|
|
Пишет kenigtiger (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} kenigtiger)@ 2000-01-29 03:19:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
Призрак русского фашизма в зеркале свободного рынка
Призрак русского фашизма в зеркале свободного рынка
опубликовано на rustrana.ru
Хорошо бы вас всех, фашистов, да в концлагеря!
(мечта демократа)
Нет более сладостного занятия для нашей демократической прессы, чем погоня за призраками русского фашизма и обличение злобных русских националистов, которые только и думают о том, как бы в темном переулке избить иностранного студента или таджикскую девочку. Власти, в свою очередь, любят в порядке проявления активности побороться с русским фашизмом, переключив милицию с досмотра всех черных с носами на досмотр всех белых с бритыми черепами. Что же касается общественности, то критика “экстремизма” стала настолько общим местом любой публичной дискуссии на политические темы, что в недрах государственного аппарата родилась даже “Федеральная целевая программа воспитания толерантности” (терпимости), призванная, видимо, победить беспокойного призрака. Как победить – остается загадкой, потому что любые конструктивные дискуссии о причинах социальной напряженности и неприязни запрещены. Разрешено только ругать экстремизм, возникающий, подобно призраку, как бы из ниоткуда.
На самом деле причину экстремизма легко понять, взглянув на наших соседей по бывшему социалистическому лагерю, проходящему сейчас полосу точно таких же “реформ”, как и Россия. В Эстонии гордо вышагивают по улицам ветераны эстонского легиона СС. На Украине ультраправые националисты давно уже играют не самую последнюю роль в политической жизни страны, а новодельная “нацистская символика” (немецкие знаки различия и награды времен Второй Мировой войны) не залеживается на прилавках. Следом подтягивается и Восточная Европа. Там ультраправые приобретают по мере продолжения реформ все больший вес, как и ультралевые. Причина проста – смена структуры экономики, резко поднявшая цены и уровень безработицы и опустившая уровень зарплат. Самостоятельной экономике Восточной Европы пришел конец, с крушением “советского блока” запад получил добро на ее скупку и присоединение к экономике Западной Европы на правах младшего брата со всеми вытекающими отсюда последствиями. Теперь Европа наводит в закупленном хозяйстве порядок, пристраивая экономики малых государств к экономике Евросоюза без всякой оглядки на судьбу тех, кто в новый порядок не вписывается. Естественным результатом ликвидации самостоятельной экономики являются как раз рост безработицы, снижение средней заработной платы, рост преступности и рост того самого пресловутого экстремизма.
Вообще, механизм возникновения национал-радикализма очень плотно связан с механизмом кризиса-развала крупного государства или блока, крупной хозяйственной системы, которая растаскивается по кускам. В подобных случаях государству, явно и неявно полностью попавшему под “внешнее управление” иностранного крупного капитала, остается только роль мальчика для битья, получающего свою сравнительно скромную зарплату плюс премиальные в виде взяток за терпеливое выслушивание ругани, обрушивающейся со всех сторон. “Реальные дела” делают организованная преступность и иностранный капитал, а правительства сменяют друг друга с одним и тем же причитанием кобылы из анекдота - “Ну не шмогла я, не шмогла!”.
Сила оргпреступности в данном случае прямо складывается, с одной стороны, из безработицы, толкающей на преступный путь массы людей, самые ловкие и сильные из которых оседают в числе бойцов и курьеров всевозможных “группировок”, и из коррупции с другой. (Чиновники, боящиеся потерять место при очередной реформе, “гребут под себя” с удвоенной энергией) Те же, кому и в этой структуре места не хватило, выпадают из силовой борьбы за деньги и власть и начинают борьбу за идеалы, пусть даже эта борьба начинается с того, что человек просто потрудится придумать, почему он дал кому-то в морду, а не просто подойдет и даст. И если подобное “сокращение штатов” в экономике государства продолжается достаточно долго, то именно последние обретают все больше силы. В то время как государство ослабляется коррупцией, а преступность ослабляется тем, что сама пилит ветку, на которой сидит, паразитируя на и без того разваливающейся экономике (рубль, “заработанный” преступником или коррупционером, приносит государству вреда хорошо если на десять рублей, а то и больше), национальная (или интернациональная) социальная идея обретает все больше сторонников, причем все более голодных и решительных. И вот тогда…
Немногочисленные, пока еще, наши, отечественные скинхеды, образы которых размножены нашей истеричной прессой, – это не более чем болевой сигнал, свидетельствующий о том, что общество нездорово. Можно долго глотать обезболивающие в виде бесконечных призывов к толерантности, перемежаемых с облавами на бритоголовых, но если не принять лекарства, уничтожающего источник боли, то, рано или поздно, организм перестанет сопротивляться болезни.
