаемая «Концепция модернизации», вообще говоря, является собранием неких достаточно абстрактных идей и благих пожеланий, итоговый результат которых на 99% зависит от конкретной реализации. Например, можно по уму и хорошо сделать с ВАКом, а можно без ВАКа, но плохо.

Однако есть один вопрос, решение которого, с одной стороны, оздоровит всю область в целом, а с другой — это решение просто и формализуемо. С третьей же стороны, видно, что события уже развиваются немного не в том направлении. Я имею в виду проверку аттестационных сочинений на оригинальность, т.е. борьбу с плагиатом.

Есть хорошее прямое решение, которое соответствует законодательству РФ. Надо объявить конкурс на разработку софтверного продукта, проверяющего текст на текстуальные совпадения с другими текстами из заданного банка. При наличии воли у министра и министерства такой конкурс можно провести честно и открыто.

Конечно, победить в конкурсе должна какая-либо компания, хорошо зарекомендовавшая себя на рынке лингвистических программ. Возможно, имеет смысл объявить двух победителей, а не одного, и разместить два заказа — чтобы диверсифицировать алгоритмы проверки. Предположим победителями станут компании ABBYY и «Яндекс».

В действительности же нам навязывают непонятно откуда взявшуюся платную программу «Анти-плагиат». Сайт их, как можно убедиться, сделан на коленке. Что существенно: сайт абсолютно анонимный! Невозможно узнать, кто автор, кто руководитель и что это вообще за чудо в перьях. Расспросы среди коллег — компьютерных лингвистов показали, что никто о создателях этой программы ничего не знает, т.е. в цеху они не известны.

Отзывы на программу однозначно указывают, что этот софт не является образцом лингвистической и программистской мысли.

Однако в рамках медведевско-ливановской шумихи с диссертациями происходит однозначное лоббирование этого софта и навязывание его в качестве отраслевого стандарта. Без конкурса и без какой-либо экспертной оценки.

Уже Счетная палата требует от министерств подписки на «Анти-плагиат». Уже Ленинка проверяет все исторические диссертации именно «Анти-плагиатом». И т.д. и т.п.

Напомню, что подразумевается интеграция этой программы во все вузы страны, что не маленькие деньги, если умеючи составить смету.

Есть и такой момент. Как показывает американский опыт, повсеместное введение проверяющего софта породит рынок читерского софта, который наоборот будет синтаксическими и лексическими синонимами искажать заимствованный текст.

Если вдруг такой читерский софт выпустит гранд рынка лингвистических технологий. Скажем, те же ABBYY или «Яндекс» с их банками синонимов и алгоритмами интеллектуальной синонимии. Сможет ли безвестная программа «Анти-плагиат» победить в этой гонке вооружений. Да понятно, что нет, нечего и обсуждать.

Коллеги, это всё ОЧЕНЬ НЕПРАВИЛЬНО. Должен быть честный конкурс, достойный победитель, качественный софт и интеграция этого софта на федеральном уровне для проверки *всех* аттестационных сочинений: курсовые, дипломные, кандидатские, докторские. Ибо интеллектуальный разврат, когда думаешь, что можно взять чужой текст и выдать за свой, начинается не в диссертациях, а на первой курсовой.

У Ливанова и Минобраза есть возможность сделать серьезную и полезную вещь несколькими простыми усилиями. Давайте же, наконец, хоть что-нибудь сделаем для нашей науки и образования — по уму, хорошо, без кумовства и без местных мафий.

Тут началось довольно бурное обсуждение, которое показало, что кто-то, конечно, лукавит, ну а кто-то из коллег (в основном, наверное, из технических областей) действительно не понимает масштабов проблемы, скажем, с неоригинальными курсовыми на гуманитарных специальностях.

Между тем в самой «Концепция модернизации» сказаны на этот счет очень правильные слова:

Усиление роли и ответственности специальных комиссий, создаваемых в рамках диссертационных советов [...], отнесение к их компетенции [...] заключения по итогам рассмотрения развернутого анализа текста диссертации одной из аккредитованных Комиссией компьютерных систем оценки оригинальности текста диссертации.

Для начала из президиума донеслось предположение, что, наверное, я работаю в компании ABBYY (от чего я прифигел, ага, конечно, этим и только этим мог бы объясняться мой деловой взгляд на проблему).

