|
|
Пишет Игорь Петров (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} labas)@ 2011-04-09 21:35:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
тюркская кровь
Двенадцатое интервью из Гарвардского проекта продолжает тему одиннадцатого.
Респондент #135
Дата интервью: 30 января 1951 г.
[Респондент был председателем Азербайджанского национального комитета. Частично материал пересекается с его интервью по национальной теме. Представил также специальный доклад по сегодняшним политическим устремлениям азербайджанцев - Инт.]
Когда я до войны работал в Баку, я уже был убежден, что освободить нас сможет лишь сторонняя сила. Во время немецко-советского пакта (1939-1941) мои симпатии были на стороне Запада, тогда мы праздновали победы Уэйвелла. Но в июне 1941 г. мы "автоматически" стали рассматривать себя союзниками Германии. Я изучал немецкую науку, военную науку и был о ней высокого мнения, не подозревая об их планах на Востоке. После того как мое соединение было взято в плен, я провел восемь месяцев на положении военнопленного и видел немало ужасов. Но пути назад уже не было, более того, даже подобное обращение не заставило меня, майора советского Генштаба, пересмотреть свое мнение о большевизме. Я был решительно враждебен режиму и рассчитывал, что после его падения, мы окажемся способны как-нибудь освободиться и от немцев. По сути, Сталин сам создал себе трудности, если бы продолжался НЭП, российское сопротивление не было бы так легко сломлено в начале войны. Я был заместителем начальника штаба 27 армии, на севере. Армия просто растворилась, солдаты бросали свое оружие. Но Сталин обязан своей победой гитлеровской политикой по отношению к "унтерменшам". Более того, немцы не подготовили планов использования национальных меньшинств СССР.
В лагере украинские охранники запросто избивали и убивали людей. Они были в привилегированном положении.
Из лагеря я отправил письмо, спрашивая немцев об организации Туркестанского Легиона, но ответа не получил. Потом меня послали в Ригу, где начался набор в легион (март 1942 г.), я был прикреплен к штабу как советник. Но я предпочел стать простым солдатом легиона (в мае 1942 г. в Польше). Рекруты были горько разочарованы, когда поняли, что их снова дискриминируют, даже в том, что касается формы и наград, нас ставили ниже немцев (все что мы могли получить – медаль "За Храбрость" для военнослужащих из восточных народов). Если наши солдаты жаловались, их с легкостью посылали обратно в лагеря военнопленных. Солдат били. В каждой роте был "фельдфебель-советник", подразделением фактически командовал немецкий наблюдатель. Мы не знали о существовании или работе национального комитета.
Легион использовался как вспомогательные соединения. Если бы немцы пришли в Азербайджан, мы должны были бы стать там полицейскими частями. Лично я чувствовал, что наша судьба будет зависеть от наших военных успехов и поэтому опасался отправки на фронт. Легион был резервной частью, отдельные батальоны которой посылались на фронт (в то время только на восточный). Армянский батальон и некоторые грузинские соединения перебежали обратно к Советам. Мы успешно сражались (август 1942 г.) на Северном Кавказе (в районе Чертовых Ворот), после этого нас использовали в антипартизанских операциях, безжалостно посылая туда, где разгоралась особенно жаркая заваруха. Во время немецкого отступления с Кавказа мы действовали в арьергарде. Кроме одного батальона (моего), остальные были отправлены в тыл, наш батальон стал регулярным пехотным батальоном, как обычный немецкий.
[Рассказывает о соединениях кубанских казаков под началом Тутова (?). Неясно, полевая жандармерия или армия, состояли ли в них туркестанцы и кавказцы - Инт]
Карачаевцам обещали собственное правительство, но на деле областью управлял немецкий зондерфюрер. В Ростове и Таганроге были многочисленные свидетельства того, что публика стремится добиться благосклонности немцев, также казалось, что они боятся быть чересчур дружелюбными с национальными формированиями.
Карачаевцы хорошо принимали азербайджанские соединения, и мы, и они – тюрки, отношение к казакам было холоднее, как и отношение кубанских казаков к нам на пути обратно.
805 и 806 батальоны были затем отправлены в Крым. Из-за немецкой некомпетентности они потеряли больше половины личного состава, не вступив в бой. Только первый (804) батальон воевал хорошо. Из 806-го часть людей перебежала к Советам, 75 человек отправили назад в лагеря военнопленных. Специальные комиссии разъезжали по лагерям военнопленных, отбирая людей для легиона. Наши возглавлял Гайбель. Чтобы получить назначение в легион требовалось согласие учреждения Заукеля.
Находясь в легионе, я написал сердитое письмо (начало 1943-го) верховному командованию добровольческих соединений, я доказывал, что люди опять дезертируют, и это происходит из-за того, как с ними обращаются. Я предлагал сформировать специальные азербайджанские части, уменьшив число приставленных к ним немцев до минимума. Немцы наносили ущерб соединениям, т.к. они главным образом за счет легионеров затыкали уязвимые места.
В августе 1942-го я ездил в отпуск из Польши в Берлин. Из газеты "Азербайджан" я знал о существовании национального комитета, которому наш батальон однажды направил приветствие. Комитет возглавлял Расул-заде. После моего письма я был вызван к Хельмигу, а затем в немецкий генштаб. Я созвал собрание азербайджанцев в Берлине, на котором мы решили потребовать от немцев образования самостоятельного национального комитета и равных воинских прав. Хельмиг настаивал, что мы всего лишь военные и кивал на восточное министерство. Он предложил объединить азербайджанские части в три батальона и сделать меня их командиром в звании полковника. Но я отказался и взамен передал меморандум, обрисовывающий наши требования. В конце концов они согласились образовать штаб связи – первое, что было сделано. Это была уступка со стороны военных, я снова получил звание майора. Вначале я хотел остаться в легионе, но меня переубедили занять должность начальника нового штаба, хотя бы номинально. Основную работу делал Исрафил Бей (полковник царской, азербайджанской и польской армий)
Мы решили созвать конгресс нашего народа, он три раза откладывался немцами. Обсуждая программу, фон Менде требовал, чтобы мы включили в нее пронемецкие заявления. ОКВ требовал, чтобы она была враждебной к Британии и Соединенным Штатам, но я настоял, чтобы эту часть удалили. Конгресс в берлинском отеле Кайзерхоф прошел под лозунгом независимости вопреки сильной немецкой оппозиции, мы настаивали, что в отсутствие такого девиза не будем проводить конгресс. Конгресс сформировал Меджлис, парламент национального единства, я был выбран его председателем.