Если долго лупить скинхедов по загривку резиновыми дубинками, не придпринимая ничего для исправления перекосов в общественном устройстве, то кончится это только тем, что скинхеды сами научатся ловко обращаться с дубинками, а то и озаботятся своевременной заготовкой арматуры. А потом, когда очередной кризис или сокращение в рядах “партии власти” оставит за бортом жизни новую порцию ловких менеджеров среднего звена, они получат и хорошую организацию. Что тогда сможет сделать прогнившая власть, что сможет сделать разложившая ее организованная преступность, регулярно сокращающая свои ряды разборками? И, главное, кого тогда поддержит народ, из года в год наблюдающий “борьбу за бабки” с позиции того, за чьи бабки борются?
Надо заметить, что в двадцатом веке подобные сценарии до логической развязки уже доходили. Точно так развивались события в Германии, потерпевшей поражение в Первой Мировой войне. Лишившаяся колоний, армии, флота, значительно урезанная территориально, Германия оказалась в ситуации, когда скованная репарациями экономика не могла прокормить достаточное количество людей, обеспечить их семьи хотя бы самым необходимым. Кто-то мог уехать, кто-то спивался, кто-то кончал жизнь самоубийством, кто-то “уходил в криминал”, но большая часть отверженных как-то перебивалась на хлебе и воде и копила злобу. В результате к моменту мирового экономического кризиса 1929 года Германия имела мощные крайне правое и крайне левое движения, которые и вступили в борьбу, стоило только кризису выставить за ворота заводов и фабрик миллионы людей. И всего через четыре года правый радикализм в лице гитлеровского национал-социализма, подкрепленного мощными отрядами штурмовиков, победил в жесткой политической борьбе и захватил власть в стране.
Интересно, что после захвата власти правые радикалы не только благополучно истребили оппозицию и загнали подальше преступность, но и, следом за ликвидацией руководства собственных революционеров-штурмовиков, уничтожили условия, порождавшие орды штурмовиков, приведшие их к власти. Расстреляв руководство штурмовых отрядов, Гитлер нашёл работу для миллионов простых штурмовиков, сбросив ограничения, наложенные на Германию Версальскими соглашениями и начав восстановление национальной экономики. Старое общество, сигнализировавшее о своей болезни появлением ультраправых, умерло, родилось новое, родилось из самой этой болезни, но, наконец-то, решило проблемы, которые не могло решить правительство демократической, догитлеровской Германии. Как оно их решило, и что за этим последовало и могло ли следовать что-то иное – другой вопрос, главное – одно государственное устройство было сменено другим, причем смена эта прошла со всеми теми “перегибами на местах”, что положены любому резкому повороту курса. Ответственность за эти “перегибы”, как это ни дико звучит, вовсе не на тех, кто “гнул”, а, по большей части, на тех, кто запустил болезнь - на странах-победительницах, выжимавших соки из Германии выплатой контрибуций, на германских правительствах, беспомощно повторявших из года в год, среди хаоса коррумпированной демократии: “Ну не шмогла я, не шмогла!”.
