Вот уж недели четыре как на работе у меня полная морока.

    И, надо сказать, что жизнь моя из-за указанной мороки стала редко насыщенной.

    И чего только не переживал я в это время. – Из-за всяческих и самых разнообразных производственных обстоятельств впадал я в отчаяние от чувства собственной никчёмности, воспарял духом, умилялся, был совершенно несчастным, был благодушным, был остроумным, был добрым и любящим, а, кроме того – омерзительно грубым и хамски-агрессивным.

    А ещё узнал я, что являюсь легендарною личностью...

    Среди всего прочего, ездят ко мне теперь многочисленные мои подчинённые из самых разных наших городов и станиц. Женщины в подавляющем большинстве. – И вот одна из них особенно меня в прошлую, скверную в целом, пятницу удивила, умилила, ну и очень порадовала.
    Молодая девочка из города К.
    Нет, она не привезла мне бутылку водки, шампанского или коробку конфет, как это отчего-то делают другие. Она, вообще, не приехала. – Она только позвонила в конце рабочего дня. Позвонила, чтобы узнать о судьбе присланных мне для утверждения документов.
    Вежливая. По голосу слышно было, что очень молодая и искренняя.

    Присланное я ей не утвердил и раскритиковал очень сильно – потому что действительно было за что. Задала она вопросы по делу, выслушала и... чувствую, медлит прощаться. Стала спрашивать о каких-то посторонних, не имеющих к делу отношения вещах, вроде «как вам работается там» или «а один вы у себя, на Г., или нет».
    Ну и спрашивает в конце концов, – «можно ли задать вам, А.В., личный вопрос?»

    – Можно, – говорю, – почему нет.

    – Учились ведь вы, – спрашивает, – на истфаке Университета, и работали же по его окончании в ГАКК?

    – Да, – отвечаю, – всё было именно так.

    – А вы знаете, – говорит девушка, – что я тоже там же училась, в прошлом году окончила, и что вот Павел Петрович М. (теперешний, кстати, директор небоскребного Центра документации новейшей истории) всему нашему курсу о вас на лекциях рассказывал?

    Сказать, что я был удивлён, услышав это, – ничего, как говорится, не сказать. Вот если бы я узнал, что Павел Петрович вообще забыл о том, кто я есть таков, не удивился бы особенно, а он не только не забыл, но ещё и на лекциях обо мне повествует!
    Стал я тут же тогда судорожно припоминать – о каких же именно моих заслугах мог рассказывать на своих лекциях последующим поколениям истфаковцев Павел Петрович. Догадки, безусловно, были. Неприятные какие-то.

    – Да вы что? – говорю я после паузы, – значит, рассказывал... И чего же, – спрашиваю, – рассказывал?

    – В пример вас, – отвечает, – ставил. Что вот, окончил истфак, два года работал в ГАКК, а потом возглавил А. в СБ - образец для подражания. Я, – продолжает, – очень хорошо запомнила об этом и стала стремиться к тому же... и, видите, добилась, что тоже работаю в А. в СБ, только вот в нашем городе К. Вот как бывает в жизни...

    Поговорили с нею ещё о том, о сём; я, конечно, весь в чувствах – не ожидал такого услышать, попрощались тепло. Номер мобильного ей дал, приедет – смотреть моё хозяйство и учиться правильно делать документы...
    Вот так я узнал о своей легендарности.
    Клянёшь тут, значит, эту работу, маешься и переживаешь, уходить собираешься, по меньшей мере, раз в год, а сам, оказывается, являешься для кого-то образцом и легендой.

    А кроме этого, вот ещё что узнал о себе. Тоже от незнакомого человека. Учившегося, правда, не на истфаке Университета, а не знаю где, и проживающего теперь в государстве Израиль:
    «Именно из-за таких, как вы (т.е. как я), Россия еще очень долго будет вязнуть в болоте диктатуры, совковщины и социальной примитивности. Ваша (т.е. моя) пронацистская нетерпимость мне (говорившей особе т.е.) претит...» –
    Не зря, в общем, что-то и тут, во всемирной сети, периодически делаю и заявляю. Не напрасно.

    Ведь действительно хочу, чтобы моя страна была совсем не такой, как многие другие страны теперь. А чтобы, скажем, парады (с обсуждения которых всё, собственно, и началось) были в ней совершенно однообразными. От которых веет диктатурой и совковщиной (махровой самодержавностью?), а также социальной примитивностью.
Такими.

А на такие действа:

    В Тель-Авиве,

    Нью-Йорке,

    Торонто,

    Брайтоне...
имею действительно один только ответ. – Нетерпимый.