Птичий язык в философии
К отечественным философам часто обращают упреки по поводу злоупотребления «птичьим языком». Особенно этим страдают поклонники современных французов и немцев. На самом деле это необходимый этап в ходе ассимиляции инородных концепций. Если человек этим занят искренне, и если ему действительно есть, что сказать, то рано или поздно у него возникает аллергия на «птичий язык», или даже «булемия», «рвотный рефлекс». Возникает еще и чувство сострадания к людям, которые не вышли из этой стадии. Окаменевшая «птицеязыкость» - это ведь определенный род кастрации, добровольное положение в гроб. И в этом смысле она связана с вполне «философским» (по своему) выбором. Это один из вариантов «смерти автора» и его «растворения в языке».

Корень «птицеязыкости» - вовсе не в терминологии, а в самом строе речи и мысли. Человек может вообще не использовать «модных» словечек, но, «прищурив глаз», мы безошибочно опознаем за его «дискурсом» трясогузочное помахивание хвостиком. Это самый фатальный вид «птицевания», потому что указывает на сознающую себя никчемность. Исходная, юношеская «птицеязыкость» в этом смысле более оптимистична.

Распознать птицеязыкость проще всего «от противного». Абсолютной противоположностью являются такие авторы, как Платон и поздний Ницше (ранний Ницше птицеязык, как и все молодые мыслители). Платон и словечками любит играть, и подбираться к теме окольными путями, и в лукавстве ему не откажешь. Но мы всегда видим, что он куда-то идет, куда-то стремится, а не топчется на месте.