СВОЁ -- Day [entries|friends|calendar]
krylov

[ website | Сервер "Традиция" ]
[ userinfo | livejournal userinfo ]
[ calendar | livejournal calendar ]

Нет ли в этом антисемитизма и полонофобии? [16 Feb 2010|03:17am]
Путин отметил: "События последних месяцев меня нисколько не удивили, когда руководство "цветного движения" "плюнуло в лицо" своим политическим спонсорам, издав Указ об объявлении Степана Бандеры Героем Украины, человека, который не только сотрудничал с нацистами, но и отличался особой жестокостью при расправах с евреями и поляками".


То есть он вот так прямо и говорит, что Юща и оранжевую революцию спонсировала польская интрига и Жыды?

Гм.Что творится-то.

)(
post comment

Украинчатое. Путь к лингвистическому суверенитету [16 Feb 2010|03:22am]
На самом деле, конечно, украинцы с украинским языком несколько лажанулись.

Оговорюсь сразу. Я в курсе того, что существовал – теперь уже в прошлом – украинский язык (точнее, наречие южнорусского, но это не принициально, пусть будет язык). На котором народные песни, «Енеида» и Шевченко.

Сейчас более-менее изготовлен новоукраинский язык, задуманный и сделанный в политических целях, как «язык обеспечения украинской независимости». Правда, сама независимость понимается в данном проекте как враждебность, а враждебность – только как вражду с «москалями» (ко всем остальным странами и народам Украина повёрнута всеми дырочками). Какая «держава» - такой и язык. Конкретнее об этом я уже писал, "добавить нечего".

Но. Представим себе на минутку, что Украина делается не только как кусалка для москалей, а именно как ПОЛНОЦЕННОЕ самостоятельное государство. Какова должна была бы быть его языковая политика?

Прежде всего. Прочное, «крепко сбитое» государство должно состоять из граждан, говорящих на одном языке – во всех смыслах этого слова. Многокультурные и многоязычные конструкции, конечно, возможны, но тут начинаются проблемы, аналогичные проблемам с отторжением донорских органов. Приходится кормить культуру сильнейшими иммунодепрессантами, причём постоянно, с угрозой летального исхода от любой пневмонии. Если же иммунитет чуть взбрыкивает, начинается отторжение жопой чукчи Фландрии Валлонией, и это посереди зажратой и зарегулированной Европы. В стране же бедной и склонной к анархии… да, собственно, сами видите.

При этом введение одного языка из двух в качестве государственного – причём что русского, что украинского – тоже не решает проблемы. Потому что половина населения останется НАВСЕГДА ОБИЖЕННОЙ. По простейшей причине: соседу не надо учить «державну мову», а мне надо, и ещё меня же и испытывать будут. Это минус, и минус заметный. Даже если «учить не так уж сложно» (на самом деле сложно, именно из-за сходства). Нет, конечно, на стенку никто не полезет, но вот единой двуязычной нации точно не получится.

Повторюсь: современной Украине этого и не нужно, не за этим её делают. Но опять-таки – вообразим, что нужно делать именно единую гражданскую нацию, «украиниян», так сказать. В которую бы могли войти «русскоязычные» и «украиномовные» НА РАВНЫХ.

Единственным логичным решением вопроса было бы введение в качестве государственного НОВОГО ЯЗЫКА. Такого, чтобы учить его пришлось ВСЕМ. И чтобы сам процесс обучения этому новому языку и делал бы человека «украиниянином».

В своё время именно так решили задачу разноязычные евреи при создании Израиля. Они не стали выбирать между идишем, ладино и прочими языками, на которых говорили евреи. Был введён ИВРИТ, который пришлось учить ВСЕМ. Трудно было – но заговорили. «Это работает», да.

Правда, Украина – не Израиль. Сразу упомянём все ограничения.