При Расул-Заде ни один из новых эмигрантов – а их было уже 40000 – не был включен в комитет. Сам он был старым эмигрантам, последователем движения Мусават. Все пять членов комитета были старыми эмигрантами, требовавшими, что новые сперва должны быть "проверены" и "испытаны". Восточное министерство сперва их поддерживало, дало кредит в 32000 рейхсмарок. На конгрессе же представители новой эмиграции и группы "Прометей" объединились. Меджлис оказался полезной структурой, его 50 членов представляли различные движения, каждое из наших военных соединений имело пару представителей в Меджлисе, и немцы как-то должны были с ним считаться. Теперь комитет стал репрезентативен, его действиям не мешали бесконечные политические споры.
Конгресс принял программу. Нам было уже ясно, что немцы проигрывают войну. Некоторые азербайджанцы уже не хотели иметь с немцами никаких дел. Наша программа отвергала все "измы". Наша концепция гласила, что в настоящее время происходит формирование тюркских национальных государств, которые необходимо спасти от русификации. В будущем, как мы его видели (и видим), возможны более тесные узы между тюркскими государствами, но сейчас некоторые национальности должны обустраиваться сами. Мы весьма симпатизировали (и симпатизируем) Турции, но не более того.
В отличие от некоторых новых эмигрантов - сторонников объединения, мы сами считаем себя реалистами. Поэтому мы отказываемся о различных "пан"- движений, нашедших поддержку среди новых эмигрантов:
1) пан-исламизма, слабейшего из трех: время строить империю на основе религиозных воззрений, прошло, общеисламское государство такая же утопия как общекатолическое
2) пан-туранизм, с его расовой основой
3) пан-тюркизм, идея государства от Урала до Средиземного моря - ее невозможно реализовать.
Я выступал за "научный тюркизм", но в то же время за общность кавказских интересов. Это правда, что в прошлом мы воевали с Арменией или Грузией. Тем не менее у Кавказа есть свое специфическое единство. Я полагаю, что Азербайджан и Северный Кавказ связывают крепкие узы, это тюркские государства, у них общее предназначение - так как они фактически контролируют подступы к Кавказу с севера и юга, а значит могут тем самым контролировать кавказские дела. К примеру, я не думаю, что Кавказ должен воевать за Карс и Ардахан.
Все остальные комитеты послали своих представителей, которые высказали солидарность с конгрессом. В результате конгресса наш штаб получил политические права, Меджлис не подлежал признанию со стороны немцев. Исрафил-Бей, которого из-за того, что в 1939-м он воевал на стороне Польши, держали в стороне, стал начальником штаба несмотря на нежелание Германии его признавать. С этого момента наш комитет мог также инспектировать военные соединения. Мы публиковали газету "Азербайджан", а позднее и журнал "Милли Берлик" ("Национальное единство"). Мы работали с
1) национальными формированиями
2) военнопленными
3) остарбайтерами.
Лучше всего дело обстояло в воинских частях.
162 дивизия под командованием фон Нидермайера считалась строго военным инструментом, другие соображения не принимались во внимание. Многие действия немцев, включая открытие публичных домов, вызывали неприятие у солдат. После инспекционной поездки я написал резкий рапорт, протестуя против немецкой политики в дивизии. Нидермайера сместили, его место занял Хайгендорфф (поездка состоялась в апреле 1944-го, смещение - в июне), после чего влияние комитета усилилось.
Помимо национальных органов был создан Кавказский комитет. Планировавшийся тюркский координационный комитет не созвали: было слишком поздно. В наших отношениях с немцами нас поддерживали
1) отдел пропаганды вермахта
2) фон Менде.
Меджлис открыл филиалы в Варшаве, Париже и пр. У нас были собственные госпитали и санатории.
С помощью Великого Муфтия, которого я глубоко уважаю и чьим другом я себя считаю, но с кем я решительно расхожусь касательно пан-исламизма, была создана мусульманская дивизия [Ваффен-]CC. Мне идея не нравилась, и я продолжал выступать за реорганизацию ее в тюркскую дивизию. С этой цель я попытался воспользоваться разногласиями между СС и ОКВ. Я разработал план, по которому новая тюркская дивизия должна была иметь по одному полку каждой национальности и, возможно, один смешанный батальон. Предложение было принято, большей частью, по моему настоянию, так появились восточно-тюркские соединения СС. Их символом был не череп, а серый волк. Каждое подразделение имело свои национальные цвета, у азербайджанцев - голубой флаг со звездой. Для боевой подготовки я отозвал их в середине 1944-го с фронта в Прагу.
В дополнение к этому существовал план создать объединенную кавказскую дивизию, но это встретило сопротивление, частично потому что среди армян было слишком много дезертиров. Геббельс даже опубликовал в "Фелькишер Беобахтер" статью, их атакующую. В то же время другой кавказский полк (не СС) был создан в Дании, его символом был кинжал.
Трудность моей позиции объяснялась тюркско-кавказским дуализмом. Грузинам, к примеру, не нравились мои протюркские устремления, но я считал, что наша миссия состоит именно в соединении кавказской и тюркской групп.
[Интервью не удалось завершить. Среди оставшихся тем для дискуссии - отношения между министерством иностранных дел, восточным министерством и главным управлением СС, отношение к РОА. У информанта есть материалы конгресса, он может представить его стенограмму - Инт.]
В другом своем гарвардском интервью Абдурахман Фаталибейли так излагает свою биографию:
Интересно было бы найти независимые подтверждения советской военной карьеры Фаталибейли (мне даже не удалось обнаружить его в ОБД Мемориал ни как Фаталибекова, ни как Дудангинского, возможно, имя писалось как-то иначе). Азербайджанский биограф майора Насиман Ягублу приводит мнение сокурсника Фаталибейли по академии, будущего маршала А.Гречко:
он был прирождённым командиром. В вопросах военной тактики с ним не мог сравниться никто
Правда, источник этой цитаты, с учетом того, что Гречко умер в 1976-м, не слишком ясен.
Программная статья, напечатанная Фаталибейли в мюнхенском журнале "Азербайджан" в 1951-м г. дает дополнительные сведения:
В гарвардском интервью Фаталибейли высказывался по национальному вопросу не менее резко:
Довольно туманно выглядит история с послевоенной службой Фаталибейли в Египте. Он сдался американцам в Италии, избежал депортации благодаря письмам, отправленным им из лагеря ди-пи английским и американским политическим деятелям. В 1948-м он осел в Риме, и тут же получил приглашение на пост военного советника по палестинскому вопросу в Египте. По неподтвержденным сведениям (вопреки собственному утверждению в интервью) в военных действиях против Израиля он все же участвовал. По его словам, он лишь подготовил военные планы, но они не были осуществлены. Затем через Иорданию Фаталибейли добрался до Стамбула, где и поселился. Он утверждал, что контактировал с американской и английской разведкой еще в Египте. Возможно, следствием этого стало приглашение в 1950-м в Мюнхен на собеседование для работы в азербайджанской редакции радио Свобода. Он возглавил редакцию, одновременно вступил в Американский комитет по освобождению от большевизма и начал выпускать журнал "Азербайджан".
