Поздней ночью я вышел из школьного спортзала, где нас поселили организаторы Европейского социального форума. Осень на юге скандинавского полуострова была мягкой, в чистом влажном воздухе привкусом отдавалось близкое море. Пожелтевшие кроны кленов приобретали в свете луны цвет темной бронзы, а под ними темнели еще совсем зеленые травяные поляны. Там сновали крохотные существа – живые комочки, гонявшиеся друг за другом по лунным дорожкам. Не шевелясь, я наблюдал за этим, вспоминая сказки Туве Янссон, пока один из троллей не проявил ко мне любопытство, и подбежал ближе, почти что вплотную.

–  Как дела в Муми-доле? – спросил я у него вслух, и тролли, поджав длинные уши, брызгами разлетелись по всей поляне, мелькая пятнышками своих коротких хвостов. И усевшись поодаль, воззрились на меня подслеповатыми глазками ночи.

– Кролики живут сейчас почти в каждом парке. Они почти ручные, – говорил нам потом швед, один из волонтеров фестиваля. – Но иногда их тут ловят и едят.

Я не удивился. Если марокканские мигранты в Венеции не брезгуют голубями с площади Сан-Марко, то здесь кто-то вполне мог добыть себе дармовой крольчатины. К этому времени мы уже знали, что третий по величине город Швеции условно делится на две социально неравные, и сегрегированные части. Старая, очень уютная часть Мальмо, с площадью Лилла Торг, королевским замком в ренессансном стиле и небоскребом, причудливо выгнутом в манере шуховских  башен, на первый взгляд, не так сильно диссонировала с городскими окраинами. Однако внешняя разница сразу проявляла себя в количестве веселых арабских подростков, одетых в паранджу женщин, турецких флагов и маоистских плакатов. Приехав в Мальмо на автобусе, по Зундскому мосту, будто выныривающему из вод пролива, мы сразу попали в мигрантский район Росенгорд. И заглянули в халяльный супермаркет с бедным ассортиментом, и несвежими продуктами, перемешанными на полках без всякой логической связи. Рядом, в баре, вместе с фалафелем и шаурмой свободно продавался на разлив полузапрещенный в стране алкоголь любых видов - несмотря на развешанные тут же плакаты с исламской тематикой. Росенгорд, родной район знаменитого футболиста Златана Ибрагимовича и других известных потомков мигрантов, представлял собой гетто. Чистенькое и приличное на вид гетто, которым красноречиво пугает читателей автор расистской по своему существу статьи из «The Financial Times», специально посвященной «новому лицу» этого города:

«Никто в мире не заметил, как изменилась Швеция, а вместе с ней – Мальме, неожиданно ставший одним из самых расколотых в расовом отношении городов Европы. На сегодняшний день 37 процентов жителей города родились за границей или в семьях эмигрантов. Среди детей таковых почти половина… Мальме – один из самых сегрегированных городов Европы. Мигранты сконцентрированы в одном районе – Росенгорд, а новоприбывшие – в квартале Херргорден, где уровень безработицы среди мужчин составляет 82 процента. Жители других районов упоминают эти названия с содроганием… Обозленные на коренных шведов, некоторые из (подростков-мигрантов) вечером в пятницу или субботу едут в центр города слегка поколотить, как они говорят, «свенов». Полиция считает, что в этом участвует не более 150 юнцов. Эта молодежь, по крайней мере, говорит по-шведски. Их родителям может быть гораздо сложнее. Многие безработные, которых защищает социальная система, но привязывает к дому незнание языка, практически не выходят в город. Мигранты пребывают здесь физически, но мысленно они на родине».

