МОЯ ПРОЗА. Только что написала. ПОХОД.


Небольшое предисловие
Предлагаемый мною текст получился довольно длинным, но поскольку разделить его на части не представляется возможным из-за стиля изложения, я публикую его полностью в одном посте, так что извините, если кому-нибудь это покажется неудобным.


*********************


Отсчет времени заканчивается, раздается сигнал, и мы выступаем в поход, хотим этого или нет.
Нас не спрашивают, мы даже не знаем, что час пробил, что поход начался, что мы, помимо свое воли, которой у нас, кстати, на тот момент, и нет, должны будем двигаться вперед и только вперед, не зная маршрута, не имея представления о его продолжительности, целях и задачах.
Вперед! Только вперед!

Первые участки маршрута мы преодолеваем в относительном комфорте – в основном, в объятьях чьих-нибудь заботливых и теплых рук, хотя на долю некоторых такой заботы не выпадает, и потому они вынуждены довольствоваться руками, просто выполняющими свой долг, следовательно, не слишком мягкими и нежными.

Хотя кое-какие любящие руки оказываются недостаточно умелыми, что сильно охлаждает их и значительно уменьшает комфортность их объятий. Но это уж кому как повезет, и это ни в коей мере не зависит от нас.
После некоторого размышления: а от самих рук зависит, интересно?
Мы не знаем, но это и не важно. Важно лишь, что начало маршрута мы преодолеваем не сами, а потому совершенно не можем влиять на обстоятельства этого передвижения.

Правильно ли нас несут? В нужную ли сторону? С удовлетворительной ли скоростью?
Это все не пустые вопросы, для многих из нас они могут стать фатальными настолько, что неверные ответы на них приведут нас не туда, не тогда, а то и вовсе заставят прервать продвижение вперед и сойти с трассы – разве же это не обидно, не страшно, не несправедливо?

Но, какие бы руки ни осуществляли наше продвижение с линии старта в сторону предполагаемого финиша, наступает момент, когда приходится все-таки и самим принять участие в этом движении, что мы и делаем со всем пылом неофитов.

Нас не останавливает слабость и неверность наших ног, многочисленные падения и ушибы, невозможность двигаться к той близкой цели, которую мы ежемоментно назначаем себе ориентиром. В самых трагических случаях мы просто опускаемся на четвереньки, увеличивая тем самым собственную безопасность, или, поднявшись и осушив слезы, вызванные болью от падения, упрямо и неукротимо рвемся вперед, целеустремленные, восторженные, чувствующие, что правда за нами.

И – о чудо! Ноги наши становятся сильнее, перестают дрожать и заплетаться, тело выпрямляется, все реже прибегаем мы к передвижению на четырех опорах, и наступает момент, когда мы, ликуя, мчимся вперед на сильных и быстрых ногах, получая несказанное наслаждение от этого бега.

Что ж, теперь мы можем относительно самостоятельно двигаться по не нами выбранному маршруту, хотя и надеясь, до поры, что руки, несшие нас в первые мгновения путешествия, еще не скоро лишат нас своего попечения.

Движемся вперед. Идем. Перемещаемся во времени и пространстве, хотя последнее и не обязательно, а потому некоторые из нас предпочитают этого перемещения избежать, в надежде облегчить себе путь. Чья-то задача при такой манере передвижения, действительно, облегчается, чья-то нет. Не получается определить заранее, какие действия и поступки помогут в походе, а какие сделают его непосильным, а то и невозможным, - что ж, движемся наобум, надеясь лишь на одно: вдруг кривая вынесет.

Правда, нужно признать, что среди нас немало тех, кому движение наобум удовольствия не доставляет, есть такие, кто о целях похода не задумывается вовсе, а кое-кто даже не осознает, что участвует в походе.

Да, мы все пошли в поход, мы туристы, нас много, группа наша огромна, но она далеко не так однородна, как может показаться, она вся поделена на отдельные группки и отряды, какие-то из них довольно многочисленны, в некоторых народу мало, но все они, будучи объединены общими стартом и финишем и общей задачей пройти от старта к финишу, различаются по способу прохождения дистанции. Если считать, что важен не результат, а участие, то участвуют все в движении различно, текущие результаты у всех тоже не одинаковы, а вот результат конечный общ для всех – и это ли не парадокс?!