Нынешняя власть в отношении причин “правого экстремизма”, пока еще достаточно вялого, неорганизованного, эпизодического, действует точно так, как и в отношении всех других насущных вопросов. Если можно закрыть глаза – закрыть глаза, если закрыть глаза нельзя – составить оптимистичный отчет и закрыть глаза. Вместо реальных социальных программ, вместо восстановления качественного и доступного образования, вместо зарплат “бюджетникам”, тянущим на себе эту самую “социалку”, запускаются некие абстрактные программы типа “Федеральной целевой программы воспитания толератности”. Но сколько времени можно кормить голодного видами на плакат о вреде экстремизма? Сколько времени он будет верить объяснениям относительно того, что некто А национальности Б, “просто торгующий фруктами на рынке” и некто В национальности Б, продающий рядом в подворотне наркоту никак между собой не связаны? И, главное, как долго рядовой внутренних войск согласится лупить своего бритоголового ровесника дубинкой только за то, что тому надоело унылое бесперспективное существование за бортом новой российской экономики, несущей полноводные реки зеленых нефтедолларов долларов через теплые светлые офисы на счета в иностранные банки?
Правительство, пассивно глядя на деградацию общества, дождется, что именно ультраправые будут выражать мысли большей части населения – бедного, нищего и, главное, на 90% именно русского населения, униженного и запуганного, вынужденного бессильно наблюдать, как его жизненное пространство съеживается, да в добавок еще и заполняется эмигрантами не самых спокойных нравов. Наступит день, когда люди, заученно повторяющие “деньги решают все”, обнаружат, что для тех, кому нечего терять, все их рыночные мантры не имеют никакого значения. Ультраправые будут не только выражать мысли навечно бедных, но будут и побуждать их к действию. Те, кто будут голосовать за них, пойдут голосовать в любую погоду и при любой, даже самой привлекательной, телепрограмме. И после их победы уже не будут ничего стоить объяснения гражданина А национальности Б относительно того, что он торговал на рынке фруктами, а не наркотиками и с гражданином В даже не знаком. Если нищета, люмпенизация приобретет глубоко национальный характер, то и террор победившего нищего большинства, которому нечего терять, будет не просто классовым, а классово-национальным. Демократы вроде Новодворской, провозглашающие, что “вчерашние коммунисты сегодня становятся фашистами” правы в этом даже больше, чем им самим хочется. Рядовой коммунист, видя банкротство компартии, видя четкий национальный характер расслоения общества, естественно встанет с социалистических позиций на национал-социалистические.
Ультраправых, в конце концов, поддержат и умеренные правые, и даже центристы. Поддержат, потому что никакой другой дееспособной политической силы к тому моменту в стране не останется, а власть, успешно развалившая и скомпрометировавшая в свое время левые силы, разъеденная коррупцией, сама окончательно утратит остатки дееспособности. К этому моменту страна окажется в таком болоте, по сравнению с которым нынешнее – мелкая весенняя лужа, и вытаскивать страну из этого болота будут люди не просто жесткие, а жестокие, будут вытаскивать теми же методами, какими коммунисты вытаскивали Россию в двадцатые годы прошлого века, какими десятилетием позже восстанавливали Германию национал-социалисты.
Избежать всего этого можно лишь при одном условии – власть должна прислушаться к националистам, взять на вооружение социальные экономические идеи, остановить уничтожение русского народа. Пять лет назад можно было даже не окрашивать этот социализм националистическими цветами – без этого еще можно было обойтись. Теперь – уже нельзя. Еще несколько лет – и нельзя будет обойтись без большой крови, которую придется пролить ради сохранения единства страны, пролить под флагом национализма. Когда будет эта кровь – после смены власти, как это было в Германии, или в процессе смены власти, как это было в России - не суть важно. Главное, что чем позже будет произведен поворот к новой национальной политике, тем больше будет этой крови.
Но что мы видим в реальности? Каков курс правительства сегодня? В декларациях и отчетах фигурируют абстрактные цифры доходов бюджета, ВВП и других экономических величин, которые вроде бы растут и вроде бы даже быстро, однако судьба среднего русского все так же плачевна. Если исходить из статистических данных, то этот самый русский, даже если и создаст семью, то не в состоянии будет, оплачивая жилье, вырастить даже одного ребенка, который бы мог получить нормальное образование и занял в обществе место своего родителя, который, в свою очередь, если верить все той же статистике, не доживет до пенсии. Постоянно снижающийся качественный уровень образования и медицины наводит на мысли о том, что ни то, ни другое нашему правительству не нужно, ибо существование этих институтов для государства более не является необходимостью. Для своей медицины у высших государственных лиц есть ЦКБ, для образования своих детей - элитные школы и ВУЗы за границей. А уж обслуживающий персонал для Священной Нефтяной Трубы как-нибудь наберется из остатков сокращающегося населения. Никто не спорит, что те, кто отвечают за страну, должны иметь “материальных благ” пропорционально своей ответственности, но повод для споров и осуждения властей непременно возникает, если блага у них есть, есть более чем в избытке, а ответственности никакой нет. Когда за провал экономики типа кризиса 1998 года, грозящей миллионам нищетой, а тысячам людей – холодной и голодной смертью, человека просто снимают с должности – это ли не отсутствие ответственности?
