| |||
![]()
|
![]() ![]() |
![]()
Сентиментальное У Ходасевича в "Европейской ночи" есть стихотворение про берлинского старика, онанирующего в мужском туалете. Люди заходят, ссут, а он там стоит у стены и дёргает локтем. Это, конечно, ещё не вполне завершённая картина, "немного недокручено". Старик, понятное дело, русский эмигрант. Когда-то был уважаемым человеком, публицистом, историком, ну и конечно "литературные опыты" и "четверги по пятницам", на которые собирались "все порядочные люди столицы". Называли по имени-отчеству, "Евгений Львович" или там "Глеб Дмитриевич", и все понимали, кто. Кристальнейший человек, с принципами, смелый обличитель язв царизма. Публично назвал публициста М. провокатором и агентом охранки, "о чём две недели говорил весь честный Петербург". Студенты любили: на лекциях "Лев Дмитриевич" горел с просверком, да и предмет свой, в общем, знал. Две залётные курсистки отравились хлороформом от неразделённости чувств. Потом - февраль, октябрь, Петербург уходит на дно, пайковая селёдка, успел с отъездом, Берлин, газета "Новый Путь", какая-то некрасивая история, грязный воротничок, дно. Теперь - мужской туалет, и "бьётся локоть сюртука". Читая в ЖЖ некоторых "некогда уважаемых мною" людей, чьи тексты уже не вызывают ничего, кроме брезгливой жалости, невольно представляешь себе этого берлинского старика. Который, в общем-то, и сейчас мог бы "грянуть с кафедры", но обстоятельства всё переменили, оставив одно утешение: увядшую, но всё-таки ещё годную к удовлетворению мужскую снасть. Которую ещё можно погонять в кулаке. "Чпоки-чпоки-чпок". Что тут сделаешь? "Отвернуться и пройти мимо". Дома - поставить подальше томик "Евгения Глебовича" с лекциями и публицистикой. В смутной надежде, что когда-нибудь это снова можно будет читать без воспоминания о "локте сюртука". )( |
||||||||||||||
![]() |
![]() |