О парадоксе этом знают, думают и помнят далеко не все: чем дальше мы уходим от старта, тем сильнее разнимся, что приводит и к различию в нашем бытие, а оно, как известно, определяет.
Кто-то из нас движется по маршруту, как истинный профессиональный турист: все необходимое снаряжение, прочное и надежное, удобные одежда и обувь, голова прикрыта от палящего солнца и осадков, глаза защищены очками, впереди и позади, а также по сторонам – единомышленники, которым можно верить, на которых можно положиться. Свежий воздух, естественная почва под ногами, кроны деревьев над головой. Вечером – костер, простая, но полезная еда, задушевные разговоры и песни, ночлег в палатке – спальный мешок непромокаем... Пусть в таком походе не слишком много комфорта, есть в нем некое очарование, заставляющее других испытать легкую зависть и даже попробовать поучаствовать в этой прогулке, но оказывается, что приятной она бывает лишь летом, да ранней осенью, когда еще нет затяжных, выматывающих душу, дождей, когда метель не бьет в лицо, а ураганный ветер не выдирает из рук палатку и не уносит ее, предоставляя незадачливому туристу ночевать под открытым небом.

Конечно же, он найдет способ пережить ночь, на то он и профессионал, но восторженному новичку такая ночевка радости не добавит, да и вообще, походы в слякотное время года малопривлекательны – и вот, понурившись, усталый, замерзший, голодный и разочарованный в себе, уходит дилетант искать иные возможности, найти которые будет ему гораздо сложнее, чем до этого плевка в лицо, который он умудрился залепить себе сам, неверно оценив себя, других, свои и их возможности и уменья.

Кое-кто из туристов-профессионалов любит альпинизм. Там и сям вокруг их глаза видят недосягаемые вершины, крутые склоны которых не интересуют большинство участников марша, но, как магнитом, притягивают к себе отдельных любителей экстрима.
И вот уже такая вершина становится единственной целью, и все усилия, все умения и способности направляются на ее покорение.
Выступая в поход, мы не одиноки. Перед нами идут те, кто вышел в путь раньше нас. И, если мы движемся глядя с надеждой на то, что находится далеко впереди, то они уже насмотрелись, оно им наскучило, они повернулись к нему спинами – так и идут, спинами вперед со взглядами, устремленными в прошлое или на нас, - но куда бы они ни смотрели, собой они прикрывают нас от ветра в лицо, пыли, поднимаемой другими прохожими, неприятных запахов.

И нам идти легче, и они в большей безопасности на своем пути: ведь случись им подвернуть ногу или просто утомиться, мы подхватим их, подадим воды, поможем умыться и подложим под голову подушку.
Рядом с нами идут те, кто кто двинулся в путь по тому же сигналу, что и мы, а потому мы с ними понимаем друг друга лучше, чем остальных, и, ощущая слева и справа их тепло, чувствуем себя сильнее и увереннее...если, конечно, никто из них не отстанет , не убежит вперед или, что хуже всего, не сойдет с дистанции.

Те, для кого сигнал к старту, прозвучал позже, чем для нас, прикрывают наш тыл Когда-нибудь они сделают для нас то же, что мы делаем для впереди идущих...во всяком случае, мы на это слегка надеемся. А пока мы еще можем двигаться сами, нашим спинам просто тепло, и мы непрочь ощущать это тепло на все протяжении пути.
Но и идущие позади могут обогнать нас или отстать безнадежно – мы просто не хотим думать о таких неприятных возможностях.

Альпинсты всегда безнадежно всех обгоняют. Огромная цель настолько заполняет все их существо, что ни о чем больше они думать не могут, да и не хотят.

Они рвутся к ней упорно и неостановимо – сначала по плоской равнине, которая, впрочем, рано или поздно начинает приподниматься, превращается в пологий склон, очень пологий, но становящийся все круче и круче, все вернее ведущий вверх.