Увы, власть, покровительствующая отечественным нуворишам, не хочет понять, что бедные терпят сидящих у них на шее богатых только до тех пор, пока богатые создают перспективы для роста страны и экономики, пока богатые приносят стране пользу соразмерно своему богатству. Самый яркий пример тому – французская революция и последовавший за ней бонапартизм. Французский народ не простил деградировавшим Бурбонам и половины той роскоши, которую имел наполеоновский двор, окупавший эту роскошь развитием экономики и производства. Русский народ тоже простил бы многое и правительству и новым русским, если бы они не занимались геноцидом в собственной стране, но они занимаются, ведомые светлыми идеалам социал-дарвинизма.
Глядя на нашу “свободную экономику”, на это торжество социал-дарвинизма, проглатывающее безвозвратно по миллиону человек в год, остается только напомнить, что социал-дарвинизм питается ни чем иным как социал-дарвинистами, такая у него социал-дарвинистская диета, поддерживающая крепость и свежесть учения. И, когда социал-дарвинисты достаточно сократят свое поголовье, волна социал-коллективистов, теперь уже точно правых, а не левых, схарчит их и даже не поперхнется, ибо фашизм, национал-социализм, военный коммунизм – все это варианты ответа солидарных масс социал-дарвинистскому меньшинству. И те, кто сейчас поплевывает свысока на народ, называя его быдлом, обрекая на нищенское существование и проповедуя народу терпимость, дождутся, что сначала в ответ полетят булыжники скинхедов, а потом – пули.
осень 2004
http://www.rustrana.ru/article.php?n
Призрак русского фашизма в зеркале свободного рынка
опубликовано на rustrana.ru
Хорошо бы вас всех, фашистов, да в концлагеря!
(мечта демократа)
Нет более сладостного занятия для нашей демократической прессы, чем погоня за призраками русского фашизма и обличение злобных русских националистов, которые только и думают о том, как бы в темном переулке избить иностранного студента или таджикскую девочку. Власти, в свою очередь, любят в порядке проявления активности побороться с русским фашизмом, переключив милицию с досмотра всех черных с носами на досмотр всех белых с бритыми черепами. Что же касается общественности, то критика “экстремизма” стала настолько общим местом любой публичной дискуссии на политические темы, что в недрах государственного аппарата родилась даже “Федеральная целевая программа воспитания толерантности” (терпимости), призванная, видимо, победить беспокойного призрака. Как победить – остается загадкой, потому что любые конструктивные дискуссии о причинах социальной напряженности и неприязни запрещены. Разрешено только ругать экстремизм, возникающий, подобно призраку, как бы из ниоткуда.
На самом деле причину экстремизма легко понять, взглянув на наших соседей по бывшему социалистическому лагерю, проходящему сейчас полосу точно таких же “реформ”, как и Россия. В Эстонии гордо вышагивают по улицам ветераны эстонского легиона СС. На Украине ультраправые националисты давно уже играют не самую последнюю роль в политической жизни страны, а новодельная “нацистская символика” (немецкие знаки различия и награды времен Второй Мировой войны) не залеживается на прилавках. Следом подтягивается и Восточная Европа. Там ультраправые приобретают по мере продолжения реформ все больший вес, как и ультралевые. Причина проста – смена структуры экономики, резко поднявшая цены и уровень безработицы и опустившая уровень зарплат. Самостоятельной экономике Восточной Европы пришел конец, с крушением “советского блока” запад получил добро на ее скупку и присоединение к экономике Западной Европы на правах младшего брата со всеми вытекающими отсюда последствиями. Теперь Европа наводит в закупленном хозяйстве порядок, пристраивая экономики малых государств к экономике Евросоюза без всякой оглядки на судьбу тех, кто в новый порядок не вписывается. Естественным результатом ликвидации самостоятельной экономики являются как раз рост безработицы, снижение средней заработной платы, рост преступности и рост того самого пресловутого экстремизма.