Прошло четыре года. 22 ноября 1954 г. почтенная мюнхенская домохозяйка фрау Бем решила прибраться на кухне, которую снимал ее жилец - азербайджанец Микаэль Исмайлов. На кухне стоял диван, она хотела его отодвинуть, но не смогла: мешало что-то лежащее под ним. Она позвала другого квартиранта, диван отодвинули - тут пришлось звать и полицию. По диваном обнаружился лежащий лицом вниз мужской труп. Фрау Бем не испытывала особого желания смотреть на него, она была уверена, что погибший и есть ее квартирант Исмайлов. Полиция тоже не стала утомлять себя дальнейшим расследованием. Через два дня Исмайлова похоронили.
А еще через несколько дней эксгумировали, так как оказалось, что исчез начальник азербайджанской редакции Радио Освобождение майор Фаталибейли, и в редакции ходили странные слухи. Убитым оказался Фаталибейли. Его ударили по голове молотком, а потом задушили.
Микаэль Исмайлов тоже был военнопленным и воевал в составе 162 дивизии в Италии. После войны, помотавшись по лагерям ди-пи, он остался в Италии, женился на итальянке. У них родилось двое детей. В 1951-м, однако, он подал заявление о репатриации и отплыл (оставив семью в Италии) в СССР. Ричард Каммингс, из чьей книги Cold War Radio я почерпнул большую часть информации об убийстве Фаталибейли, утверждает, что Исмайлова осудили за дезертирство и приговорили к 25 годам тюрьмы. Тем не менее уже в 1952-м он оказывается в Дрездене, где встречается со своей итальянской женой и детьми, затем свободно покидает советскую зону, приезжает в американскую и селится в лагере ди-пи под Нюрнбергом. Затем перебирается в Мюнхен, где обзаводится магазином и подрабатывает поваром (жена, по всей видимости, возвращается в Италию, о ее пребывании в Мюнхене не говорится ни слова).
30 ноября 1953 г. два сотрудника американской военной разведки CIC сообщают мюнхенской полиции. что Исмайлов подозревается в шпионаже в пользу СССР. За ним устанавливается слежка, и той же ночью полицейским сопутствует удача - неизвестные люди передает Исмайлову конверт. На следующем же перекрестке Исмайлова арестовывают вместе с конвертом - в нем оказываются скрипты, большей частью русскоязычные, передач Радио Освобождение. И полиция, и CIC вынуждены согласиться, что с точки зрения шпионажа скрипты интереса не представляют. Исмайлов получает два месяца за нарушение паспортного режима.
После смерти Фаталибейли выясняется, что вся история была запланированной провокацией - сотрудники Освобождения подозревали, что Исмайлов - советский агент и (с одобрения Фаталибейли и CIC) решили закинуть наживку.
После эксгумации и новых похорон теперь уже под настоящим именем полиция восстановила события роковой ночи до мелочей:
Азербайджанские источники утверждают, что
На фото: Исмайлов и Фаталибейли (thx Бек1918@reibert.info)
Двенадцатое интервью из Гарвардского проекта продолжает тему одиннадцатого.
Респондент #135
Дата интервью: 30 января 1951 г.
[Респондент был председателем Азербайджанского национального комитета. Частично материал пересекается с его интервью по национальной теме. Представил также специальный доклад по сегодняшним политическим устремлениям азербайджанцев - Инт.]
Когда я до войны работал в Баку, я уже был убежден, что освободить нас сможет лишь сторонняя сила. Во время немецко-советского пакта (1939-1941) мои симпатии были на стороне Запада, тогда мы праздновали победы Уэйвелла. Но в июне 1941 г. мы "автоматически" стали рассматривать себя союзниками Германии. Я изучал немецкую науку, военную науку и был о ней высокого мнения, не подозревая об их планах на Востоке. После того как мое соединение было взято в плен, я провел восемь месяцев на положении военнопленного и видел немало ужасов. Но пути назад уже не было, более того, даже подобное обращение не заставило меня, майора советского Генштаба, пересмотреть свое мнение о большевизме. Я был решительно враждебен режиму и рассчитывал, что после его падения, мы окажемся способны как-нибудь освободиться и от немцев. По сути, Сталин сам создал себе трудности, если бы продолжался НЭП, российское сопротивление не было бы так легко сломлено в начале войны. Я был заместителем начальника штаба 27 армии, на севере. Армия просто растворилась, солдаты бросали свое оружие. Но Сталин обязан своей победой гитлеровской политикой по отношению к "унтерменшам". Более того, немцы не подготовили планов использования национальных меньшинств СССР.
В лагере украинские охранники запросто избивали и убивали людей. Они были в привилегированном положении.
Из лагеря я отправил письмо, спрашивая немцев об организации Туркестанского Легиона, но ответа не получил. Потом меня послали в Ригу, где начался набор в легион (март 1942 г.), я был прикреплен к штабу как советник. Но я предпочел стать простым солдатом легиона (в мае 1942 г. в Польше). Рекруты были горько разочарованы, когда поняли, что их снова дискриминируют, даже в том, что касается формы и наград, нас ставили ниже немцев (все что мы могли получить – медаль "За Храбрость" для военнослужащих из восточных народов). Если наши солдаты жаловались, их с легкостью посылали обратно в лагеря военнопленных. Солдат били. В каждой роте был "фельдфебель-советник", подразделением фактически командовал немецкий наблюдатель. Мы не знали о существовании или работе национального комитета.
Легион использовался как вспомогательные соединения. Если бы немцы пришли в Азербайджан, мы должны были бы стать там полицейскими частями. Лично я чувствовал, что наша судьба будет зависеть от наших военных успехов и поэтому опасался отправки на фронт. Легион был резервной частью, отдельные батальоны которой посылались на фронт (в то время только на восточный). Армянский батальон и некоторые грузинские соединения перебежали обратно к Советам. Мы успешно сражались (август 1942 г.) на Северном Кавказе (в районе Чертовых Ворот), после этого нас использовали в антипартизанских операциях, безжалостно посылая туда, где разгоралась особенно жаркая заваруха. Во время немецкого отступления с Кавказа мы действовали в арьергарде. Кроме одного батальона (моего), остальные были отправлены в тыл, наш батальон стал регулярным пехотным батальоном, как обычный немецкий.
[Рассказывает о соединениях кубанских казаков под началом Тутова (?). Неясно, полевая жандармерия или армия, состояли ли в них туркестанцы и кавказцы - Инт]
Карачаевцам обещали собственное правительство, но на деле областью управлял немецкий зондерфюрер. В Ростове и Таганроге были многочисленные свидетельства того, что публика стремится добиться благосклонности немцев, также казалось, что они боятся быть чересчур дружелюбными с национальными формированиями.