Затем Федюкин заявил, что он не знает ни о каком лоббировании и внедрении софта «Анти-плагиат». Аналогично, когда я сослался на то, что в ВШЭ сейчас проходит эксперимент по тотальной автоматизированной проверке всех курсовых и дипломов, Сонин заявил, что проверка только ручная, никаких программ не используется (хотя на самом-то деле, конечно, используется всё тот же софт «Анти-плагиат»). Ну и Гельфанд повторил, что «Анти-плагиат» он один раз одним глазком видел и всё.

В общем, с «Анти-плагиатом» все спрятались в кусты: я не я, корова не моя.

Хорошо хоть, в процессе обсуждения удалось добиться от ведущего Юрия Аммосова информации, откуда взялись люди, разработавшие «Анти-плагиат». Та-там. Из МФТИ! (Отметим, что по удивительному стечению обстоятельств сам Аммосов работает как раз научным руководителем Инновационного института при МФТИ и разработчиков знает.) Понятно, что лингвистики там и не ночевало. Предполагаю, что это какой-то простейший пословный поиск. Возможно, даже без лемматизации.

Далее Федюкин сказал, что, мол, в «Концепции модернизации» не названы конкретные программы, поэтому невидимая рука рынка сама расставит всё по местам. Если будет спрос на разнообразие программ проверки, то серьезные фирмы разработают серьезные продукты.

Это лукавство чистой воды. С чьей стороны может образоваться такой спрос? Пара вузов решит, что «Анти-плагиат» их не устраивает, давайте-ка мы скинемся и закажем дорогую разработку эксклюзивного лингвистического софта? Смешно. Конечно, такую разработку можно профинансировать только в рамках госзаказа.

А вот разработка читерского софта (меняющего синонимы) как раз может оказаться коммерчески интересной, потому что клиенты тут — море студентов-лоботрясов, которым надо за последний день намалевать курсач.

Напоследок Федюкин заявил, что если диссертация писалась под присмотром научного руководителя, то тот не сможет не заметить плагиат. Это опять, увы, не очень соотносится с реальностью, см. чуть ниже.

Далее начались рассуждения (то ли Сонин, то ли Гельфанд), что никакой софт не даст ответа и что плагиат доказывается, только когда перед нами на столе лежат два текста и мы руками показываем, что откуда взято.

Это опять то ли лукавство, то ли не понимание масштабов. Во-первых, хороший софт с качественным интерфейсом сам сделает почти всё, руками (как сейчас в диссернете) корячиться будет не надо. Во-вторых, давайте подумаем, о каких вообще объемах идет речь? Да о гигантских. Скажем, возьмем очень узкую лингвистическую тему: «Фразеология русского языка» (особенно в сопоставлении с каким-либо другим языком, например, с аварским и т.п.). Мне страшно подумать, сколько сотен, а то и тысяч диссертаций с такой темой было защищено по российским городам и весям. Это объемные водянистые тексты. Никто и никогда (в том числе никакой руководитель) глазами и руками не сможет определить, что и откуда заимствовано. Тут можно действовать только автоматизированными методами.

Ну и т.п.

Я, однако, буду настаивать на том, что автоматизированная и по уму сделанная проверка на оригинальность (от курсовых до докторских) стала бы мощным санирующим инструментом в вузах.

(Всё это не касается нынешней медийной шумихи вокруг т.н. диссернета с Сергеем Пархоменкой, Гельфандом и т.п., т.к. там идет страшно неэффективная ручная работа с точечными расследованиями, которые больше всего напоминают то ли борьбу с политическими врагами, то ли накопление компромата для такой борьбы, то ли дымовую завесу для отвлечения внимания от делишек Ливанова — вроде объявления неэффективными вузов с недвижимостью в центре Москвы, как МАРХИ и РГГУ.)


Пункт 2. Спрос на диссертации. Имеет место искусственный спрос на диссертации, и его можно сбить, отсекая некоторые группы граждан. Наиболее явный случай — это преподаватели «ненаучных» кафедр, скажем, языковых: Ромгерм и т.п. Т.е. люди, которые занимаются преподаванием и не хотят/не имеют возможности написать научное аттестационное сочинение типа кандидатской. По-моему, это вполне нормально: если человек всё время тратит на преподавание, у него хорошо получается, он ценный педагогический кадр, зачем ему себя и диссовет насиловать?

