"Он воевал" как решающий аргумент | как Окуджаву заставляли работать
Сначала - небольшой мысленный эксперимент.

Представьте себе, что вы еврей. Не то чтобы какой-то там с пейсами – обычный, нормальный светский еврей. Вы сидите в хорошей немецкой пивной. Перед вами - собеседник, немец. Умный, тонкий, образованный, в круглых таких очочках.
Вы пьёте пиво и обсуждаете события начала прошлого века. Оба сходитесь на том, что война – это вообще ужасная глупость, а уж война в Европе – это ужас в квадрате.

- Но всё-таки, - замечает немец, - нужно уважать ветеранов. Они испытали такое, что нам и не снилось. И в том, что мы этого не пережили, есть и их заслуга.
Вы, конечно, соглашаетесь.

- Поэтому, - как ни в чём не бывало продолжает немец, - я свято чту память Адольфа Гитлера. Он был настоящим солдатом. Он пошёл на фронт добровольцем, хотя был гражданином другого государства и у него был белый билет. Добровольцем, понимаете, добровольцем! Он специально обратился к королю Баварии, чтобы его взяли на фронт. Там он был санитаром, видел кровь, грязь и ужас. Потом почти всю войну провоевал связным. Вы знаете, что такое связной в Первую Мировую? Каково это – бежать с кабелем под разрывами? Он побывал в сорока семи сражениях, в самом центре ада, и выжил. Дважды ранен. Ранен, понимаете, ранен! Его травили газами, он чуть не умер в грязном лазарете. Железный Крест Второй степени он получил в декабре четырнадцатого, а в августе восемнадцатого – Железный Крест Первой степени. Он был простым солдатом, и получил Железный Крест Первой степени, понимаете? Он получил его за захват в плен вражеского офицера и пятнадцати солдат. Он герой, настоящий герой. Да, впоследствии он совершил трагические ошибки. Я его за это осуждаю. Но для меня свята память Гитлера как мужественного фронтовика. И не смейте мне говорить о том, что под старость этот человек, завоевав политическую власть, делал ошибки. Это хамство, самое настоящее хамство в библейском смысле этого слова – осуждать фронтовика, каким бы он ни был! Тем более, он умер. Топтаться сапогами по мёртвому фронтовику - это такая непередаваемая мерзость, что у меня просто нет слов.

Вы вспоминаете своего дедушку, чей пепел удобрил землю Фатерлянда, встаёте и…

А теперь представьте себе, что вы русский. Не то чтобы в косоворотке – нормальный такой русский, живущиё в России последние пятнадцать лет. Вы сидите в средней российской жральнице (ну, скажем, в «Пирогах»). Где сидит такой же интеллигентный человек в очочках и говорит:

- Как вы смеете говорить дурное об Окуджаве? Он же фронтовик, сапогами глину месил! После окончания десятилетки в Тбилиси он добровольцем ушел на войну. Добровольцем, понимаете, добровольцем! Служил, правда, в запасном минометном дивизионе, затем после двух месяцев обучения был отправлен на Северо-Кавказский фронт. Был минометчиком, потом радистом тяжелой артиллерии. Был ранен под городом Моздок. Ранен, понимаете, ранен! Он видел, как убивают людей, его сложная натура пережила весь этот ужас и творчески переработала его в чудесные песни! Да, с его военной биографией много непонятного, особенно чеченский эпизод, да и жизнь под Тбилиси. Но он бывал на фронте! И не смейте мне говорить о том, что под старость этот человек, получив духовную власть, делал ошибки. Это хамство, самое настоящее хамство в библейском смысле этого слова – осуждать фронтовика, каким бы он ни был! Тем более, он умер. Топтаться сапогами по мёртвому фронтовику - это такая непередаваемая мерзость, что у меня просто нет слов.

Вы вспоминаете эти пятнадцать лет, встаёте и…

…о нет, о нет, я отнюдь не считаю, что Окуджава равен Гитлеру. Он был, скажем так, Геббельсом гайдарочубайсизма, и далеко не единственным. Но он был духовным вождём русоедской интеллигенции, пособником убийц и реформаторов, певцом разрушения страны. Под каждым преступлением этих нелюдей и выродков стоит подпись: «Одобрено Окуджавой». Тысячи фронтовиков - настоящих, с иконостасом на груди - умерли раньше, чем могли бы, благодаря непрестанным усилиям этого замечательного человека.

Так что - - -.

Довесок. Окуджава вспоминает о самом страшном в его фронтовой жизни:

— Вы так и не успели повоевать толком?

— Нет. Месяца полтора. Я вообще в чистом виде на фронте очень мало воевал. В основном скитался из части в часть. А потом — запасной полк, там мариновали.