Вообще, механизм возникновения национал-радикализма очень плотно связан с механизмом кризиса-развала крупного государства или блока, крупной хозяйственной системы, которая растаскивается по кускам. В подобных случаях государству, явно и неявно полностью попавшему под “внешнее управление” иностранного крупного капитала, остается только роль мальчика для битья, получающего свою сравнительно скромную зарплату плюс премиальные в виде взяток за терпеливое выслушивание ругани, обрушивающейся со всех сторон. “Реальные дела” делают организованная преступность и иностранный капитал, а правительства сменяют друг друга с одним и тем же причитанием кобылы из анекдота - “Ну не шмогла я, не шмогла!”.
Сила оргпреступности в данном случае прямо складывается, с одной стороны, из безработицы, толкающей на преступный путь массы людей, самые ловкие и сильные из которых оседают в числе бойцов и курьеров всевозможных “группировок”, и из коррупции с другой. (Чиновники, боящиеся потерять место при очередной реформе, “гребут под себя” с удвоенной энергией) Те же, кому и в этой структуре места не хватило, выпадают из силовой борьбы за деньги и власть и начинают борьбу за идеалы, пусть даже эта борьба начинается с того, что человек просто потрудится придумать, почему он дал кому-то в морду, а не просто подойдет и даст. И если подобное “сокращение штатов” в экономике государства продолжается достаточно долго, то именно последние обретают все больше силы. В то время как государство ослабляется коррупцией, а преступность ослабляется тем, что сама пилит ветку, на которой сидит, паразитируя на и без того разваливающейся экономике (рубль, “заработанный” преступником или коррупционером, приносит государству вреда хорошо если на десять рублей, а то и больше), национальная (или интернациональная) социальная идея обретает все больше сторонников, причем все более голодных и решительных. И вот тогда…
Немногочисленные, пока еще, наши, отечественные скинхеды, образы которых размножены нашей истеричной прессой, – это не более чем болевой сигнал, свидетельствующий о том, что общество нездорово. Можно долго глотать обезболивающие в виде бесконечных призывов к толерантности, перемежаемых с облавами на бритоголовых, но если не принять лекарства, уничтожающего источник боли, то, рано или поздно, организм перестанет сопротивляться болезни.
Если долго лупить скинхедов по загривку резиновыми дубинками, не придпринимая ничего для исправления перекосов в общественном устройстве, то кончится это только тем, что скинхеды сами научатся ловко обращаться с дубинками, а то и озаботятся своевременной заготовкой арматуры. А потом, когда очередной кризис или сокращение в рядах “партии власти” оставит за бортом жизни новую порцию ловких менеджеров среднего звена, они получат и хорошую организацию. Что тогда сможет сделать прогнившая власть, что сможет сделать разложившая ее организованная преступность, регулярно сокращающая свои ряды разборками? И, главное, кого тогда поддержит народ, из года в год наблюдающий “борьбу за бабки” с позиции того, за чьи бабки борются?
Надо заметить, что в двадцатом веке подобные сценарии до логической развязки уже доходили. Точно так развивались события в Германии, потерпевшей поражение в Первой Мировой войне. Лишившаяся колоний, армии, флота, значительно урезанная территориально, Германия оказалась в ситуации, когда скованная репарациями экономика не могла прокормить достаточное количество людей, обеспечить их семьи хотя бы самым необходимым. Кто-то мог уехать, кто-то спивался, кто-то кончал жизнь самоубийством, кто-то “уходил в криминал”, но большая часть отверженных как-то перебивалась на хлебе и воде и копила злобу. В результате к моменту мирового экономического кризиса 1929 года Германия имела мощные крайне правое и крайне левое движения, которые и вступили в борьбу, стоило только кризису выставить за ворота заводов и фабрик миллионы людей. И всего через четыре года правый радикализм в лице гитлеровского национал-социализма, подкрепленного мощными отрядами штурмовиков, победил в жесткой политической борьбе и захватил власть в стране.