Карачаевцы хорошо принимали азербайджанские соединения, и мы, и они – тюрки, отношение к казакам было холоднее, как и отношение кубанских казаков к нам на пути обратно.
805 и 806 батальоны были затем отправлены в Крым. Из-за немецкой некомпетентности они потеряли больше половины личного состава, не вступив в бой. Только первый (804) батальон воевал хорошо. Из 806-го часть людей перебежала к Советам, 75 человек отправили назад в лагеря военнопленных. Специальные комиссии разъезжали по лагерям военнопленных, отбирая людей для легиона. Наши возглавлял Гайбель. Чтобы получить назначение в легион требовалось согласие учреждения Заукеля.
Находясь в легионе, я написал сердитое письмо (начало 1943-го) верховному командованию добровольческих соединений, я доказывал, что люди опять дезертируют, и это происходит из-за того, как с ними обращаются. Я предлагал сформировать специальные азербайджанские части, уменьшив число приставленных к ним немцев до минимума. Немцы наносили ущерб соединениям, т.к. они главным образом за счет легионеров затыкали уязвимые места.
В августе 1942-го я ездил в отпуск из Польши в Берлин. Из газеты "Азербайджан" я знал о существовании национального комитета, которому наш батальон однажды направил приветствие. Комитет возглавлял Расул-заде. После моего письма я был вызван к Хельмигу, а затем в немецкий генштаб. Я созвал собрание азербайджанцев в Берлине, на котором мы решили потребовать от немцев образования самостоятельного национального комитета и равных воинских прав. Хельмиг настаивал, что мы всего лишь военные и кивал на восточное министерство. Он предложил объединить азербайджанские части в три батальона и сделать меня их командиром в звании полковника. Но я отказался и взамен передал меморандум, обрисовывающий наши требования. В конце концов они согласились образовать штаб связи – первое, что было сделано. Это была уступка со стороны военных, я снова получил звание майора. Вначале я хотел остаться в легионе, но меня переубедили занять должность начальника нового штаба, хотя бы номинально. Основную работу делал Исрафил Бей (полковник царской, азербайджанской и польской армий)
Мы решили созвать конгресс нашего народа, он три раза откладывался немцами. Обсуждая программу, фон Менде требовал, чтобы мы включили в нее пронемецкие заявления. ОКВ требовал, чтобы она была враждебной к Британии и Соединенным Штатам, но я настоял, чтобы эту часть удалили. Конгресс в берлинском отеле Кайзерхоф прошел под лозунгом независимости вопреки сильной немецкой оппозиции, мы настаивали, что в отсутствие такого девиза не будем проводить конгресс. Конгресс сформировал Меджлис, парламент национального единства, я был выбран его председателем.
При Расул-Заде ни один из новых эмигрантов – а их было уже 40000 – не был включен в комитет. Сам он был старым эмигрантам, последователем движения Мусават. Все пять членов комитета были старыми эмигрантами, требовавшими, что новые сперва должны быть "проверены" и "испытаны". Восточное министерство сперва их поддерживало, дало кредит в 32000 рейхсмарок. На конгрессе же представители новой эмиграции и группы "Прометей" объединились. Меджлис оказался полезной структурой, его 50 членов представляли различные движения, каждое из наших военных соединений имело пару представителей в Меджлисе, и немцы как-то должны были с ним считаться. Теперь комитет стал репрезентативен, его действиям не мешали бесконечные политические споры.
Конгресс принял программу. Нам было уже ясно, что немцы проигрывают войну. Некоторые азербайджанцы уже не хотели иметь с немцами никаких дел. Наша программа отвергала все "измы". Наша концепция гласила, что в настоящее время происходит формирование тюркских национальных государств, которые необходимо спасти от русификации. В будущем, как мы его видели (и видим), возможны более тесные узы между тюркскими государствами, но сейчас некоторые национальности должны обустраиваться сами. Мы весьма симпатизировали (и симпатизируем) Турции, но не более того.
В отличие от некоторых новых эмигрантов - сторонников объединения, мы сами считаем себя реалистами. Поэтому мы отказываемся о различных "пан"- движений, нашедших поддержку среди новых эмигрантов:
1) пан-исламизма, слабейшего из трех: время строить империю на основе религиозных воззрений, прошло, общеисламское государство такая же утопия как общекатолическое
2) пан-туранизм, с его расовой основой
3) пан-тюркизм, идея государства от Урала до Средиземного моря - ее невозможно реализовать.
Я выступал за "научный тюркизм", но в то же время за общность кавказских интересов. Это правда, что в прошлом мы воевали с Арменией или Грузией. Тем не менее у Кавказа есть свое специфическое единство. Я полагаю, что Азербайджан и Северный Кавказ связывают крепкие узы, это тюркские государства, у них общее предназначение - так как они фактически контролируют подступы к Кавказу с севера и юга, а значит могут тем самым контролировать кавказские дела. К примеру, я не думаю, что Кавказ должен воевать за Карс и Ардахан.
Все остальные комитеты послали своих представителей, которые высказали солидарность с конгрессом. В результате конгресса наш штаб получил политические права, Меджлис не подлежал признанию со стороны немцев. Исрафил-Бей, которого из-за того, что в 1939-м он воевал на стороне Польши, держали в стороне, стал начальником штаба несмотря на нежелание Германии его признавать. С этого момента наш комитет мог также инспектировать военные соединения. Мы публиковали газету "Азербайджан", а позднее и журнал "Милли Берлик" ("Национальное единство"). Мы работали с
1) национальными формированиями
2) военнопленными
3) остарбайтерами.
Лучше всего дело обстояло в воинских частях.
162 дивизия под командованием фон Нидермайера считалась строго военным инструментом, другие соображения не принимались во внимание. Многие действия немцев, включая открытие публичных домов, вызывали неприятие у солдат. После инспекционной поездки я написал резкий рапорт, протестуя против немецкой политики в дивизии. Нидермайера сместили, его место занял Хайгендорфф (поездка состоялась в апреле 1944-го, смещение - в июне), после чего влияние комитета усилилось.
Помимо национальных органов был создан Кавказский комитет. Планировавшийся тюркский координационный комитет не созвали: было слишком поздно. В наших отношениях с немцами нас поддерживали
1) отдел пропаганды вермахта
2) фон Менде.
Меджлис открыл филиалы в Варшаве, Париже и пр. У нас были собственные госпитали и санатории.