Я вообще в чистом виде на фронте очень мало воевал. В основном скитался из части в часть. А потом — запасной полк, там мариновали. Но запасной полк — это просто лагерь. Кормили бурдой какой-то. Заставляли работать. Жутко было. [...]

Меня вновь отправили в запасной полк, где я опять мучился, пока не пришли вербовщики. Выбирать. Я уже на фронте побывал, я уже землянки порыл, я уже наелся всем этим. Я стараюсь сачковать, куда-нибудь полегче.

И ещё одна интересная подробность:

...мы приехали к месту назначения грязные, рваные, похожие на обезьян, спившиеся. И командиры, и солдаты. И нас велели отправить в Батуми, в какую-то воинскую часть, приводить в чувство. Там казармы, на полу солома, прямо на соломе мы спали. Ничего не делали. Я запомнил только то, что повели нас на экскурсию: почему-то дачу Берия смотреть. Роскошный белый дом на холме. Разрешили через окна посмотреть убранство. Роскошная столовая, громадная, барская. А товарищи мои были в прошлом профессиональные жулики. Очень добрые ребята.
Они там побегали по даче, разнюхали. Мы пришли, легли спать. Ночью я проснулся — их нет. К утру в казарму пришли какие-то люди, и ребят арестовали. Выяснилось, что ночью они все столовое серебро в скатерть — и унесли. Ночью же отнесли в скупку. Их выследили. Мы обсуждаем, что им грозит? Расстрел? Нас торопят, в маршевую роту скорее-скорее, под Новороссийск. Поэтому нас толком даже не успели переодеть, а этих выпустили, потому что все равно на фронт. Они пришли, смеются.

Тут всё вкусно. Начиная с темы "ужасов сталинизма" (разграбить дачу Берии и ничего плохого за это не поиметь - н-да, тоталитаризм... попробуйте ограбить дачу Киркорова, сравните эффект). И кончая симпатией к ворам, попятившим цветмет (любимое занятие известных лет).

Дальше ещё вкуснее, как он зверел от муштры и безделья.

Читая всё это, я никак не мог понять, чего тут больше - честности или бесстыдства. Мог бы ведь и сказать, что "всю войну прошёл и тыщу немцев побил, чудом в живых остался". Никто бы и не пукнул: Сам Сказал. Но - ведь было ведь "всё можно". Тем паче, что уже наметились контуры грядущего "сталинхужегитлера", и Окуджава держал нос по ветру:

...Он Сталина оправдывал, Сталин — это наша сила, а мне этот герой был чужд совершенно. Позже этот друг прочитал Школяра, был возмущен, потому что его интересовал героизм советских воинов, а там, черт-те что там было. У него уже выработалось то, что было, а писать-то надо то, что надо. Просчеты, поражения — все это умалчивается. В русско-японской войне нам наложили по первое число. Нет, выступает муж и говорит: ну, может быть, в целом войну проиграли, но отдельные-то сражения блистательно выигрывались нашими войсками. Финскую кампанию, по существу, мы тоже проиграли. Никто же об этом не говорит.

А теперь особенно. Прошлые 60 лет вообще превратились в ложь. В зале Чайковского поэтический вечер. Я выхожу, читаю стихи против Сталина, против войны, и весь зал аплодирует (это я, к примеру, говорю). Потом выходит Андрей Дементьев и читает стихи о том, как славно мы воевали, как мы всыпали немцам, так пусть они знают свое место, пусть помнят, кто они такие, и зал опять аплодирует.

Мало кто думает о том, что немцы сами помогли Советскому Союзу себя победить: представьте себе, они бы не расстреливали, а собирали колхозников и говорили им — мы пришли, чтобы освободить вас от ига. Выбирайте себе форму правления. Хотите колхоз — пожалуйста, колхоз. Хотите единоличное хозяйство — пожалуйста. На заводах то же самое — делайте свою жизнь. Если бы они превратили наши лозунги в дело, они могли бы выиграть войну. У них была, конечно, жуткая ошибка с пропагандой. Своей исключительной жестокостью они спровоцировали народный гнев. Та же самая ситуация была и с Наполеоном, он же вошел в Россию, и сразу были брошены прокламации, что он идет освободить русское крестьянство от рабства. Что сделал русский крестьянин? Он тут начал резать своих помещиков и понес продовольствие… Но потом Наполеону подсказали, что он император и что русский крестьянин уничтожает дворянство. Это не совсем правильно, и они тут же отменили свое решение. Тут русский крестьянин взял вилы и пошел бить французов.

Но системы у нас похожи. Абсолютно две одинаковые системы схлестнулись. Они поступали точно так же, как поступали бы и мы. И в этом их ошибка. Просто наша страна оказалась мощнее, темнее и терпеливее.

Тут особенно хорошо это "темнее". Ну да, немцы - это был свет. Ibi Fuhrer, ibi lux, пардон за макаронизм, по-грузински не разумем.

)(