Дорогой Бродяга

(письмо Лили Поттер Сириусу Блэку)

Как начать?

Сколько уже написано таких писем, а я все еще задумываюсь над тем, как начать очередное письмо. Каждый раз приходится придумывать очередное прозвище – чтобы, перехватив, не догадались, а потом, уже отправив письмо, вспоминаю, насколько это глупо и бесполезно – прозвища. Если письмо перехватят по дороге, то никто не посмотрит на то, как я обращаюсь к тому или иному, достаточно будет взглянуть на содержание, имена, названия… В этом вся я: внимательна к деталям, невнимательна к очевидному. Ладно, лишние мысли прогнать, успокоиться, прислушаться к тихим звукам сонного дома – муж задремал, лежа на диване в гостиной, в одно дыхание с сыном, лежащим у него на груди: оба спят, такие похожие друг на друга, и трещит кошка у камина (мне всегда было интересно, как она это делает, и где у нее находится моторчик!). Лампу поближе, перо – в чернильницу, взмах, и -

Дорогой Бродяга!

Вот, нашла. Бродяга… Дорогой Бродяга. Думала ли я всего лишь несколько лет назад о том, что когда-нибудь обращусь к тебе, Сириус, вот с таким же теплом, с каким думаю сейчас о тебе, ближайшем друге моего мужа и нашей семьи? В это трудно поверить, особенно когда я вспоминаю о том, как я относилась к тебе в школе, когда ты казался мне не более, чем избалованным красавчиком, завышающим себе цену и завышающим свое отношение к твоему окружению. Неразлучная парочка Блэк и Поттер – я улыбаюсь, представляя себе вас сегодняшних, и смеюсь, вспоминая вас вчерашних. Хотя, если быть честной, ты, Бродяга, почти не изменился, разве что стал… ну, может быть, чуть взрослее. Моя мать с детства учила меня быть внимательной к людям, и смотреть глубже, нежели на их внешнее поведение или манеры. Сколько лет ваша четверка была мне до глубины души неприятна, и как близки стали вы четверо мне, не имеющей теперь никакой другой семьи, кроме вас, сейчас! А причина…причина простая: важно то, что внутри, и ты, Бродяга, стал моим поверенным, моим другом, внимательным и понимающим слушателем тогда, когда я никак не могла решить, как же я на самом деле отношусь к Джеймсу. Если бы ты только знал, как я благодарна тебе за то время! Это потом я узнала, что первые твои попытки заговорить со мной тебе давались с трудом, и ты делал это только потому, что это был очередной заговор Мародеров – помочь Джеймсу Поттеру сбить спесь с «этой Эванс», в которую Поттер, как выяснилось, был влюблен давно и бесповоротно.

…Усмехнуться, поправить прядь рыжих волос, упавшую на лоб.

Ведь ты его лучший друг. Стоит ли удивляться, что тебе все-все удалось? А потом мы с тобой увидели друг друга иными, и стоит ли винить тебя в том, что ты просто хорошо знаешь себе цену и в твоей излишней бесшабашности? Ведь такого внимательного, самоотверженного и чуткого друга, как ты, Бродяга, вряд ли можно себе пожелать. И о том, что я неравнодушна к Джеймсу Поттеру, ты узнал раньше него. И, судя по тому, как загадочно улыбались остальные – Ремус, Питер – ты, как всегда, не удержался от соблазна поделиться секретом с друзьями, словно вы уже знали, что все, на самом деле, будет лучше, чем могло казаться. И веточка омелы, под которой мы с моим тогда еще будущим мужем, впервые поцеловали друг друга, оказывается, была даже не зачарована, а просто привязана на нитку, которая тянулась к удочке – ее было слишком уж заметно, и я совершенно точно знала, кто стоит за рождественской елкой и держит эту удочку в руках.

А еще я узнала, что такое – друзья. Совсем не то, что подруги, это совсем иное, абсолютно.  Это надежнее, ближе, спокойнее. И когда мы заговорили о том, кто будет свидетелем на нашей свадьбе, особых вопросов не возникло, хотя было немного обидно за Ремуса и Питера. Впрочем, их волшебный подарок я никогда не забуду: в тот день я была самой счастливой невестой.

