ВСЕ ЕЩЕ ДРУГ

(письмо Лили Поттер Северусу Снейпу)

Это озеро совсем не изменилось с тех пор, как мы были здесь в последний раз. Все те же раскидистые старые деревья по берегам, все та же маленькая поляна: позади стеной – кусты какого-то растения, названия которого я не знаю – все собиралась узнать в детстве, но не нашла в энциклопедии, потом вспоминала о них и думала поискать в справочниках Хогвартса, и отвлеклась на экзамены, а теперь не до них; позади стена из кустов, полукругом, за кустами – деревья, а впереди – озерная гладь, бесконечная, уходящая куда-то за горизонт.

Помнишь, я все спорила с тобой в детстве, озеро это или море? А ты, пытаясь совладать с собой и твоей привычкой всем и каждому доказывать свою правоту, особенно если ты действительно прав, дулся, но соглашался, в конце-концов, со мной…

Несмотря на то, что был прав, это просто озеро, а не море. Правда, это мало имеет значение сейчас, а точнее – совсем не имеет. Какая разница, сколько в нем воды и куда она уходит? Важно то, что она есть, и что в ней я все силюсь и силюсь увидеть отражение двух детей – нелепого черноволосого мальчика и смешной, похожей на олененка Бемби, рыжеволосой девочки. Наши с тобой отражения. Просто, ты знаешь, я никак не могу поверить в то, что эти дети куда-то исчезли, превратились в нас сегодняшних, и что их больше нет. Я просто не верю в это, и думаю, что где-то они наверняка есть: все также спорят, все также играют на берегу любимого озера, все также устраивают маленькие диверсии, все также устраивают крохотные кладовые у корней деревьев, где прячут свои секретики-сокровища, считая дни до отъезда в сказку.

В сказку, оказавшейся былью. Ведь в сказках тоже быль, тоже живут, там такая же жизнь, как и здесь, у нас, только по своим законам.

Знаешь, Сев, живя в сказке я перестаю верить в сказку. Сказка – это быль, на самом деле, и лучше не желать туда попасть. В конце-концов, каким бы ни был волшебный мир, боль тут такая же настоящая, как и везде. И бесконечно тяжело стоять на берегу все того же озера, где мы мечтали о сказке, ожидая ее начала, и понимать, что в какой-то степени я многое отдала бы за то, чтобы изначально не верить в то, что в сказке все обязательно будет волшебно и хорошо…

Если сощурить глаза и посмотреть на воду (уже закат), то кажется, будто вода смеется маленькими золотистыми бликами. В такие минуты дети, мы с тобой, которых я так силюсь увидеть, чтобы понять, что хотя бы у них все хорошо, не так, как у нас, улыбаются на берегу, который я вижу в воде. Но если раньше я пожелала бы оказаться на их месте, то теперь я просто порадуюсь за них, наверное потому, что на их месте мы уже оказались и слишком многое прошли. И я не знаю, слышишь ли ты меня сейчас, чувствуешь ли то же самое, что чувствует мое сердце, как было раньше – стоило меня расстроиться из-за чего-то, или заплакать, сидя в своей спальне, как мне становилось спокойнее, я выходила из башни, и видела в коридоре обеспокоенного тебя: «Лили, как ты? Мне вдруг стало тревожно…»

И я вытирала слезы, а потом мы с тобой долго бродили по школьному парку, и я рассказывала тебе свои нехитрые истории про мои расстройства. И, какими бы тяжелыми они ни были, на душе у меня становилось легче, потому что я чувствовала, я знала: ты все понимаешь, все видишь, и ты – рядом. Я сильная женщина, но поверь, гораздо лучше было, когда ты был рядом.

Ведь таких друзей, как ты, еще нужно поискать. Друзей, Северус. Это – важнее, потому что…потому что…ну…отражения, видишь? Они живые.

И я ведь все видела, все чувствовала и понимала тоже. И теперь уже знаю, что не вправе винить тебя за все, что случилось. И виню только себя – за то, что трижды кидала тебе веревку, и не решилась набросить на твои руки петлю, чтобы вытащить насильно. Ты мудрый человек, и должен понимать, что страшнее всего – почувствовать свое бессилие там, где пытаешься изо всех сил вытянуть человека из мрака, и чувствуешь, как он отбрасывает твои руки, не желая держаться. Сам, приняв решение о себе самостоятельно. Потом можно сделать вид, что тебе все равно, можно бросить пару обидных и, как тебе кажется, справедливых слов, можно окончательно уйти с пути этого человека, но никогда, никогда не уйдет из сердца – само - вот это…отражения на воде. Понимаешь, Сев? Понимаешь?..

И ни ты, ни я – не виноваты. Виновата сказка, которую мы не захотели рассмотреть былью. Пусть уж лучше она была бы там, в воде, у тех, других нас. Есть такая штука, как судьба. И будь мы менее наивны и доверчивы, ты бы взял на руки моего сына – и улыбнулся. Ты радовался бы за меня, а я – глядя на то, как ты радуешься за меня. Ты был бы желанным гостем в моем доме. Ты и есть желанный гость в моем доме, только… отражения, ты – там, в отражении, а в действительности все иначе. Если бы ты только знал, как мне хотелось порой забыть обо всем и просто подойти.

Да только у тебя в глазах с той поры плещется целое озеро холодной воды. Я боюсь подходить к тебе с сыном. И это – страшнее всего. Но если ты веришь в то, что я умею хоть капельку верить и молиться, ты знай…ты, а не отражение, вот просто ты: издалека я слежу за тобой, смотрю на тебя и молюсь за тебя. И сейчас, когда я в последний раз стою здесь, на берегу нашего с тобой озера – именно нашего, и неважно, чье оно на самом деле, и что на том берегу стоит дом фермера Николсона, который является владельцем воды – я отпускаю свою сказку и вот оттуда, из самой воды, впускаю в свою душу иное, большее, более сильное. Я прощаю того неправильного, чужого тебя, и забираю в свое сердце мальчика, которого вижу тут, в отражении.

Просто потому, что я не верю в то, что твое сердце может утонуть , испортиться. Может быть потому, что я, как никто другой, знаю твое сердце. Пусть летит над водой колдография, полуистершаяся, блеклая. Пусть ее размоют волны, и там, в глубине их поселимся мы – потерявшие друг друга, переставшие верить, разошедшиеся в стороны и повзрослевшие. А из волн вернемся сюда, на лужайку прежние мы. Я сложу ее самолетиком и запущу над озером, и больше никогда сюда не вернусь, чтобы не увидеть поляну пустой, и бесконечно, до самого конца верить в то, что ты – мой все еще друг.

Меня уже окликает муж. Он не знает об этой поляне, а мне еще выбираться из наших зарослей, продираясь сквозь которые я и так уже порвала платье.

Пора бежать… Лети, самолетик!