Они спотыкаются о корни леса, растущего на склонах, цепляются за колючие ветки кустарников, иногда падают и скатываются назад, поднимаются и вновь устремляются к вершине, которую из этого своего положения даже не видят, но которая манит их самим известным им фактом своего существования.

Но вот лес расступается, впереди лежат прекрасные альпийские луга, благоухающие цветами, радующие взгляд свежей зеленью трав, заполняющие легкие чистейшим воздухом. Остаться бы здесь, построить жилище, пить кристальную воду из родников...

Увы, оставаться нельзя нигде. Склоны, куда завела альпиниста страсть, круты, и, если остановишься, неотвратимо начнешь сползать по ним вниз, к подножию, путь от которого отнял столько сил! Да и цель отсюда видна прекрасно, манит, дразнит, зовет и требует.
И альпинист, слегка отдохнув среди благодатных и тучных пастбищ, стискивает зубы, делает последний рывок и оставляет альпийские луга позади.

Понятие ходьбы остается в прошлом. Теперь ему приходится только лезть, карабкаться, подтягиваться, повисать над бездной, падать в трещины, обдирать руки, тело и душу о безжалостные шершавые камни, валяться без сил на скалах, подниматься с них, скользить по ледникам, вгрызаться зубчатыми подошвами тяжелых ботинок в фирновый снег – но достичь, наконец, своей цели, на остром пике которой есть место лишь для одного человека.

А он и есть один.

Кого-то он обогнал еще на равнине.
Кто-то потерялся в лесу – заблудился и не выбрел.
Иные скатились по склону и не сумели взобраться по нему еще раз.
Были и такие, кого настолько пленили цветы, тишина и чистая вода вкупе с ароматным воздухом, что они плюхнулись в траву альпийского луга, да так и остались там, уже не помышляя о вершинах и не желая тягостей пути к ним.

Конечно, и к скалам альпинист подступился в числе других соискателей.
Но лишь ему удалось выбраться из бездны, из трещины, из каменного ада, избежать гибели. Хоть и побитого, а иногда и искалеченного, но скалы отпустили его.

И вот, стоит он один среди ледяного безмолвия достигнутой цели, – один такой во всем мире – и только ветер свистит и пытается сбить его с ног, только льды и слежавшийся снег под ногами, только ослепительное небо над головой и слепящее солнце, а все, что было, весь путь сюда, скрыты тучами, клубящимися ниже этой вершины: даже тучи он сумел обогнать, даже туманы. Не заблудился в них, не потерял ориентир, выбрался, выпутался и оказался в сияющем пустом мире, не согретом ни солнцем, ни чьим-либо дыханием.

Заметим, не все профессионалы туризма таковы и не всякий поход протекает среди разгула природы.

Есть и профессионализм иного толка, другой туризм, иные способы продвинуться – куда? вперед? а вперед ли? для этого профессионала, не важно, главное для него – двигаться.

О, он умеет окружить себя комфортом и удобствами. У него есть гид, который старательно проведет туриста по всем главным достопримечательностям, покажет все, что стоит видеть, и что «все смотрят», причем устроит его максимально приятно и удобно в процессе знакомства с этими главными ценностями.

Турист, знающий толк в комфорте не свернет в сторону, не станет даже заглядывать за угол. «Посмотрите направо, посмотрите налево» - и он послушно вертит головой, чистый, благоухающий, в удобной красивой одежде, модных, но удобных, башмаках, сытый и веселый. Прекрасный способ путешествовать, ничего не скажешь. А если скажешь, значит, завидуешь. Ну и что, что, может быть, за углом, куда мы не заглянули, стоял кто-то, кто мог бы стать самым главным человеком для нас! Глупость какая – куда-то заглядывать! Самый главный человек для нас – это мы, а для поиска себя нам никуда сворачивать не нужно – вот они, мы, во все своей красе, и отстаньте, пожалуйста, со своими глупостями, нам есть, чем время убить...

Так вот в чем состоит это способ путешествия!
Как просто, оказывается, как незамысловато.