Первое и главное, новый язык должен быть достаточно прост в изучении. Поэтому введение английского – вариант, решающий разом дикое множество проблем – не прокатывает. Но массовое обучение английскому – это анриал. Просто потому, что язык «совсем чужой» и достаточно непростой. Научить спикать хотя бы пятнадцать миллионов человек из нынешних сорока шести – невозможно.

Особенно важна простота фонетики. Никаких звуков, трудных для русского или украинца, там быть не должно. Новые – могут быть, но не трудные.

Далее. Язык должен иметь хоть какую-то, пусть фиговенькую, но историческую привязку к Украине, или хотя бы к «славянщине» (так как Украина, по ряду причин, просто обречена на гипертрофированную славянщину, «крынка – вышиванка»).

Это влияет на словарный запас. Что касается словарного запаса, то слова могут быть смешными, странноватыми, но вызывающими чувство некоторого узнавания, что-ли. Желательно, чтобы русскому слова казались «похожими на украинские» и наоборот.

Далее. Нужно, чтобы язык уже существовал на самом деле и имелся опыт его преподавания: нам потребуются десятки тысяч учителей. Но - не принадлежал какой-то сильной и могучей культуре, которая «зъист». И – не народу, вызывающему какие-то сильные отрицательные чувства на Украине или в Европе. Сербского поэтому не надо.

И наконец. Чтобы язык стал и впрямь государственным, он должен иметь одно тонкое свойство. Он должен быть проще и удобнее и русского, и украинского. Даже ценой потери всяких навороченных возможностей. «Большой стиль» Украине всё равно не светит, да и не надо. Нужен простой, крепко сбитый язык, славянский, но близкий европейским, логично устроенный, несложный.

Мне представляется, что самым удачным вариантом украинского был бы болгарский.

В самом деле. Болгария – вполне себе восточноевропейская страна, не вызывающая, кажется, недобрых чувств решительно ни у кого, от Мадрида до Владивостока. Маленькая, считающаяся неагрессивной (гм-гм, но кто старое помнит, а пиар у болгар хороший). Староболгарский в форме староцерковнославянского (до никоновской книжной справы) – литургический язык православной церкви. Версию о болгарской миссии Кирилла и Мефодия мы, конечно, принимаем. Ну и так далее – мифологию о значении болгарской культуры для Украины можно накрутить, «вопрос бюджета». Через какое-то время нужно сформировать концепцию: вся культура и демократия шла в Украину из солнечной Болгарии, вся хмарь – из болотной Московии. И надо, значит, приложиться к истокам.

Надо, правда, сказать, что современный болгарский очень отличается от староболгарского. В частности, это единственный славянский аналитический язык – в нём нет падежей (вернее, есть только у личного местоимения), а есть определённый постпозитивный артикль. Это сильно упрощает изучение языка, и к тому же приближает его к языкам эльфическим, европейским. Что при правильном пиаре можно «отлично п(р)одать».

Болгарская культура «ростом невелика» и украинскую не задавит. Зато на болгарском имеется достаточное количество переводов – в том числе и того, чего на украинском либо нет, либо «делали в спешке». Болгария нормально себя чувствует в Средней Европе. Важно, что Украина с ней не граничит, так что тема возможного аншлюсса не возникнет – по крайней мере, какое-то время.

Конечно, введение болгарского языка в качестве государственного потребует не просто усилий, но и определённых символических жестов. Например, вполне определённых «первых лиц», включая самое первое.

То есть: президентом болгаризующейся Украины должен стать Филипп Киркоров.

Выбор именно этой кандидатуры обусловливается несколькими взаимодополнительными причинами – начиная от «болгарского» происхождения Киркорова (понятно, что Бедросович точно такой же болгарин, как Тимошенко – украинка, но что позволено Юле, то позволено и Филе), и кончая его в высшей степени знаковым расставанием с Пугачёвой, являющейся наиболее значимым символом «Россиянии». Именно после этого решительного шага Киркоров должен был бы эмигрировать на (то есть, извините, въ) Украину, требовать гражданства, врастать в политикум, и по ходу нечувствительно зохавывать мозги бабскому электорату. Если уж избрали Януковича, то Киркорова точно изберут.

