В питерских очередях страшных историй не рассказывали, только в питерских семьях. Кое-что записали Гранин с Адамовичем.

амен

Самые страшные, конечно, не рассказывали.
Берггольц писала в стихах: "Что скрыли от Большой земли".
Но мне и "простые" истории о голоде и бомбежках казались ужасно страшными - как, собственно, и все истории о войне.
Мама с бабушкой рассказывали охотно, я многое знала о том, как они попали в оккупацию, уехав из Киева в Майкоп.
А вот Ленинград всегда оставался за кадром, потому что кино и книги все же не дают того эффекта, который получался, когда в очереди за мясом вдруг какая-то, даже не слишком старая, тетушка вдруг начинала говорить, как стали привередливы люди, да как были бы рады даже этим костям в сорок втором, а к ней вдруг поворачивалась другая, и они обсуждали, кто и где жил тогда-то и тогда-то, да как уменьшили нормы, да как ходили за водой - мороз по коже!

Да, очень сильно.

Моя мама, хоть и голодала не в Питере, тоже была ушиблена страхом перед голодом: дома у нас был установлен культ сытости, и меня тоже третировали, чтобы я доедала все до крошечки.