История дочери купца первой гильдии
Все началось со старинной мельхиоровой ложки. Я вытащила ее из сушилки на работе, где лежали приборы для общего пользования. Ложка была тяжелой, с завитушками у основания и с советским знаком качества, отштампованным на тыльной стороне ручки.
- Где ты взяла мою ложку? - спросила меня сотрудница по имени Розалинда.
- В сушилке.
- Отдай, это моя. Я ее принесла на работу и забыла.
- Отдам, - кивнула я. - Вот суп доем и отдам.
- Эта ложка что, - протянула Розалинда. - Мы в Питере богато жили, на серебре ели. С дореволюционных времен.
- Подожди, вы же евреи, а как же черта оседлости?
- Прадед мой, бабушкин отец, окончил Сорбонну, и купил патент купца первой гильдии. А для первой гильдии не было черты оседлости.
- Верно, - кивнула я. - Помню такое.
- Откуда вы все знаете? - спросила нас другая сотрудница.
- Я ж учительница истории, - сказала Розалинда. - Нам задавали реферат по истории семьи.
- А я просто знаю, - скромно добавила я. - Так что с дедом было-то?
- Растреляли его после революции, как чуждого элемента, враждебного интересам рабочего класса. Но его дочка, моя бабка, тут же вступила в партию и вышла замуж за конторского служащего, имевшего самую что ни на есть правильную родословную - из крестьян. Это ее и спасло. Более того, она продвинулась по партийной линии и стала ревизором треста общественных столовых. Большую власть имела. Постоянно в командировках пропадала, домом не занималась. Хотя черная икра у нас не переводилась.
- Из столовых?
- Понятия не имею, но все было.
- А дед как терпел ее отлучки?
- Так и терпел. Что он мог поделать? Однажды она заявилась домой ночью с первым секретарем райкома. И дед их уложил спать. Правда, маму на раскладушке положил в той же комнате для приличия. Это ж секретарь райкома был! Большой человек!
- И что дальше было?
- Началась война. Деда не взяли - у него была сильная близорукость. Тогда он пошел добровольцем копать защитные траншеи вокруг Питера. В первом же налете немецкой авиации его и убило.
- А бабка как пережила его смерть?
- Она к тому времени была уже директором ювелирного магазина. И когда пришла пора эвакуироваться, она собрала все драгоценности и отправилась с ними в Фергану. Там она пережила войну.
- И когда она вернулась в Питер, она сдала драгоценности? - наивно спросила я.
- Она не вернулась.
- Почему?
- Вернулись ее сестры с моей мамой. А бабушка встретила в эмиграции любовь своей жизни. Он был поляком и сказал ей, что поедет в Польшу искать свою семью. Если найдет, то останется, а если нет - то вернется к ней.
- Нашел?
- Нет. Вся семья погибла в Освенциме. Бабушка жила одна в Фергане и ждала. Дождалась. Поляк приехал за ней, и увез ее в Польшу.
- С драгоценностями? - спросила другая сотрудница.
- Бабушка сделала так: она давно уже выковыряла все бриллианты. Продавала золото и на эти деньги семья жила в эмиграции. А бриллианты она утопила в бочонке с салом. И когда они с поляком пересекали границу, то пограничники спрашивали: что везете. Они отвечали: сало. Так добрались до Польши, оттуда во Францию, а потом в Израиль. Здесь родились еще два сына. Она всем дала образование, купила бизнесы и умерла в фешенебельном доме для престарелых.
- А вам?
- А что нам? Мы были за железным занавесом. Она нам ничем помочь не могла.
- Но это же воровство! - воскликнула другая сотрудница.
- Это экспроприация экспроприирующих, - жестко ответила Розалинда. - Советы убили ее отца, купца первой гильдии, образованного человека. Лишили ее семью дома и накоплений. Почему бы не отплатить им той же монетой?

Мне нечего было ответить. Это справедливо?