Программа перехода на болгарский должна быть озвучена – сначала как бы шутейно – в ходе предвыборной компании Киркорова. На каком-нибудь митинге он должен сострить на тему того, че езиковото конфронтация в Украйна ще струва да завършат обща промяна в българския език, който е еднакво близо и руски и украински (или одинаково далеч, главное что одинаково), является истинно европейским языком и очень лёгок в изучении. Это заявление должно быть подхвачено разными политическими силами. Дальше мячик должен летать «от инстанции к инстанции», по ходу перебрасывания постепенно превращаясь в снежный ком.

Одновременно необходимо развитие интеллектуального крыла болгарофильского движения. Здесь возможно и желательно «совмещение крайних сил» - например, создание Болгаротворческой группы под коллективным руководством Юрия Андруховича, Олеся Бузины, Леся Подервянского (этого придётся долго уламывать, но дело того стоит) и какого-нибудь русинского культурного деятеля (что знаково). Начальником поставить Адольфыча, пусть присматривает. Оные пановья должны работать по умственному сословию, объясняя разными способами (опять же к Адольфычу), что только болгарская речь может объединить расколотую нацию, что это и есть истинный европейский выбор и так далее. Далее - эстетские журналы на болгарском (например, "Ъ"), стихи-проза на болгарском, Букера давать только болгаропишущим, и те де.

Дальше, взрыхлив почву, можно уже и заняться административными мерами. Например, общестко болгаро-украинской вздрюжбы (я уверен, оно есть, его не может не быть) необходимо накачать баблом и постепенно слить с министерством евроинтеграции. И иные всякие бюджетные и властные меры применить, распорядившись бюджетами самым наилучшим образом (с) чуркан).

И после этого объявить РЕФОРМУ. Кой трябва да стане национална идея Съединение Украйна.

Реформа должна быть достаточно мягкой, но недвусмысленной. Украинский и русский ни в коем случае запрещать нельзя, но все должны знать, что дело- и судопроизводство через десять лет должно идти полностью на болгарском. В българския език е преведена и телевизията: сначала один канал, потом постепенно прижимать и остальные. Культурная активность болгароязычных (тут придётся платить гранты, но что делать), а также разумная образовательная политика, особенно в сфере высшего образования (например, икономика и право трябва да се преподава само на български език) довершат дело.

Болгароязычие буквально взорвёт дремлющий творческий потенциал украинского общества. Невозможно описать тот духовный, культурный, в конце концов и экономический подъём, который за этим последует. При этом культурного шока, связанного с разрывом с национальной традицией, не будет: вся украинская классика давно переведена на болгарский, а творения нынешних письменников настолько гадки, что болгаризация – отличный повод их забыть. ОДНО ЭТО много нормализиране на ситуацията в Украйна.

Кстати, «спор славян между собой» и в этом важном вопросе прекратится. Не «в Украине» и не «на Украине», а «в Украйна». Так-то.

)(
post comment

Редкое как ценное (сумбурные замечания) [16 Feb 2010|03:28pm]
Есть такая тема – связь ценности ресурса с его редкостью.

На первый взгляд, никакой связи нет. Множество ценнейших ресурсов ценны ИМЕННО тем, что их много и они доступны. Воздух – ресурс ценнейший, кто не верит – противогаз на голову и шланг зажать. Пример более экономически понятный: ценность нефти напрямую связана с тем, что нефти достаточно много. Было бы на всей Земле одно месторождение – никто не стал бы разрабатывать моторы, работающие именно на «бензине-керосине». Ездили бы, скажем, на спирту или на каменноугольной какой-нибудь взвеси. А нефть продавали бы как экзотическое индейское средство от болячек.

С другой стороны, есть позиция, при которой «меньше значит ценнее» и в самом деле убедительна. Чем реже встречается ресурс, тем проще захватить над ним контроль, и дальше «играть на этой струнке». При этом значение ресурса для жизни и здоровья общества не столь уж важно: главное – что его можно кого-нибудь лишить. И желательно, чтобы общество восприняло такую потерю как действительно значимую, болезненную. «Ну если нас тут прижали – сдаёмся». Хотя прижали не хлебушек, а какие-нибудь страусовые перья.

