Фата-Моргана (8)
Начало Предыдущая часть

Домой мы шли притихшие.
- Что ты об этом думаешь, Лизетта? - спросила я свою молочную сестру.
На удивление, она ответила мне резко:
- Ты как хочешь, а я ничего говорить не буду. Хватит!
- Что хватит?
- А то!.. Снова падре Бонифаций наложит на нас епитимью. Забыла? Он же их терпеть не может! А матушка во всем его слушается.

Это, действительно, было так. Падре каждое воскресенье громил с амвона лесных тварей, да так, что у его паствы голова шла кругом. С одной стороны - не верить святому отцу не было никакого резона. Но с другой стороны - духи, оборотни и призраки были самыми что ни на есть настоящими, частью обыденной жизни и называть их вымыслом и досужими выдумками поворачивался язык только у самого падре Бонифация. Однажды какой-то любопытный монакьелли забрел в церковь во время проповеди. На него никто не обратил внимания - он был в сутане. И когда священник подошел к самому сильному месту своей речи, обличению тех, кто верит в существование всякой нечисти, он вдруг поперхнулся, выпучил глаза и начал махать рукой в сторону выхода. Все обернулись. Позади церковных скамеек стоял монакьелли и точь-в-точь подражал движениям падре Бонифация. На демона тут же наорали и хотели схватить его, но он, сделав неприличный жест, свистнул и растворился в воздухе. Только его и видели. Проповедь, конечно, была скомкана. Люди расходились, кляня бесстыжего монакьелли - надо же, испортил такую красивую речь и не дал насладиться святым воскресением. «Совсем эта нечисть обнаглела, - говорили между собой прихожане, - мало им будней, так норовят и в день отдыха напакостить. Да уж, прошли золотые времена...»

Вот поэтому Лизетта и опасалась рассказывать дома о феях и их предложении. Но я твердо стояла на своем: такой случай бывает раз в жизни и если не поверят - ничего, через неделю сами убедятся. Лизетта нехотя согласилась с моими доводами.

Отца я увидела только за обедом. Матушка Аньола подала густой овощной суп минестроне, грибное фрикасе и равиоли с грецкими орехами. Мне не хотелось отрывать отца от его любимых равиоли и поэтому я дождалась десерта. Когда на столе появился десерт, блинчики с тыквой под пармезаном, я не выдержала: - Папа, мне нужно тебе кое-что рассказать. - Что, доченька? - отец уплетал четвертый блинчик. - Мы с Лизеттой сегодня видели фату Моргану... Синьор Монтифьори отложил в сторону недоеденный блинчик и внимательно посмотрел на меня: - Бьянка, ты здорова? - Отец, поверь мне, я ничего не выдумываю!

И я рассказала о замке в небесах, о широкой лестнице, по которой спустились фата Моргана и фата Альцина, о том, как не могли добудиться Лизетту и самое главное - о предложении учиться в школе волшебников.

Отец пребывал в неописуемом волнении. Он вскочил из-за стола и громко позвал:

- Аньола! Аньола, иди скорее сюда! - и обратясь ко мне, спросил:
- Как же так, Бьянка? Ведь дворец появляется только в небе над Мессинским проливом! И нигде больше его никогда не видели! Мне рассказывали моряки торгового флота испанского короля. Говорят, что зрелище, прекраснее которого нет на свете, сводит с ума тех, кто смотрит на его. А ты в порядке?
- Ну конечно, папа!

В столовую вошла кормилица.

- Аньола, позови живо твою дочку! - приказал он.
- Что случилось? - она бросила на меня обеспокоенный взгляд.
- Потом, Аньола, потом! Зови Лизетту!

Через минуту насупившаяся Лизетта, одетая в тесное платье стояла перед синьором Монтифьори.

- Лизетта, дорогая, - неожиданно мягко обратился к ней мой отец, - расскажи-ка мне, что вы с синьоритой Бьянкой видели сегодня на берегу?
- Феи прилетели и хотели нас с собой взять. А я спала.
- Подожди, - остановил ее синьор Монтифьори, - так ты видела фей во сне или наяву?
- Говорю же, спала, - ответила Лизетта, не поднимая глаз, - а они прилетели и разбудили меня. И еще спрашивают, вижу ли я их. Что я, без глаз?
- Так., так... И что было дальше?
Ничего, - пожала она плечами, - сказали, что через неделю приедут и заберут нас учиться. И меня тоже...
- Как?! - ахнула матушка Аньола. - И тебя, доченька?

