вот балалайкин пишет. с другой стороны — в Украине люди как-то более открыты стали.
мразоидный псевдомайдановец обманул мужчину и женщину, пожил у них на халяву, что-то из дому спиздил и съебался, а они в ответ: «ну да, скотина. ничего, зато быстро сбежал — это хорошо, у нас теперь снова есть место принять того, кто без жилья остался.»
дед, пришедший записываться в военкомат, вызывает не смех («да куда ты, старый пень, лезешь!»), а уважение.
гламурная кисо, жившая раньше где-то в своей реальности, а потом возившая на своей няффнай маффинке продукты для майдановцев и невыспавшаяся, потому что осталась и помогала.
приблатнённые мужики, привозящие на своих джипах за свои же деньги купленые горячие обеды военным и бесплатно заправляющие их технику.
спонтанно появившиеся отряды «ночных патрулей», которые следят за тем, чтобы всякое мудло не охуевало.
много всякого.
всё это, конечно, не малиновый звон навечно, но объединение — пусть даже временное — людей взаимопомощью намного лучше, чем объединение людей ненавистью. даже когда всё это пройдёт, у нас останется воспоминание, как люди вместе помогали друг другу. а у «братьев» — как вместе ненавидели и лгали.
лично мне приятней жить в стране пусть разрушеной, но объединяющей людей взаимным уважением, а не в стране, где всё построено на лжи и ненависти. поэтому я не хочу в россию. поэтому никто, кроме тех, кто не мыслит себя вне системы «наеби другого быстрее, чем он наебёт тебя» не хочет в россию. поэтому россия безуспешно пытается нас разобщить (и добивается совершенно противоположного).
и именно поэтому бессмысленно ожидать от россии, что она «прозреет». не прозреет: там просто некому понимать, что люди могут собраться и что-то сделать сами, без команды и «вашингтонского обкома». единственный язык, который понимает россия — язык пиздюлей и тюремных «понятий». как бы это ни было противно, но придётся, значит, научиться говорить и на нём. но родным языком мы его делать не станем, пусть не надеются.