Например, какая-нибудь кафедра русского как иностранного. Там работают дамы, которые всю жизнь ставят русское произношение китайским студентам. Научный уровень? Ну, пониже плинтуса. Можно, например, услышать рассказ с придыханием, как такая дама была на зарубежной стажировке и даже видела там настоящие спектрограммы.

И вот на такую кафедру РКИ спускают норматив, что, скажем, надо иметь столько-то кандидатов и столько-то докторов, иначе кафедре не будет переаттестации или преференций, а то и вообще весь вуз признают неэффективным. Да и сами преподаватели не могут продвигаться по карьерной лестнице без степеней.

Это ровно то, что может (и должно!) исправить Минобраз, сделав более гибкие нормативы, зависящие от направления кафедры.

На другую группу, создающую искусственный спрос, обратил внимание Петр Милованов: в анкете кандидата в депутаты, скажем, уровня думы или заксобрания, есть графа о научной степени. Конечно, кандидату хочется, чтобы эта графа была заполнена и его анкета с научной степенью красовалась бы на стене избирательного участка в день выборов.

---

Теперь можно перейти к менее формальной части отчета. Начал я свой спич со слов, что следует сделать терминологическое уточнение. Уважаемые спикеры — Константин Сонин и Михаил Гельфанд, — анонсированные ведущим как представители и лидеры научной общественности, на самом деле в данном случае выступают как представители команды министра Ливанова (команды — в широком смысле), а вот представители научной общественности, рассерженные представители — это как раз мы, т.е. пришедшая публика. Это не хороши и не плохо, это нормально (что все три спикера от Ливанова, ага), но надо называть вещи своими именами.

Тут начался небольшой шкандаль. Уважаемый Сонин стал через стол кричать(sic!), что это «вранье»(sic!), и требовал отнять у меня микрофон и лишить слова(sic!). Аналогично, кстати, и уважаемый Михаил Гельфанд виртуально топает ножкой по тому же поводу.

Остается только гадать, почему же Сонин и Гельфанд настолько не хотят ассоциироваться с медведевским министром Ливановым.

Между тем факт, что и Константин Сонин, и Михаил Гельфанд входят в обойму министра Ливанова, а если быть совсем точным, в обойму Ярослава Кузьминова (ректора «Высшей школы экономики»), — секрет Полишинеля, точнее, вообще не секрет.

Ну действительно, даже если оставить в покое всякий инсайд, достаточно понаблюдать за публичными телодвижениями этих фигур, чтобы всё встало на свои места.

Например, один входит в свежесозданный Совет Министерства образования и науки Российской Федерации по науке, второй — в Общественный совет при Министерстве образования и науки Российской Федерации.

Оба в публичном пространстве регулярно защищают как инициативы Ливанова, так и самого Ливанова. Пример: «Я, например, считаю Дмитрия Ливанова хорошим министром. В кои-то веки кто-то начал разбираться с коррупцией по-настоящему». А также грудью встает на защиту не только Ливанова, но и Медведева с Дворковичем в знаменитом деле с фальшивыми олимпиадниками.

Один пишет совместно с Ливановым статьи («Верните действенность науке», на что директор института, где работает Гельфанд, вынужден отвечать в таком тоне: «Случай так называемого вранья»; UPD: еще одно опровержение гельфандо-ливановского метода подсчета от М.Фейгельмана и Г.Цирлиной; UPD: ответ М. Гельфанда "Объяснительная записка"), а второй — профессор ВШЭ, близкий к ректору Кузьминову (ВШЭ — потенциально главный долгосрочный бенефициар ливановских реформ).

И т.д. Боюсь, стороннему наблюдателю объяснить отсутствие связи между министром Ливановым, с одной стороны, и Сониным с Гельфандом, с другой, будет сложно.

---

Подытоживая содержательную часть. В общем, господа, у меня ощущение, что существенного улучшения мы не увидим, а вот ухудшение наоборот запланировано (вроде перевода науки в вузы, что, конечно, по западному образцу, но нагрузка у нас предполагается такая, что собственно о научной деятельности преподавателю можно будет забыть).

Кажется, нет ни одного ливановского начинания, которое бы получилось «как лучше». Всегда получается «как всегда». Боюсь, и «Концепция модернизации» не окажется исключением.