Обмакнуть перо, снова поправить непослушную прядь, улыбнуться мыслям…

Спасибо, огромное тебе спасибо за подарок на день рождения Гарри! Он все еще остается у мальчика самым любимым. Гарри всего только год, а он уже летает на твоей игрушечной метле и выглядит страшно собой довольным — прилагаю снимок, посмотри сам. Как ты знаешь, метелка поднимается над землей всего на два фута, но Гарри уже едва не прикончил кошку и расколотил кошмарную вазу, присланную на Рождество Петуньей (вот тут мне жаловаться не на что). Разумеется, Джеймс находит все это забавным, говорит, что мальчик станет великим игроком в квиддич. Нам пришлось убрать и упаковать все безделушки, и теперь мы не спускаем с него глаз, когда он летает по дому.

Муж всхрапнул во сне, я тревожно оглянулась. Интересно, я теперь всегда так буду вздрагивать от малейшего шума, которого я не ждала? На днях кошка смахнула сливочницу со стола, а я гладила белье в соседней комнате, и чуть не лишилась чувств, что мне совершенно несвойственно, так перепугалась. Это неправильно и совсем не нормально. А если по хорошему, то этого просто не должно быть. Господи, скорее бы закончилась эта война, когда вздрагиваешь от каждого скрипа, и с холодеющим сердцем читаешь газеты, где нужно уметь читать между строк, и которые маглы так запросто читают по утрам за завтраком, ничего не видя и мало что понимая… Да, дорогой Бродяга, это трудное время, и если бы не ты – если бы не вы все – я, наверное, сошла бы с ума от постоянной тревоги. Помнишь, как осторожно прошло крещение Гарри? И какой был праздник потом? Вся наша жизнь теперь такая: счастье за запертыми дверьми: теперь мы почти не выходим даже в сад. Впрочем, тебе ли рассказывать, ты ведь все знаешь.

…А помнишь, как вы смешили меня, когда я была беременна Гарри и почти не ходила, просиживая все дни в саду, в кресле-качалке, еще в нашем с Джеймсом доме?

- Смотри, Лили! Я могу превратиться в оленя!

- А я – в собаку!

- А мы…

Почему я не удивилась? Наверное, потому, что вы изначально воспринимались такими – способными на все сорвиголовами, под образом которых скрывались необычайно талантливые и смелые парни? Тот вечер был просто чудесным, и я почувствовала, как малыш весело заволновался во мне. И когда черный пес с мокрым носом и неподражаемой улыбкой (да-да, ты и в образе собаки умеешь улыбаться!), махая хвостом, промчался мимо меня, испуганно подобравшей ноги на перекладину качалки, мой будущий сын изо всех сил пнул меня, словно давая понять, что ты ему понравился. Так я выбрала крестного для Гарри, который родился буквально через пару месяцев…

День рождения прошел очень тихо, в гости к нам заглянула лишь старая Батильда, которая всегда была к нам добра, а Гарри попросту обожает. Мы так жалели, что ты не смог появиться, но, конечно, Орден прежде всего, да к тому же Гарри еще не настолько вырос, чтобы понять, что это его день рождения.

Орден…Моя гордость и моя боль. Я помню чувство невыразимого счастья и чего-то еще, что трудно выразить, когда Дамблдор сообщил нам с вами о том, что мы приняты, как показавшие себя с лучшей стороны. И с каким удивлением мы обнаружили на первом собрании, где присутствовали, Молли и Артура, Алису и Френка, профессора МакГонагалл и показавшегося нам кошмарным еще в школьные годы Аластора Моуди! Все было вновь, все было бесконечно интересно, и в душе горел какой-то горячий-горячий огонек, заставлявший быть лучшими во всем, сильными и бесстрашными, в особенности там, где дело касалось тех, кто тебе дорог. А прошло ведь так мало времени…боже мой, как мало времени прошло в Ордене! Глядя на вас, я понимала, что вы нашли свое место в жизни, то, к чему вы все время стремились, а я была рядом с мужем, и рядом с вами, а значит другого места для меня и не могло быть.