Это место считают бедным – в соответствии с высокими социальными стандартами, от которых еще не отказывается Швеция, однако оно радует радушием и дружелюбием его жителей – беженцев, по национальности которых можно изучать историю всех войн последних десятилетий. Здесь можно услышать десятки языков и встретить иракцев, палестинцев, ливанцев, албанцев, боснийцев, сербов, афганцев, чеченцев, курдов, выходцев с Тимора и различных стран Африки. Война, на которой наживаются страны Первого мира, и порожденная ей нищета заставляют их оставлять свою родину.  «Одиннадцатилетние дети выносят свой вердикт тому, что для них значит Швеция… «У нас есть чистая вода», – говорит Раян из Сомали. «И конфеты!» – кричит Хусейн, тоже сомалиец», – эта цитата из «Financial Times» лишний раз указывает на социально-экономические причины миграции, в которой весьма заинтересованы предприниматели Швеции – одной из самых малонаселенных европейских стран. Либеральная миграционная политика во время многолетнего правления  социал-демократов как раз и выказывала этот классовый интерес местной буржуазии. Дешевый труд мигрантов во время послевоенного промышленно-сырьевого бума стал одной из экономических предпосылок к развитию шведского социального государства. Но с замедлением экономического роста правые политиканы указывают на мигрантов как на источник преступности и «лишние рабочие руки», удешевляющие труд «титульных шведов». Это рождает ненависть и конфликты. Четверть населения Мальмо исповедует ислам, однако местная соборная мечеть – первая мечеть в Скандинавии, открытая в 1984 году вместе с библиотекой и медресе, а также смежный с ней Исламский центр пережили за последние годы три крупных поджога. Хотя местные левые активисты утверждают, что в них участвовали заезжие расисты из Хельсенборга:

– Мальмо – очень левый город. Здешних нацистов можно пересчитать по пальцам, и мы даже знаем их адреса, – говорили эти молодые шведы с североевропейской наружностью.

Сильное левое движение и вправду во многом объясняет выбор скандинавского города для проведения очередного Социального форума. Причем, его участники рекрутируются из разных районов сегрегированного Мальмо. Жители Росенгорда пополняют собой радикальные партии и группы с национальной спецификой, поддерживающие тесную связь со странами Третьего мира – как члены партии курдских маоистов, с которыми мы познакомились на финальном концерте форума. Сама внешность и манера одеваться выказывала в них типаж выходцев из очень бедной и охваченной войной страны. Там же читал свой великолепный хип-хоп на смеси английского, арабского, шведского и фарси певец Беранг Мири – иранский беженец и координатор движения «Голос и лицо улиц», который особенно много поет на палестинскую тему. В центре Мальмо мы видели особенный вид политического уличного перформанса – интернациональная группа активистов, переодетая в военную униформу, имитировала блокпост израильских войск и предлагала всем желающим пройти на нем стандартную процедуру проверки документов, которой постоянно подвергаются жители Палестинской автономии.

Активисты «традиционных» левых партий, вроде парламентской Левой партии Швеции – в прошлом Компартии, преимущественно ориентируются на профсоюзное движение – хотя в состав этой организации входит немалое число мигрантов. На демонстрации, которая символично прошла по всем городским районам – от Росенгорда до исторического центра – они скандировали речевку со словами: «интернационализм, солидарность, рабочий класс компетентен (взять на себя управление обществом)». Шведы-студенты из группы со странным названием «Подполье против потребления» раздавали листовки против войны в Ираке на экологической акции против глобального потребления. В погромах машин, банков и магазинов, которыми сопровождалось итоговое шествие Европейского социального форума, активно участвовала анархистская молодежь из местного сквота – судя по виду, те же учащиеся из университета. Причем, спецподразделение полиции практически не реагировало на их действия, что разительно отличалось от практики постсоветского милицейского террора.    

– Гуманитарная интеллигенция преимущественно имеет здесь левые взгляды, тогда как техническая – наоборот. Там зарплаты побольше, и они опасаются конкуренции мигрантов, – говорил нам активист Левой партии в одном из «локальных» пивных пабов Мальмо, где водку «Аквавита» можно было купить лишь из-под полы, за очень большие деньги. – А криминал интернационален, и в старых районах он даже посерьезнее. Вот, в ресторане как раз напротив нас – подпольный бордель с наркоторговлей. Опасное место.

А в чистом воздухе Мальмо – главного города новой, мультирасовой Скандинавии – уже чувствовался запах кризиса, который обострит его внутренние социальные противоречия, усугубит сглаженное пока неравенство, усилит бедность в мигрантских гетто. И может стоить жизни многим пушистым троллям из городских парков.