Поэтому ценность всего редкого начинает всячески раздуваться, в том числе и пропагандой. «Ну как же можно жить без страусовых перьев на шляпке». Поскольку же люди в массе своей неумны и податливы на мозгокрутство, это работает.

Дальше, однако, начинается то, что общество, находящаяся в лапках контролёров, естественно, начинает ценить всё редкое вообще.

Сейчас ценность редкого стала почти самоочевидной. Если чего-то мало, его тут же начинают любить и ценить.

Интересно, что у такого подхода есть несколько любопытных побочных следствий. Например, мышление «в стиле Красной Книги». «Х» находится под угрозой исчезновения – «Х» надо спасать.

При этом спасению подлежат не конкретные индивиды, а именно самая редкостность их. Человек, вытаскивающий из мусорного бака мяукающего котёнка, жалеет котёнка. Общество, занимающееся спасением длиннохвостых клювокрылов, спасает «редкий вид», а не живых желторотых птенчиков.

Внимание. Я не говорю, что это плохо, «обезличенно» и так далее. Почему нет. Редкое и в самом деле бывает ценно, да и клювокрылов жалко, не дать виду погибнуть – в высшей степени достойная задача.

Плохое начинается, когда это свойство – ценить редкое – начинает систематически эксплуатироваться. Например, в риторике «защиты меньшинств». «Меньшинства малы – меньшинства ценны – их нужно защищать – им нужно давать преференции за счёт большинства, которого много, которое малоценно, которого не жалко».

Вот тут внимание. Смешение чувства жалости к индивиду («маленький котёночек, пищит») и чувства ценности редкого явления («длиннохвостых клювокрылов осталось сто пятьдесят экз.») порождает крайне неприятное явление: жалость и сочувствие начинают резервироваться ТОЛЬКО для редкого-ценного. «Как можно тратить силы на паршивых котят, которых как грязи, когда погибают длиннохвостые клювокрылы?»

Повторяю, клювокрылов и в самом деле жалко. Плохо то, что вот это самое «а котят как грязи» начинает становиться легитимным и как бы оправданным мнением. И всякий вытаскивающий котёнка из мусорного бака чувствует себя несколько нелепо: «их же как грязи».

И всё становится особенно плохо, когда за дело берутся люди многочисленные, богатые и наглые, по каким-то причинам играющие в «маленькое, но очень-очень-очень ценное меньшинство». «Мы – бриллианты мира, нас так мало, но мы такие сияющие и уникальные». Поэтому их надо холить и лелеять – ведь они РЕДКАЯ ЦЕННОСТЬ. А те, которые не редкие, особой ценности не имеют, ведь их же много, ага.

В таких случаях стоит напомнить себе тот факт, что, помимо редкой ценности, в природе встречается ещё и редкая пакость.

)(
post comment

"Мешок гнилья" [16 Feb 2010|11:11pm]
К предыдущему.

Русским постоянно внушают – разными способами – ощущение того, что РУССКИХ КАК ГРЯЗИ.

Это точная формулировка: не просто «много», а «много, и потому неценного». Или даже так – «много, и среди этого множества большинство неценного». Типа мешка с мёрхлой гнилой картошкой: ну, дескать, может, если покопаться, то есть и хорошие картофелины, но чего копаться, пачкаться в вонючей гнили. Копаться противно, копаться не нужно. Выбросить бы весь мешок, да некуда. «Вот и гниёт».

Это представление о русском народе как о «большом мешке с гнилой картошкой» именно что навязывается и продавливается. В то же время все остальные народы – либо «малые – редкие – ценные», либо «бодрые – крепкие – на подъёме – бойтесь».

)(
post comment

navigation
[ viewing | February 16th, 2010 ]
[ go | previous day|next day ]