Войти в систему

Home
    - Создать дневник
    - Написать в дневник
       - Подробный режим

LJ.Rossia.org
    - Новости сайта
    - Общие настройки
    - Sitemap
    - Оплата
    - ljr-fif

Редактировать...
    - Настройки
    - Список друзей
    - Дневник
    - Картинки
    - Пароль
    - Вид дневника

Сообщества

Настроить S2

Помощь
    - Забыли пароль?
    - FAQ
    - Тех. поддержка



Пишет kouzdra ([info]kouzdra)
@ 2013-05-24 07:57:00


Previous Entry  Add to memories!  Tell a Friend!  Next Entry
Забавная статья про интересный текст
Антон Баумгартен
О КНИГЕ Э. М. ДУНЕ "ЗАПИСКИ КРАСНОГВАРДЕЙЦА"



Большой интерес представляет первая глава, повествующая о заводской жизни. Дуне довольно подробно описывает иерархию между рабочими и мастерами, заработки, отношения с администрацией. Со слов отца он рассказывает о том, как рабочие наказывали зарвавшихся мастеров. Сначала, на дверь его кабинета прибивали гвоздем мешок. Это было предупреждение. Если оно не помогало, мастера сажали в этот мешок, на тачке везли во двор и под смех и шутки опрокидывали в навозную кучу. Все это делалось всем цехом и так, что ни разу не находили того, кто надевал мастеру мешок на голову. Такие же методы применялись к штрейкбрехерам и доносчикам. Сам Дуне участвовал в одном таком "мешочном" эпизоде. Причем. в навозную кучу попал не мастер даже, а инженер-химик, который уделял слишком много внимания красивым работницам в одном из цехов.

Вообще, главное впечатление от этой главы это то, что рабочие вовсе не были бесправными. Был надзор со стороны фабричной инспекции, была солидарность рабочих, заставлявшая с ними считаться. Завод выполнял военные заказы, и администрация не хотела никаких конфликтов с рабочими. На зарплату не жаловались. Сам Дуне, овладев специальностью, скоро стал зарабатывать больше отца, 5 рублей в день. На эти деньги можно было купить пару ботинок. Эдуард стал учиться в вечерней технической школе и скоро научился читать чертежи, что поместило его в категорию наиболее высокооплачиваемых рабочих. Здесь описание подходит к одному из самых интересных моментов этой книги. Вспоминая свою заводскую юность 30 лет спустя, Дуне решает, что жизнь была не так уж плоха. Не только в материальном, но и в духовном плане. Промышленный рабочий класс Российской империи сумел создать свой этический мир, в котором акцент на коллективистские ценности не приводил к антагонизму между интересами рабочего коллектива и личностью отдельного рабочего. Приведу это место полностью, настолько оно богато по содержанию и даже недосказанности.

Отношение администрации к рабочим было похоже на отношения между государством и обществом. Они не старались поглотить друг друга, каждая из сторон имела свои писанные и неписанные правила. Личность была подчинена интересам коллектива, но коллектив не был антагонистичен по отношению к личности. Мы чувствовали себя больше электронами, чем "свободными" атомами. Рабочие, выскакивавшие из общей орбиты, были редкими созданиями. Каждый из нас отдавал часть своей свободы ради коллектива, но эта отдача не регулировалась какими-то письменными правилами или обязательными нормами. Те, кто хотел больше свободы, могли постараться либо увеличить ее с помощью коллектива, либо полагаться на свои силы. Теперь мне кажется, что это был мир идеальной свободы, но когда я был молод, мне казалось, что свобода заключалась в том, чтобы разбить эти неписанные правила. В то же время мы были готовы пожертвовать свободой ради нашего идеала, который в то время был более ясен и сиял издалека в форме нашего собственного рабочего государства.

Не идеализирую ли я прошлое как все старики? Конечно, в материальном смысле мы не всегда жили так припеваючи, как когда я поступил на завод. Бывали дни, когда мы ели только черный хлеб с молотыми конопляными зернами вместо масла. Временами приходилось заниматься рыбной ловлей не для удовольствия, а по необходимости. Бывало, что не могли пойти на школьную экскурсию из-за того, что не было 5-10 копеек. И моя свобода ограничивалась рублем. Например, мне приходилось отказываться от билета на концерт Шаляпина, потому что он стоил пять рублей - цена пары ботинок. Но ведь не пойти на Шаляпина не было большой жертвой... А внутри коллектива у нас была свобода бороться против тех, кто подрывал общую волю...”



"Сапронов мог ответить на любой вопрос и владел как своей речью, так и настроением аудитории. Каждое слово его простого, некнижного языка доходило до слушающих. Он редко использовал революционный жаргон, и когда он это делал, то всегда сразу же разъяснял, что он понимал под словами социализм, демократия и т.п. Слушая его, люди полностью сливались с мыслью и жизнью Александра, или Александрова, как они уважительно и любовно звали его".


Через несколько месяцев у него уже было 400 членов профсоюза и большевистская ячейка. Представляет интерес тактика Сапронова, насколько о ней можно судить по рассказу Дуне. Очевидно рабочие “Проводника” не видели надобности в профсоюзе. Заработки были хорошие и особых конфликтов с начальством не было. Тогда среди рабочих пронесся слух, что какая-то газета напечатала статью про их завод, в которой ругали администрацию. Все сразу захотели ее прочитать. Оказалось, что в газете печатников Сапронов поместил статью о плохой технике безопасности в резиновой промышленности, потому что администрация больше заботилась о доходах акционеров и эконoмила на вентиляции. Из этой статьи, пишет Дуне, многие рабочие впервые поняли, что все это было результатом капиталистической погони за прибылью. Обстановка на заводе заметно изменилась.


В воспоминаниях Дуне хорошо выражаются отношения рабочих его поколения к другим классам российского общества. Ближе всего ему те, кто принимает участие в современном индустриальном производстве, включая даже мастеров и администрацию. Его отношение к ним амбиваленто, но он признает необходимость управленческих функций для производства. Дуне с гордостью рассказывает, как в 1917 г. “Проводник” продолжал работать в нормальном режиме, несмотря на "троевластие", когда все стороны участвовавшие в производстве понимали свою роль и уважали коллег.
...
Зато крестьяне для Дуне чуждый элемент. Думается, более чуждый даже, чем капиталисты-организаторы производства, заводская администрация, инженеры и техники... Интересно, что в отличии от бытующих стереотипов крестьян как недисциплинированных, несговорчивых и безразличных к работе заводских сезонников, Дуне подчеркивает их старательность и уступчивость перед начальством. И в Красной Армии Дуне чувствовал себя "белой вороной", потому что был окружен не только бывшими царскими офицерами, но и рядовыми из крестьян. Социальная психология кадровых российских рабочих, похоже, была полной противоположностью крестьянской.

С малой симпатией относится Дуне и к русской интеллигенции. Посетив имение Шаховского в Покровском-Стрешневе, где Луначарский устроил дом отдыха для артистов гостеатров, Дуне увидел пустые полки книжных шкафов, рамки картин с вырезанными полотнами, окна без штор. Хранитель усадьбы с горькой улыбкой объяснил ему, что все это "взяли взаймы" гости усадьбы. Вот что поэтому поводу замечает Дуне.

Я не хочу сказать, что среди интеллигенции было больше воров, чем среди рабочих. Но мы смотрели на завоеванные нами вещи как на коллективную "народную собственность." Книги, картины, статуи мало что говорили рабочим, но они относились со священным трепетом к тому, чего они не понимали.



Там на сам деле почти все интересно, жаль что русского издания кажется так и нет.