Живое время одолеть очень сложно: оно не дается нам, выскальзывает из рук, просачивается сквозь пальцы, как песок или вода, мы смотрим на наши пустые руки, а время уже где-то впереди, несется с гиканьем, даже не оглядываясь на нас, полное насмешки и ехидства.
И мы вскакиваем на ноги, мчимся за ним в тщетной попытке догнать, схватить, приструнить, приручить...

Мы бежим, задыхаемся, слезы текут из глаз, рот со свистом хватает ставший колючим воздух, болят ноги, болит душа, кончаются силы, и мы падаем на обочину, бьемся на траве, как рыба, вытащенная из воды, прохожие смотрят на нас – кто безразлично, кто с жалостью, кто с усмешкой, - а впереди заливисто хохочет убежавшее время, которое, как мы понимаем, нам уже не догнать никогда.


Путешествующие с комфортом не так глупы, чтобы бегать среди неблагоустроенной природы за философским понятием! Вот еще! Ноги бить – сильно надо! Время убегает? Шалишь, от нас ему не убежать.
Вот как мы его сейчас убьем с приятностью для себя, и потом убьем, а потом еще убьем, смотаем в клубочек, и будет оно здесь с нами, никуда не денется. Да понятно, конечно, что это лишь малая его толика! Что мы, дураки какие, что ли?! Мы потом еще убьем и еще смотаем. Так и будем весь поход убивать и сматывать, убивать и сматывать... «ведь мы играем не для денег – нам лишь бы вечность провести» - проводим довольно успешно, безо всех этих ужасов и валяний в канаве...рюмочку не выпьете ли?

Но горе такому туристу, если гид его окажется не слугой его, но господином, заранее и лучше знающим, что именно требуется клиенту.
Такой гид любит своего ведомого, он живет им, он лишь о том и думает, как бы сделать путешствие, может быть, не более приятным, но более легким, правильным и безопасным, - с точки зрения гида - как бы уберечь своего несмышленного подопечного от бед и опасностей, коими полна тернистая дорога.

Гид дружески обнимает путешественника, который поначалу так рад этому теплому объятию, что слишком поздно начинает ощущать, каким оно становится крепким, даже излишне, начинает сдавливать его тело, подбирается к горлу, и вот уже холодные пальцы – а ведь еще недавно были такими мягкими и теплыми - смыкаются, душат, не дают набрать достаточно воздуха, но и не перекрывают доступ его полностью.
Этот недостаточный приток воздуха делает путешественника слабым и вялым.

Он бы и освободился от своего непрошенного доброхота, да где ж сил взять столько?!

В первые моменты после того, как он понимает, что его душат, он еще пытается сопротивляться – бьется, мычит что-то нечленораздельное, колотит руками и ногами, - но все слабее и слабее, пока не затихает совсем и только смотрит поверх плеча навалившегося на него гида на тот кусочек мира, который остается ему виден.
Мало помалу он привыкает и недостатку кислорода, и к ограниченному обзору, и к тому, что большая часть звуков внешнего мира не достигают его слуха, не в силах пробиться сквозь постоянный шум в ушах. Теперь он видит лишь то, что хочет показать ему гид, а слышит, в основном, только его голос, предостерегающий, предупреждающий, запрещающий, умоляющий, уговаривающий, увещевающий, преграждающий и обличающий.

Гул этот звучит денно и нощно, не давая состредоточиться и попытаться понять, что произшло, что с этим делать, и кто виноват в его неосторожности, из-за которой он попал в эту ловушку, якобы, любви.

Впрочем, в какой-то момент его вдруг посещает мысль, что все не так уж плохо. Что жить ему легко и удобно, не нужно ни о чем беспокоиться и думать, брать на себя какие-то обязательства, шевелиться и что-то предпринимать.

Даже видеть и слышать не обязательно, а уж чувствовать и любить – тем более. Хорошо! Легко, удобно и просто.

И незачем меня спасать, я не погибаю, что вы. Вы не можете понять, вам не дано, а потому лучше не вмешивайтесь, идите своей дорогой. Вы меня любите?! Хороша любовь – навесить на человека грозди обязанностей и обязательств, выгнать из теплых объятий на мороз общения с чужими равнодушными людьми и ждать благодарности за это! Нет уж, идите вы со своей любовью дальше, мы с вами не попутчики, у меня своя экскурсия, свой поход, вам я не компаньон.