Она приложила руки к груди и застыла.

- Ну что ж, - отец снова уселся за стол и подвинул к себе тарелку с блинчиками, - то, что вдвоем - это неплохо. Надо же, такое счастье! Теперь будущее моей дочери обеспечено. И не нужно будет платить урсулинкам.
- А что скажет синьора Беатриче? - подала голос кормилица.
- Нужно ей написать. Я немедленно пошлю письмо с нарочным. Пусть приезжает. И падре Бонифация следует известить, - отец промокнул губы салфеткой. Обед был окончен.

* * *
Весть о том, что нас забирают уважаемые фаты, распространилась по всем окрестностям. В замок стали стекаться толпы страждущих и просто любопытных, что бы посмотреть на избранниц Морганы и вымолить излечение или удачу в делах. Эта неделя стала для меня самой трудной. Большей частью к ходокам выходила матушка Аньола, кормила немудреной едой и уговаривала вернуться обратно: все равно девочки ничему пока не обучены и помочь не могут. Но народ не расходился - все ждали, когда же за нами прилетят феи в своем чудесном дворце. В конце концов, их стало так много, что прибывшим пришлось располагаться за замковыми воротами.

В один из дней появилась Сальвестра. Ее немедленно провели к синьору Монтефьори, моему отцу - Сальвестра была женщина уважаемая в нашем замке. Еще бы, она принимала мою мать.

Когда я пришла на зов отца, в комнате, кроме него и повивальной бабки, находился падре Бонифаций, с угрюмым видом перебиравший четки. Сальвестра сидела в глубоком кресле и оттого казалась еще меньше и сгорбленней.

- Ну что я сказала? - каркнула она. - Будет у синьориты дальняя дорога.

При этих словах святой отец скривился и буркнул:

- Не угодное Богу это дело!.. - Помолчи! - оборвала его старуха. - Отдали тебе и твоему богу на откуп крестины да поминки, вот и будь рад. Царственной фате лет гораздо больше, чем твоему благодетелю, и никто в ее силе пока что не сомневался. А урсулинки только загубят девчонку! - Вот еще!.. - фыркнул падре и осенил себя крестным знамением. - Святые сестры обучают высокородных девиц благочестию и послушанию. Из воспитанниц монастыря выходят отличные жены и матери, чтящие мужа и Господа. Отец заерзал в кресле, видимо соглашаясь с доводами падре Бонифация. - А деньги? - возразила Сальвестра. - Твоя святая Урсула требует за год обучения стоимость половины урожая его виноградников! Ненасытная утроба! А учит лишь вязанию и варке конфитюра.
	- Ну о плате можно было бы и договориться, лишь бы спасти душу! - в запальчивости крикнул пастырь. - А у этой фаты ее душа будет загублена для вечной жизни! - Давайте спросим Бьянку, - предложила Сальвестра. - Чего она сама желает? - Верно, - кивнул мой отец и обратившись ко мне, спросил, - Бьянка, расскажи нам, что ты хочешь. С опаской глядя на сумрачного падре Бонифация, ожесточенно перебиравшим четки, я с жаром воскликнула: - Хочу к феям! Хочу быть волшебницей, а в монастыре скучно... - Но, доченька, если бы ты училась у урсулинок, то смогла бы навещать нас дважды в год, а так... - отец вздохнул. - Мы с синьорой Беатриче нашли бы тебе хорошего жениха. А так... Кто знает, какая судьба тебя ждет? Говорят, что воспитанники фаты Морганы никогда не возвращаются в родные пенаты. - Захочет - вернется! - бросила Сальвестра. - Не губите девушку, дайте ей шанс вырваться отсюда. - А чем здесь плохо? - возразил падре. - Благочестивая семья, замок, свои угодья...
- Не нужно ей повторять судьбу своей матери! - жестко ответила старуха. - Та покинула замок ради суетных развлечений и удовольствий и во всем зависит от денег синьора, а Бьянка должна быть сама способна за себя постоять! - Папа, дорогой! - бросилась я к отцу. - Отпустите меня к фате Моргане, прошу вас! Я не хочу к урсулинкам! - Подожди, дочка, - отец невольно отпрянул назад, с такой силой я бросилась на него, - нужно еще поговорить с синьорой Беатриче, твоей матерью. Вот она приедет и тогда... - Что тогда? - хмыкнула Сильвестра. - Не приедет она. И не ждите... - Как это не приедет?! - с гневом возразил падре Бонифаций. - Решается судьба ее единственной дочери! - Я знаю что говорю! - отрезала повитуха. Во дворе послышались крики: «Гонец! Гонец из Флоренции к синьору Монтефьори!» Не сдержавшись, я бросилась к сводчатому окну, выходящему во двор. Отец подошел тоже, Сальвестра с падре остались сидеть.