С помощью Великого Муфтия, которого я глубоко уважаю и чьим другом я себя считаю, но с кем я решительно расхожусь касательно пан-исламизма, была создана мусульманская дивизия [Ваффен-]CC. Мне идея не нравилась, и я продолжал выступать за реорганизацию ее в тюркскую дивизию. С этой цель я попытался воспользоваться разногласиями между СС и ОКВ. Я разработал план, по которому новая тюркская дивизия должна была иметь по одному полку каждой национальности и, возможно, один смешанный батальон. Предложение было принято, большей частью, по моему настоянию, так появились восточно-тюркские соединения СС. Их символом был не череп, а серый волк. Каждое подразделение имело свои национальные цвета, у азербайджанцев - голубой флаг со звездой. Для боевой подготовки я отозвал их в середине 1944-го с фронта в Прагу.
В дополнение к этому существовал план создать объединенную кавказскую дивизию, но это встретило сопротивление, частично потому что среди армян было слишком много дезертиров. Геббельс даже опубликовал в "Фелькишер Беобахтер" статью, их атакующую. В то же время другой кавказский полк (не СС) был создан в Дании, его символом был кинжал.
Трудность моей позиции объяснялась тюркско-кавказским дуализмом. Грузинам, к примеру, не нравились мои протюркские устремления, но я считал, что наша миссия состоит именно в соединении кавказской и тюркской групп.
[Интервью не удалось завершить. Среди оставшихся тем для дискуссии - отношения между министерством иностранных дел, восточным министерством и главным управлением СС, отношение к РОА. У информанта есть материалы конгресса, он может представить его стенограмму - Инт.]
В другом своем гарвардском интервью Абдурахман Фаталибейли так излагает свою биографию:
Я родился в 1908 г. в Азербайджане, в деревне Дуданги Нахичеванской области. Мой дед был офицером при царском дворе, а отец офицером царской армии, то есть я происхожу из семьи офицеров. Хотя моя семья была из знати, я сам против знати и идеи знатности.
Следуя традиции, я воспитывался в семье русских офицеров в Тифлисе. Затем я был отправлен в интернат, где прошел начальную подготовку. В 1917 г. я должен был поступить в кадетский корпус, но грянула революция и вместо этого я поступил в пушкинскую гимназию в Тифлисе. В 1920 г. я не смог вернуться в Тифлис из-за Советов, вместо этого я отправился в мою родную деревню Дуданги и пошел в школу там. В 1922-м я поехал в Баку (Советы и там уже были у власти) и поступил в транскавказскую военно-пролетарскую школу, где учился до 1926 г. После окончания школы я был отправлен в Ленинград в военно-инженерное училище...
Еще в военно-пролетарской школе я вступил в комсомол и был одним из лидеров комсомольской организации. И в Ленинграде я стал активистом, но скрыл свое социальное происхождение, говоря, что я из крестьян. В 1928 г. я стал кандидатом в члены партии, в 1929 г. членом партии. Тогда же я прошел партийную чистку без единого нарекания.
Уже в офицерском звании я был послан в Баку в азербайджанскую горно-стрелковую дивизию, где служил до 1932 г. Я участвовал в партийной жизни, был избран секретарем партбюро в Баку и посещал партийные конференции. Меня избрали в Бакинский горсовет . В 1932 г. проходила районная партконференция, на которой я выступил за национальные воинские части. Меня обвинили в национализме и послали в четвертый горный полк в Карабах. Затем в конце 1932 г. я сдал экзамен и был принят в московскую военно-инженерную академию, в которой учился 3 года. В 1935 г. я слушал речь Сталина о новых кадрах. Меня послали в Ленинград, в штаб округа, где я служил до 1938 г. Меня избрали ответственным секретарем парторганизации ленинградского военного округа. В конце 1938 г. были образованы два новых военных округа - Калининский и Орловский, меня отправили налаживать работу в Калининском. Там меня избрали секретарем партбюро, я стал начальником одного из отделов округа, на этом посту оставался до 1940 г. Так как я был единственным азербайджанцем в московской академии и ленинградском округе, меня не затронули репрессии 1937-38 гг. Если бы я был русским, меня бы репрессировали, если бы я жил в Азербайджане, меня бы тоже репрессировали. В это время НКВД проверило мои документы в своем Нахичеванском отделении. Но тогда же Жданов произнес речь на 18-й партийной конференции, призывая прекратить политику обвинения сыновей в происхождении их отцов и оценивать людей не по их происхождению, а по их работе. В результате, когда мое происхождение выяснилось, меня всего лишь исключили из партии. Если бы это случилось до речи Жданова, меня бы сослали или расстреляли. Это произошло в конце 1939 г, когда готовилась война с Финляндией. В ноябре 1939 г. меня послали на финский фронт. В конце войны, т.к. я не был членам партии, я получил орден Красной Звезды, но не повышение. Я снова вступил в партию, хотя и получил строгий выговор. После оккупации Прибалтики Калининский округ был перемещен туда. Меня направили организовывать прибалтийский округ и 27 армию.
Когда началась война с Германией, я с моей семьей находился в Риге. В это время я уже замыслил покинуть Советский Союз. Я был настроен прозападно. Я надеялся перейти к немцам и организовать легион. Оказавшись у них, я увидел их расовую политику, но не мог ничего поделать, лишь сражаться против Советского Союза. Меня отправили в лагерь, где в 1942 г. я заразился тифом. Военнопленные жили в ужасных условиях. Позже моя семья была перевезена ко мне в Германию. В мае 1942 г. я присоединился к Азербайджанскому Легиону как рядовой. Я отправился на фронт и воевал на Кавказе, на Кубани, в Крыму. Меня наградили медалями и дали звание майора...
В Берлине я выяснил, что немцы хотят колонизировать Азербайджан. Они назначили Шикеданца рейхскомиссаром Кавказа и подготовили весь правительственный аппарат с гауляйтерами. Глогер должен был управлять Азербайджаном, Цайтлер, немец из Азербайджана, стать гауляйтером Гянджи. Был организован немецкий трест "Восточная нефть" с 2000 сотрудников...
В конце войны в марте 1945-го я отправился в Италию. Я присматривал за тем, чтобы азербайджанцы попали в руки союзников и сам сдался американцам.
Иерусалимский муфтий попросил меня идти воевать против евреев в Израиле, но я отказался и сказал ему, что участию азербайджанцев в этой войне положен конец.
Следуя традиции, я воспитывался в семье русских офицеров в Тифлисе. Затем я был отправлен в интернат, где прошел начальную подготовку. В 1917 г. я должен был поступить в кадетский корпус, но грянула революция и вместо этого я поступил в пушкинскую гимназию в Тифлисе. В 1920 г. я не смог вернуться в Тифлис из-за Советов, вместо этого я отправился в мою родную деревню Дуданги и пошел в школу там. В 1922-м я поехал в Баку (Советы и там уже были у власти) и поступил в транскавказскую военно-пролетарскую школу, где учился до 1926 г. После окончания школы я был отправлен в Ленинград в военно-инженерное училище...
