Скромное обаяние Византии
Отношения императоров и преемников в Византии всегда отличались живописной кинематографичностью. И это даже тогда, когда преемники были родственниками или друзьями императора, были обязаны ему своим продвижением по социальной лестнице. Собственно, в Риме так повелось с самого начала Империи: Брут, как известно, был преемником, другом и чуть ли не сыном Цезаря. Но с римских язычников и спрос другой. А вот фофудьеносный Рим на Босфоре многие всерьез считают идеалом «симфонии властей и благорастворения воздухов». Между тем на практике один блюститель Катехона так и норовил ухайдокать другого самым зверским образом. Один из самых живописных случаев (но далеко не исключение) описывает византийский аноним, скромно скрывающийся под именем «Продолжатель Феофана». Тут и режиссер не нужен: просто бери и снимай готовую «церемонию инаугурации».

«Было тогда у святого клира в обычае оставаться на ночь не как нынче в царском дворце (с того случая это и повелось), а в своих домах, в начале же третьей стражи собираться у Слоновых ворот, чтобы воздать утренние славословия господу Богу нашему. С ними то и смешались заговорщики, держа под мышками кинжалы, которые им в потемках удалось скрыть под священническими одеждами. Они спокойно прошли вместе с клиром и затаились в ожидании сигнала в одном темном месте. Закончился гимн, царь стоял вблизи певчих, ибо часто сам начинал свое любимое «Отрешили страстью всевышнего» (был он по природе сладкоголос и в исполнении псалмов искусней всех современников), вот тогда то сообща и бросились заговорщики, однако с первого раза ошиблись, напав на главу клира. <...> Предводитель клира отвел от себя угрозу (сразу обнажив голову, он обеспечил себе спасение лысиной), а вот Лев, скрывшись в алтаре, спастись не смог, но сопротивляться все таки попытался. Он схватил цепь от кадильницы (другие утверждают — Божий крест) и решил защищаться от нападающих. Однако тех было много, они бросились на него скопом и ранили, ведь царь оборонялся и материей креста отражал их удары. Но, словно зверь, постепенно слабел он под сыпавшимися отовсюду ударами, отчаялся, а увидев, как замахнулся на него человек огромного, гигантского роста, без обиняков запросил пощады и взмолился, заклиная милостью, обитающей в храме. Был же этот человек родом из крамвонитов. И сказал он: «Ныне время не заклинаний, а убийств», - и, поклявшись Божьей милостью, ударил царя по руке с такой силой и мощью, что не только выскочила из ключицы сама рука, но и далеко отлетела отсеченная верхушка креста. Кто то отрубил ему голову, оставив тело валяться, словно булыжник».

Яркое воплощение знаменитой Византийской духовности. Кстати, заказчик убийства был другом юности и выдвиженцем императора. Печальных подробностей про судьбу детей усопшего цитировать не будем. Сразу перейдем к финалу истории:

«Михаила освободили из под стражи папия и, не сняв с ног кандалы (не могли найти ключей, которые для безопасности Лев хранил при себе), усадили на царский трон, и все находившиеся во дворце преклонили колена и провозгласили его самодержцем. В середине дня, когда молва о случившемся уже распространилась повсюду и едва удалось разбить молотом кандалы, царь, не омыв рук, не обретя в душе страха Божия и вообще не успев сделать ничего необходимого, отправился в великий храм Божий, дабы получить венец от руки патриарха и сподобиться всенародного провозглашения; опорой же и защитой были у него лишь те, кто злоумышлял вместе с ним и участвовал в убийстве. Да и кто стал бы удивляться зломыслию их обоих: Льва ли, у которого не нашлось ни одного помощника из бывших льстецов и хвалителей (как змеи попрятались они по своим норам), Михаила ли с его бесстрашием и кровожадностью, который не как палач (а случилось это по воле всем повелевающего провидения), а будто увенчанный победой атлет, шествовал по улицам, хотя надо бы сидеть тихо и скорбеть, не из за того что он по справедливости пролил достойную того кровь (в этом тоже нет ничего похвального), а потому, что недостойно сделал это в месте божественном и чистом, где ежедневно льется кровь господня — искупление грехов наших».