Интересно, что после захвата власти правые радикалы не только благополучно истребили оппозицию и загнали подальше преступность, но и, следом за ликвидацией руководства собственных революционеров-штурмовиков, уничтожили условия, порождавшие орды штурмовиков, приведшие их к власти. Расстреляв руководство штурмовых отрядов, Гитлер нашёл работу для миллионов простых штурмовиков, сбросив ограничения, наложенные на Германию Версальскими соглашениями и начав восстановление национальной экономики. Старое общество, сигнализировавшее о своей болезни появлением ультраправых, умерло, родилось новое, родилось из самой этой болезни, но, наконец-то, решило проблемы, которые не могло решить правительство демократической, догитлеровской Германии. Как оно их решило, и что за этим последовало и могло ли следовать что-то иное – другой вопрос, главное – одно государственное устройство было сменено другим, причем смена эта прошла со всеми теми “перегибами на местах”, что положены любому резкому повороту курса. Ответственность за эти “перегибы”, как это ни дико звучит, вовсе не на тех, кто “гнул”, а, по большей части, на тех, кто запустил болезнь - на странах-победительницах, выжимавших соки из Германии выплатой контрибуций, на германских правительствах, беспомощно повторявших из года в год, среди хаоса коррумпированной демократии: “Ну не шмогла я, не шмогла!”.
Нынешняя власть в отношении причин “правого экстремизма”, пока еще достаточно вялого, неорганизованного, эпизодического, действует точно так, как и в отношении всех других насущных вопросов. Если можно закрыть глаза – закрыть глаза, если закрыть глаза нельзя – составить оптимистичный отчет и закрыть глаза. Вместо реальных социальных программ, вместо восстановления качественного и доступного образования, вместо зарплат “бюджетникам”, тянущим на себе эту самую “социалку”, запускаются некие абстрактные программы типа “Федеральной целевой программы воспитания толератности”. Но сколько времени можно кормить голодного видами на плакат о вреде экстремизма? Сколько времени он будет верить объяснениям относительно того, что некто А национальности Б, “просто торгующий фруктами на рынке” и некто В национальности Б, продающий рядом в подворотне наркоту никак между собой не связаны? И, главное, как долго рядовой внутренних войск согласится лупить своего бритоголового ровесника дубинкой только за то, что тому надоело унылое бесперспективное существование за бортом новой российской экономики, несущей полноводные реки зеленых нефтедолларов долларов через теплые светлые офисы на счета в иностранные банки?
Правительство, пассивно глядя на деградацию общества, дождется, что именно ультраправые будут выражать мысли большей части населения – бедного, нищего и, главное, на 90% именно русского населения, униженного и запуганного, вынужденного бессильно наблюдать, как его жизненное пространство съеживается, да в добавок еще и заполняется эмигрантами не самых спокойных нравов. Наступит день, когда люди, заученно повторяющие “деньги решают все”, обнаружат, что для тех, кому нечего терять, все их рыночные мантры не имеют никакого значения. Ультраправые будут не только выражать мысли навечно бедных, но будут и побуждать их к действию. Те, кто будут голосовать за них, пойдут голосовать в любую погоду и при любой, даже самой привлекательной, телепрограмме. И после их победы уже не будут ничего стоить объяснения гражданина А национальности Б относительно того, что он торговал на рынке фруктами, а не наркотиками и с гражданином В даже не знаком. Если нищета, люмпенизация приобретет глубоко национальный характер, то и террор победившего нищего большинства, которому нечего терять, будет не просто классовым, а классово-национальным. Демократы вроде Новодворской, провозглашающие, что “вчерашние коммунисты сегодня становятся фашистами” правы в этом даже больше, чем им самим хочется. Рядовой коммунист, видя банкротство компартии, видя четкий национальный характер расслоения общества, естественно встанет с социалистических позиций на национал-социалистические.