Еще в военно-пролетарской школе я вступил в комсомол и был одним из лидеров комсомольской организации. И в Ленинграде я стал активистом, но скрыл свое социальное происхождение, говоря, что я из крестьян. В 1928 г. я стал кандидатом в члены партии, в 1929 г. членом партии. Тогда же я прошел партийную чистку без единого нарекания.
Уже в офицерском звании я был послан в Баку в азербайджанскую горно-стрелковую дивизию, где служил до 1932 г. Я участвовал в партийной жизни, был избран секретарем партбюро в Баку и посещал партийные конференции. Меня избрали в Бакинский горсовет . В 1932 г. проходила районная партконференция, на которой я выступил за национальные воинские части. Меня обвинили в национализме и послали в четвертый горный полк в Карабах. Затем в конце 1932 г. я сдал экзамен и был принят в московскую военно-инженерную академию, в которой учился 3 года. В 1935 г. я слушал речь Сталина о новых кадрах. Меня послали в Ленинград, в штаб округа, где я служил до 1938 г. Меня избрали ответственным секретарем парторганизации ленинградского военного округа. В конце 1938 г. были образованы два новых военных округа - Калининский и Орловский, меня отправили налаживать работу в Калининском. Там меня избрали секретарем партбюро, я стал начальником одного из отделов округа, на этом посту оставался до 1940 г. Так как я был единственным азербайджанцем в московской академии и ленинградском округе, меня не затронули репрессии 1937-38 гг. Если бы я был русским, меня бы репрессировали, если бы я жил в Азербайджане, меня бы тоже репрессировали. В это время НКВД проверило мои документы в своем Нахичеванском отделении. Но тогда же Жданов произнес речь на 18-й партийной конференции, призывая прекратить политику обвинения сыновей в происхождении их отцов и оценивать людей не по их происхождению, а по их работе. В результате, когда мое происхождение выяснилось, меня всего лишь исключили из партии. Если бы это случилось до речи Жданова, меня бы сослали или расстреляли. Это произошло в конце 1939 г, когда готовилась война с Финляндией. В ноябре 1939 г. меня послали на финский фронт. В конце войны, т.к. я не был членам партии, я получил орден Красной Звезды, но не повышение. Я снова вступил в партию, хотя и получил строгий выговор. После оккупации Прибалтики Калининский округ был перемещен туда. Меня направили организовывать прибалтийский округ и 27 армию.
Когда началась война с Германией, я с моей семьей находился в Риге. В это время я уже замыслил покинуть Советский Союз. Я был настроен прозападно. Я надеялся перейти к немцам и организовать легион. Оказавшись у них, я увидел их расовую политику, но не мог ничего поделать, лишь сражаться против Советского Союза. Меня отправили в лагерь, где в 1942 г. я заразился тифом. Военнопленные жили в ужасных условиях. Позже моя семья была перевезена ко мне в Германию. В мае 1942 г. я присоединился к Азербайджанскому Легиону как рядовой. Я отправился на фронт и воевал на Кавказе, на Кубани, в Крыму. Меня наградили медалями и дали звание майора...
В Берлине я выяснил, что немцы хотят колонизировать Азербайджан. Они назначили Шикеданца рейхскомиссаром Кавказа и подготовили весь правительственный аппарат с гауляйтерами. Глогер должен был управлять Азербайджаном, Цайтлер, немец из Азербайджана, стать гауляйтером Гянджи. Был организован немецкий трест "Восточная нефть" с 2000 сотрудников...
В конце войны в марте 1945-го я отправился в Италию. Я присматривал за тем, чтобы азербайджанцы попали в руки союзников и сам сдался американцам.
Иерусалимский муфтий попросил меня идти воевать против евреев в Израиле, но я отказался и сказал ему, что участию азербайджанцев в этой войне положен конец.
Интересно было бы найти независимые подтверждения советской военной карьеры Фаталибейли (мне даже не удалось обнаружить его в ОБД Мемориал ни как Фаталибекова, ни как Дудангинского, возможно, имя писалось как-то иначе). Азербайджанский биограф майора Насиман Ягублу приводит мнение сокурсника Фаталибейли по академии, будущего маршала А.Гречко:
он был прирождённым командиром. В вопросах военной тактики с ним не мог сравниться никто
Правда, источник этой цитаты, с учетом того, что Гречко умер в 1976-м, не слишком ясен.
Программная статья, напечатанная Фаталибейли в мюнхенском журнале "Азербайджан" в 1951-м г. дает дополнительные сведения:
Все методы советского подхалимства были перенесены н на немецкую почву. В 162-й дивизии, несмотря на то, что она называлась "тюркской", нашим было приказано именоваться "азербайджанцами". Газета этой тюркской дивизии выходила на русском языке и называлась "Свобода".
В Остминистериум господствовали некоторые "знатоки Кавказа", которые об азертюрках писали, что они — кочевники магометане, которых нельзя считать коренными кавказцами. Эти пришельцы являются отпрысками монгольской расы, Они тяготеют к Турции и это их тяготение всегда вело к бедствиям и нарушало единство Кавказа.
Из-за этих "усилий" некоторых фальсификаторов истории азери-тюрки считались инородцами-унтерменшами на Кавказе и поэтому тогда, как все народы назывались подлинными именами,. нам было приказано называться "азербайджанцами".
В то время как все народы могли пользоваться своим подлинным знаменем, с нашего приказано было удалить полумесяц и звезду, как символ тюркизма и мы носили на рукаве это изуродованное знамя. Никто не мог произносить слов "тюрк" и "независимость".
Редактора газеты "Азербайджан" Меджида Карсалан [это наш прошлый респондент - ИП], протестовавшего против всего этого, собирались уже отправить в концлагерь.
Легионеры, оставаясь без всякого национального руководства и перспектив, доведенные немецким персоналом до отчаяния начали разбегаться, и бегство приняло повальный характер. Это было смертельной опасностью для чести нашего народа, это могло привести к бесславной гибели всех наших соотечественников, как бежавших, так и оставшихся на стороне немцев...
У советов нас называли "елдаши", что должно было означать небоеспособный и трусливый народ. На это мы могли по праву ответить, что наш народ не хотел сражаться за своих поработителей. Но трудно было бы ответить, почему же не сражались на стороне немцев против своих поработителей. Если другие народы могли бы найти кое-какое оправдание бегству от немцев, то .для тюрков не могло быть оправдания...
В начале августа [1944-го], немецким командованием, было приказано двум [тюркским] баталионам выступить в Восточную Пруссию. Но не успели эти баталионы доехать до места назначения, как они были переотправлены в Варшаву, где они приняли участие в боях при подавлении Варшавского восстания.
Лишь 22 Августа 1944 года стало известно Меджлису, что эти баталионы участвуют в боях в Варшаве. Немедленно был заявлен резкий протест Германскому Командованию с требованием немедленного снятия этих частей из Варшавы...