Мы увидели, как спешившийся гонец, бросив поводья взмыленной лошади подбежавшему слуге, бросился ко входу в замковые покои. Прошла томительная минута и он появился на пороге комнаты, в которой мы сидели.

- Синьор Монтефьори? - гонец поклонился. На вид это был юноша лет восемнадцати, худощавый и светловолосый, одетый в зеленый камзол, протершийся подмышками.
- Да это я...
- Вам послание от вашей супруги, синьоры Монтефьори, - гонец почтительно протянул отцу свиток с висящей на шнурке круглой печатью.
- А где она сама? - нахмурился отец.
- Синьора сказала, что здесь все написано! - отрапортовал гонец.
- Хорошо... Пойди, отдохни, там тебя накормят, - движением руки отец отпустил юношу, и торопливо сломал печать.

Мы ждали. Отец читал и его лицо становилось все удрученнее.

Наконец он поднял глаза и сказал:

- Падре, от вас у меня нет никаких секретов. Вас же, Сальвестра, я очень уважаю - вы спасли мою супругу в тот момент, когда она появилась на свет. Я прочитаю вам письмо Беатриче...

«Любезный мой супруг, - начал он, - я благодарю тебя за ту сумму, которую ты мне выслал на днях. Но уверяю тебя, она недостаточна. Я нуждаюсь в сумме, по меньшей мере, втрое большей, нежели полученная мною. Не забудь, придворная жизнь требует больших расходов.
Что касаемо дочери нашей, Бьянки, то я присмотрела ей мужа. Барон Ринальдо Манчини изъявил согласие стать ее супругом. Я думаю, что он будет для нее отличной партией.
То, что ты пишешь о фате Моргане, наводит меня на мысль, что деревенская жизнь тебе не на пользу, ибо ты стал заговариваться и фантазировать. Чтобы выкинуть эти глупости из головы, попробуй клистиры и холодные обливания. И считай, что я ответила на твой вопрос.
Через два месяца, по весне, я пришлю за Бьянкой, дабы показать ее жениху. Постарайся, чтобы к тому времени Аньола ее немного подкормила, а то она на девушку не похожа - тощая как коза.
Не забудь о деньгах!
Остаюсь твоя верная супруга, Беатриче Монтефьори.»

Когда отец поднял глаза от письма, на него страшно было смотреть. Быстрым движением он скомкал письмо и отбросил его в угол. Потом обратился к падре Бонифацию:

- Что скажете, святой отец?
- Ну что ж, - падре пожевал сухие губы, - благое стремление матери о судьбе дочери достойно похвалы...
- Этому Манчини шестьдесят восемь лет, он похоронил уже трех жен, - не глядя ни на кого, сказала Сальвестра.
- Что?! - взревел синьор Монтефьори. - Отдавать этому старому пройдохе мою единственную дочь? Она там что, совсем рехнулась?! Мать, называется! Говорить, что я фантазирую? Мне вреден деревенский воздух?.. Клистиры предлагает! Я ей покажу клистиры!

В таком состоянии я никогда не видела своего отца. Он бегал по зале, потрясая руками и отпихивая ногой стулья, попадавшиеся ему на пути.

- Аньола! - закричал он. И когда кормилица прибежала на его устрашающий рев, приказал. - Собирай Бьянку и Лизетту. Они едут безоговорочно! Чтобы все было готово! - И не обращаясь никому, добавил. - Более никаких денег во Флоренцию не посылать! Одумается, вернется!

Так решилась моя судьба...
(продолжение)