Оскорбленный в лучших чувствах, спасатель идет своей дорогой, но долго еще его мучает чувство вины, с одной стороны, и комплекс неполноценности – с другой, как он мучает всякого, кого отвергли и кому предпочли, несмотря на его блестящие качества, нечто сортом похуже, но более удобное и привычное.

Обиженно оглядываясь на оставленного позади полузадушенного любящим гидом туриста, спасатель вдруг встречается глазами с ясным взглядом и легкой улыбкой очень странного путешественника, на миг замедляет шаг, но, тряхнув головой, уходит, шагая мерно, слегка покачивая головой, словно бы изумляясь, что в подобной серьезной ситуации есть еще кто-то, способный глупо улыбаться и беспечно смотреть.

Странный пешеход не пытается догнать уязвленного. Он никого не пытается догнать, да и обогнать тоже не стремится.

Он идет, помахивая прутиком, что-то насвистывая в такт своим шагам и с удовольствием смотрит по сторонам.

У него при себе нет ни снаряжения, как у туриста-спортсмена и альпиниста, ни багажа, как у туриста-сибарита. Никакие вершины не смущают его душу, но иногда он из любопытства пытается влезть на одну из них, и даже, бывает, что у него это получается, но он не задерживается там: ему быстро наскучивает одиночество и ледяное молчание в вышине. Иногда его можно увидеть у лесного костра, поющего увлеченно, но в следующее мгновение его уже нет, костер догорает, песня стихает, а он стоит в толпе сибаритов, глазеет на одно из чудес света, ест при этом вишни из газетного кулька, а в кармане его лежит билет на ближайший поезд, причем, билет этот иногда бывает в СВ, но вполне может оказаться и в общий вагон какого-нибудь «пятьсот веселого».

Кое-кому доводилось видеть его плачущим, злым или больным. Иногда долгие километры пути проходит он голодным и без воды, спит под деревом, а бывает – в пышной постели с шелковыми простынями.

Он сует нос в каждую щель, надеясь увидеть там что-нибудь интересное, заглядывает за все углы, сворачивает во все переулки, но куда бы он ни сворачивал, рано или поздно все равно оказывается на общем магистральном пути в общей толпе, движется вместе со всеми, но успевая в этом движении увидеть, прочувствовать и узнать больше своих коллег по походу.

И он тоже вместе со всеми все дальше и дальше оказывается от линии старта.

Все труднее двигаться нам по нашей дороге.
Даже тем, для кого она легла прямым и гладким полотном прекрасного шоссе, все труднее переставлять ноги, что же говорить о тех, кого ведут вперед петляющие кочковатые тропки или караванные пути среди барханов пустыни!

То и дело исчезают наши попутчики, и первыми те, кто шел перед нами и прикрывал нас собой от грядущих невзгод пути.

Холодный ветер вовсю дует в наши лица, выстужает тела и души, тормозит движение, мешает правильно увидеть и оценить окружающее, и одно лишь то может утешить, что собой мы прикрываем от этого инфернального ветра идущих позади нас.

Мы обманываем себя этим утешением: ведь давно уже никого нет за нашими спинами, они убежали вперед и маячат где-то на горизонте, откуда иногда поворачиваются к нам и приветливо машут рукой, а мы и не поняли сразу, почему же спина так озябла и ощущение опасности возникло позади. Видимо, стоит повернуться и идти спиной вперед, чтобы не дать чему-то страшному подкрасться сзади и внезапно накинуться на нас.

Обороняться будет трудно, ведь мы так устали, да и помочь некому: шедшие рядом с нами исчезли, остались позади, только мы бредем в одиночестве спиной вперед, чтобы опять увидеть всех, увидеть себя, весь пройденный путь и молодые глаза, полные надежды и радости движения, которые светят нам в этом последнем отрезке дороги и утешают ее бесконечностью и постоянством людских устремлений.

19.09.07
Израиль.