В общем тюрки участвовавшие в боях в Варшаве были ложно информированы о коммунистическом характере восстания.
Это вынужденное участие тюрков в подавлении Варшавского восстания не должно и не может поколебать историческую дружбу между тюрками и поляками...
При встрече, в первой половине 1944 года, с Имперским Министром Альфредом Розенбергом, после длительной беседы министру было заявлено: "Если бы мы знали, что в результате нашей борьбы вместо большевиков хозяевами в Азербайджане будут немцы, тогда мы ни одного шага не ступили бы вместе с Вами". На это почему-то Министр ответил: "Das Reich muss sein Wort erhalten" и добавил: "независимость не выпрашивается, а заслуживается трудом и кровью"...
Этим временем всплыло дело Власова. Нам было предложено вступить в Комитет Освобождения Народов России —"КОНР". Мы в этот комитет не вступили, не потому, что мы являлись противниками русского национального движения, а потому что мы никогда не были и не являемся народами России и, с другой стороны, без предварительного признания нас Германией мы не могли войти в переговоры с каким бы то ни было комитетом.
Главное Управление SS и Министерство Иностранных дел настаивали на нашем вхождении в КОНР, мотивируя тем, что КОНР в своем манифесте признает независимость народов и для успешности борьбы необходимо объединение всех антибольшевистских сил. Мы же настаивали на признании нас Германией, а договориться с другими антибольшевистскими силами сможем мы сами...
И 17 марта 1945 года Рейхсминистр Альфред Розенберг от имени Германского Имперского Правительства признал независимость Азербайджана...
Это признание нам дорого тем, что оно стоило многих трудов и крови, что оно произнесено от имени Великого Германского Народа.
Мы Азери-тюрки знали и знаем Германию и германский народ и нам не было и нет дела до ее формы государственного правления, это собственное дело Германского народа.
Тогда национал-социалистическое Правительство представляло Германский Народ и оно признало нас, даже устами и за подписью философа и создателя национал-социалистической теории Рейхсминистра Альфреда Розенберга.
В Остминистериум господствовали некоторые "знатоки Кавказа", которые об азертюрках писали, что они — кочевники магометане, которых нельзя считать коренными кавказцами. Эти пришельцы являются отпрысками монгольской расы, Они тяготеют к Турции и это их тяготение всегда вело к бедствиям и нарушало единство Кавказа.
Из-за этих "усилий" некоторых фальсификаторов истории азери-тюрки считались инородцами-унтерменшами на Кавказе и поэтому тогда, как все народы назывались подлинными именами,. нам было приказано называться "азербайджанцами".
В то время как все народы могли пользоваться своим подлинным знаменем, с нашего приказано было удалить полумесяц и звезду, как символ тюркизма и мы носили на рукаве это изуродованное знамя. Никто не мог произносить слов "тюрк" и "независимость".
Редактора газеты "Азербайджан" Меджида Карсалан [это наш прошлый респондент - ИП], протестовавшего против всего этого, собирались уже отправить в концлагерь.
Легионеры, оставаясь без всякого национального руководства и перспектив, доведенные немецким персоналом до отчаяния начали разбегаться, и бегство приняло повальный характер. Это было смертельной опасностью для чести нашего народа, это могло привести к бесславной гибели всех наших соотечественников, как бежавших, так и оставшихся на стороне немцев...
У советов нас называли "елдаши", что должно было означать небоеспособный и трусливый народ. На это мы могли по праву ответить, что наш народ не хотел сражаться за своих поработителей. Но трудно было бы ответить, почему же не сражались на стороне немцев против своих поработителей. Если другие народы могли бы найти кое-какое оправдание бегству от немцев, то .для тюрков не могло быть оправдания...
В начале августа [1944-го], немецким командованием, было приказано двум [тюркским] баталионам выступить в Восточную Пруссию. Но не успели эти баталионы доехать до места назначения, как они были переотправлены в Варшаву, где они приняли участие в боях при подавлении Варшавского восстания.
Лишь 22 Августа 1944 года стало известно Меджлису, что эти баталионы участвуют в боях в Варшаве. Немедленно был заявлен резкий протест Германскому Командованию с требованием немедленного снятия этих частей из Варшавы...
В общем тюрки участвовавшие в боях в Варшаве были ложно информированы о коммунистическом характере восстания.
Это вынужденное участие тюрков в подавлении Варшавского восстания не должно и не может поколебать историческую дружбу между тюрками и поляками...
При встрече, в первой половине 1944 года, с Имперским Министром Альфредом Розенбергом, после длительной беседы министру было заявлено: "Если бы мы знали, что в результате нашей борьбы вместо большевиков хозяевами в Азербайджане будут немцы, тогда мы ни одного шага не ступили бы вместе с Вами". На это почему-то Министр ответил: "Das Reich muss sein Wort erhalten" и добавил: "независимость не выпрашивается, а заслуживается трудом и кровью"...
Этим временем всплыло дело Власова. Нам было предложено вступить в Комитет Освобождения Народов России —"КОНР". Мы в этот комитет не вступили, не потому, что мы являлись противниками русского национального движения, а потому что мы никогда не были и не являемся народами России и, с другой стороны, без предварительного признания нас Германией мы не могли войти в переговоры с каким бы то ни было комитетом.
Главное Управление SS и Министерство Иностранных дел настаивали на нашем вхождении в КОНР, мотивируя тем, что КОНР в своем манифесте признает независимость народов и для успешности борьбы необходимо объединение всех антибольшевистских сил. Мы же настаивали на признании нас Германией, а договориться с другими антибольшевистскими силами сможем мы сами...
И 17 марта 1945 года Рейхсминистр Альфред Розенберг от имени Германского Имперского Правительства признал независимость Азербайджана...
Это признание нам дорого тем, что оно стоило многих трудов и крови, что оно произнесено от имени Великого Германского Народа.
Мы Азери-тюрки знали и знаем Германию и германский народ и нам не было и нет дела до ее формы государственного правления, это собственное дело Германского народа.
Тогда национал-социалистическое Правительство представляло Германский Народ и оно признало нас, даже устами и за подписью философа и создателя национал-социалистической теории Рейхсминистра Альфреда Розенберга.
В гарвардском интервью Фаталибейли высказывался по национальному вопросу не менее резко:
Я не был расистом до того как приехал в Германию. В Германии я быстро стал тюркским расистом. Я был против связей наших людей с немками, полячками и пр... Немцы игнорировали наши национальные чувства, и я стал тюркским шовинистом.