Ультраправых, в конце концов, поддержат и умеренные правые, и даже центристы. Поддержат, потому что никакой другой дееспособной политической силы к тому моменту в стране не останется, а власть, успешно развалившая и скомпрометировавшая в свое время левые силы, разъеденная коррупцией, сама окончательно утратит остатки дееспособности. К этому моменту страна окажется в таком болоте, по сравнению с которым нынешнее – мелкая весенняя лужа, и вытаскивать страну из этого болота будут люди не просто жесткие, а жестокие, будут вытаскивать теми же методами, какими коммунисты вытаскивали Россию в двадцатые годы прошлого века, какими десятилетием позже восстанавливали Германию национал-социалисты.
Избежать всего этого можно лишь при одном условии – власть должна прислушаться к националистам, взять на вооружение социальные экономические идеи, остановить уничтожение русского народа. Пять лет назад можно было даже не окрашивать этот социализм националистическими цветами – без этого еще можно было обойтись. Теперь – уже нельзя. Еще несколько лет – и нельзя будет обойтись без большой крови, которую придется пролить ради сохранения единства страны, пролить под флагом национализма. Когда будет эта кровь – после смены власти, как это было в Германии, или в процессе смены власти, как это было в России - не суть важно. Главное, что чем позже будет произведен поворот к новой национальной политике, тем больше будет этой крови.
Но что мы видим в реальности? Каков курс правительства сегодня? В декларациях и отчетах фигурируют абстрактные цифры доходов бюджета, ВВП и других экономических величин, которые вроде бы растут и вроде бы даже быстро, однако судьба среднего русского все так же плачевна. Если исходить из статистических данных, то этот самый русский, даже если и создаст семью, то не в состоянии будет, оплачивая жилье, вырастить даже одного ребенка, который бы мог получить нормальное образование и занял в обществе место своего родителя, который, в свою очередь, если верить все той же статистике, не доживет до пенсии. Постоянно снижающийся качественный уровень образования и медицины наводит на мысли о том, что ни то, ни другое нашему правительству не нужно, ибо существование этих институтов для государства более не является необходимостью. Для своей медицины у высших государственных лиц есть ЦКБ, для образования своих детей - элитные школы и ВУЗы за границей. А уж обслуживающий персонал для Священной Нефтяной Трубы как-нибудь наберется из остатков сокращающегося населения. Никто не спорит, что те, кто отвечают за страну, должны иметь “материальных благ” пропорционально своей ответственности, но повод для споров и осуждения властей непременно возникает, если блага у них есть, есть более чем в избытке, а ответственности никакой нет. Когда за провал экономики типа кризиса 1998 года, грозящей миллионам нищетой, а тысячам людей – холодной и голодной смертью, человека просто снимают с должности – это ли не отсутствие ответственности?
Увы, власть, покровительствующая отечественным нуворишам, не хочет понять, что бедные терпят сидящих у них на шее богатых только до тех пор, пока богатые создают перспективы для роста страны и экономики, пока богатые приносят стране пользу соразмерно своему богатству. Самый яркий пример тому – французская революция и последовавший за ней бонапартизм. Французский народ не простил деградировавшим Бурбонам и половины той роскоши, которую имел наполеоновский двор, окупавший эту роскошь развитием экономики и производства. Русский народ тоже простил бы многое и правительству и новым русским, если бы они не занимались геноцидом в собственной стране, но они занимаются, ведомые светлыми идеалам социал-дарвинизма.
Глядя на нашу “свободную экономику”, на это торжество социал-дарвинизма, проглатывающее безвозвратно по миллиону человек в год, остается только напомнить, что социал-дарвинизм питается ни чем иным как социал-дарвинистами, такая у него социал-дарвинистская диета, поддерживающая крепость и свежесть учения. И, когда социал-дарвинисты достаточно сократят свое поголовье, волна социал-коллективистов, теперь уже точно правых, а не левых, схарчит их и даже не поперхнется, ибо фашизм, национал-социализм, военный коммунизм – все это варианты ответа солидарных масс социал-дарвинистскому меньшинству. И те, кто сейчас поплевывает свысока на народ, называя его быдлом, обрекая на нищенское существование и проповедуя народу терпимость, дождутся, что сначала в ответ полетят булыжники скинхедов, а потом – пули.
осень 2004
http://www.rustrana.ru/article.php?n