Мы хотим, чтобы наступила эпоха, когда каждое тюркское государство, неважно насколько малое, должно иметь независимость. Мы не хотим, чтобы Азербайджан присоединился к Турции, потому что время этого еще не пришло. Мы хотим независимое азербайджанское государство, мы хотим чтобы Крым и Туркестан тоже получили независимость. Мы против тюркской империи, объединенного тюркского государства. Первым делом мы хотим дерусифицировать тюркские земли, и этого можно добиться лишь войной. В любом хоть сколь-нибудь приличном русском есть тюркская кровь. Мы должны избавиться от людей со смешанной кровью. Ленин, Карамзин, Толстой, Жуковский - у всех была тюркская кровь. От этого надо избавиться, потому что они империалисты еще похуже, чем чистые русские. Дерусификация должна идти мирным путем, через изучение турецкого языка, открытие научных институтов, обмен знаниями и умениями с другими тюркскими государствами. Затем через 100-200 лет мы объединимся с ними.
Мы хотим, чтобы наступила эпоха, когда каждое тюркское государство, неважно насколько малое, должно иметь независимость. Мы не хотим, чтобы Азербайджан присоединился к Турции, потому что время этого еще не пришло. Мы хотим независимое азербайджанское государство, мы хотим чтобы Крым и Туркестан тоже получили независимость. Мы против тюркской империи, объединенного тюркского государства. Первым делом мы хотим дерусифицировать тюркские земли, и этого можно добиться лишь войной. В любом хоть сколь-нибудь приличном русском есть тюркская кровь. Мы должны избавиться от людей со смешанной кровью. Ленин, Карамзин, Толстой, Жуковский - у всех была тюркская кровь. От этого надо избавиться, потому что они империалисты еще похуже, чем чистые русские. Дерусификация должна идти мирным путем, через изучение турецкого языка, открытие научных институтов, обмен знаниями и умениями с другими тюркскими государствами. Затем через 100-200 лет мы объединимся с ними.
Довольно туманно выглядит история с послевоенной службой Фаталибейли в Египте. Он сдался американцам в Италии, избежал депортации благодаря письмам, отправленным им из лагеря ди-пи английским и американским политическим деятелям. В 1948-м он осел в Риме, и тут же получил приглашение на пост военного советника по палестинскому вопросу в Египте. По неподтвержденным сведениям (вопреки собственному утверждению в интервью) в военных действиях против Израиля он все же участвовал. По его словам, он лишь подготовил военные планы, но они не были осуществлены. Затем через Иорданию Фаталибейли добрался до Стамбула, где и поселился. Он утверждал, что контактировал с американской и английской разведкой еще в Египте. Возможно, следствием этого стало приглашение в 1950-м в Мюнхен на собеседование для работы в азербайджанской редакции радио Свобода. Он возглавил редакцию, одновременно вступил в Американский комитет по освобождению от большевизма и начал выпускать журнал "Азербайджан".
Прошло четыре года. 22 ноября 1954 г. почтенная мюнхенская домохозяйка фрау Бем решила прибраться на кухне, которую снимал ее жилец - азербайджанец Микаэль Исмайлов. На кухне стоял диван, она хотела его отодвинуть, но не смогла: мешало что-то лежащее под ним. Она позвала другого квартиранта, диван отодвинули - тут пришлось звать и полицию. По диваном обнаружился лежащий лицом вниз мужской труп. Фрау Бем не испытывала особого желания смотреть на него, она была уверена, что погибший и есть ее квартирант Исмайлов. Полиция тоже не стала утомлять себя дальнейшим расследованием. Через два дня Исмайлова похоронили.
А еще через несколько дней эксгумировали, так как оказалось, что исчез начальник азербайджанской редакции Радио Освобождение майор Фаталибейли, и в редакции ходили странные слухи. Убитым оказался Фаталибейли. Его ударили по голове молотком, а потом задушили.
Микаэль Исмайлов тоже был военнопленным и воевал в составе 162 дивизии в Италии. После войны, помотавшись по лагерям ди-пи, он остался в Италии, женился на итальянке. У них родилось двое детей. В 1951-м, однако, он подал заявление о репатриации и отплыл (оставив семью в Италии) в СССР. Ричард Каммингс, из чьей книги Cold War Radio я почерпнул большую часть информации об убийстве Фаталибейли, утверждает, что Исмайлова осудили за дезертирство и приговорили к 25 годам тюрьмы. Тем не менее уже в 1952-м он оказывается в Дрездене, где встречается со своей итальянской женой и детьми, затем свободно покидает советскую зону, приезжает в американскую и селится в лагере ди-пи под Нюрнбергом. Затем перебирается в Мюнхен, где обзаводится магазином и подрабатывает поваром (жена, по всей видимости, возвращается в Италию, о ее пребывании в Мюнхене не говорится ни слова).
30 ноября 1953 г. два сотрудника американской военной разведки CIC сообщают мюнхенской полиции. что Исмайлов подозревается в шпионаже в пользу СССР. За ним устанавливается слежка, и той же ночью полицейским сопутствует удача - неизвестные люди передает Исмайлову конверт. На следующем же перекрестке Исмайлова арестовывают вместе с конвертом - в нем оказываются скрипты, большей частью русскоязычные, передач Радио Освобождение. И полиция, и CIC вынуждены согласиться, что с точки зрения шпионажа скрипты интереса не представляют. Исмайлов получает два месяца за нарушение паспортного режима.
После смерти Фаталибейли выясняется, что вся история была запланированной провокацией - сотрудники Освобождения подозревали, что Исмайлов - советский агент и (с одобрения Фаталибейли и CIC) решили закинуть наживку.
После эксгумации и новых похорон теперь уже под настоящим именем полиция восстановила события роковой ночи до мелочей:
20 ноября 1954 г. Фаталибей[sic!] работал на радио Освобождение до четырех пополудни, затем отправился в американский военный магазин, а затем в кафе "Фрайлингер" на Леопольдштр. Там он выпивал до 19.45. Затем он сел на трамвай 22 до Нордбад, где пересел на трамвай 7 в направлении Остфридхоф.
Примерно с 8-9 часов вечера Фаталибей был у Исмайлова в его квартире на Альпенплац 6, с ними была г-жа Руланд, квартирантка из того же дома. В 9 вечера г-жа Руланд ушла.
Около часа ночи Исмайлова видели одного в ресторане "Альпенхоф"
Примерно с 8-9 часов вечера Фаталибей был у Исмайлова в его квартире на Альпенплац 6, с ними была г-жа Руланд, квартирантка из того же дома. В 9 вечера г-жа Руланд ушла.
Около часа ночи Исмайлова видели одного в ресторане "Альпенхоф"
Азербайджанские источники утверждают, что
После убийства А.Фаталибейли, М.Исмайлов, с женой итальянкой и двумя детьми оказался в Азербайджане, где получил однокомнатную квартиру в пригороде Баку. Через некоторое время он обратился в официальные органы с просьбой переехать с семьей на родину жены. Ему отказали и через некоторое время его нашли повешенным.
На фото: Исмайлов и Фаталибейли (thx Бек1918@reibert.info)