Пока я не узнала, что беременна. Одновременно с Алисой: помнится, на приеме в больнице святого Мунго мы посмотрели друг на друга очень красноречивыми взглядами, а потом, в кофейне в Косом Переулке долго обсуждали, как мы скажем это мужьям.

И ты опять стал первым, кто узнал, еще до Джеймса. Просто посмотрел на меня, на мои глаза, на мои трясущиеся руки, а потом отвел в сторону, и спросил. А от тебя, Бродяга, у меня нет секретов. Я, кажется, все еще не сказала тебе спасибо за то, что поддерживал меня, когда я сообщила Ордену о беременности, и в страшный момент, когда Орден сообщил нам о пророчестве…

Джеймса начинает немного расстраивать необходимость сидеть здесь, будто взаперти, он старается не показывать этого, но я же вижу. А тут еще Дамблдор никак не вернет его мантию - невидимку, и это лишает Джеймса возможности совершать хотя бы небольшие вылазки.

Впрочем, ты знаешь, Сириус, что это я так только прикрываю свое беспокойство, и что на самом деле я благодарна Дамблдору. Да, меня беспокоит состояние моего мужа, но еще больше меня беспокоит его безопасность. Знаю, что ты, возможно, осудишь меня за подобные мысли, ведь ты и Джеймс, как мне иногда кажется, не боитесь ничего и никого, и ни Тот-Кто-Сломал-Нам-Жизнь вам не помеха, ни сам дьявол. Хотя неизвестно, кто хуже. Дьявол милосерднее, как мне кажется, наверное потому, что мудрее. Вот только ты был первым, кто предложил «спрятать их, куда угодно, лишь бы…» после того, как мы с мужем в третий раз лицом к лицу столкнулись с Вольдемортом и его прихвостнями, и каким-то чудом остались живы (а наши потом рассказывали о доблести и отваге четы Поттер. Никогда не забуду твоего лица, когда ты молча сидел у камина, слушая это, и чуть помял серебряный кубок с вином, так сжимая его в руке…). Жаль, что ты решил передать нашу тайну, я ведь верю тебе больше, чем всем вместе взятым, просто потому, что своими поступками и всей своей жизнью ты доказал, что по-настоящему достоин быть ее Хранителем. Впрочем, я никогда не знала, что на самом деле творится у тебя в душе, Сириус. Порой молча наблюдала за тобой, и думала – кто же ты на самом деле, что ты чувствуешь, чем живешь. Был ли ты когда-нибудь по-настоящему счастлив? Впрочем, как бы ни смешно это звучало, глядя на то, как ты смеешься, играя с Гарри, на то, как вы вчетвером строите очередной «коварный план», или просто на то, как ты и мой муж спокойно сидите в гостиной, разговаривая о былом, настоящем и будущем, я вижу это счастье в твоих глазах, и думаю, имею ли право задаваться таким вопросом, и понимаю ли в полной мере, что такое счастье – для тебя?

 Если ты сможешь нас навестить, это его очень обрадует. В прошлые выходные к нам заезжал Хвостик, кажется он чем - то подавлен, хотя, вероятно, все дело в новости насчет Маккиннонов. Я, услышав ее, целый вечер проплакала.

Когда ты приезжаешь, становится легче. С лица моего мужа спадает легкая тень тревоги, Гарри окончательно сходит с ума, а я забываю о том, что лежит на сердце камнем.

Батильда забегает к нам почти каждый день. Она очаровательная старушка, рассказывает о Дамблдоре совершенно поразительные вещи, не уверена, что он был бы доволен, узнав об этом! Не знаю, впрочем, можно ли им верить, потому что мне кажется невероятным, чтобы Дамблдор мог дружить с Геллертом Грин-де-Вальдом. Я лично думаю, что Батильда просто помешалась!

…А еще мне кажется невероятным то, что происходит со всеми нами, особенно когда я вспоминаю совсем еще недавние былые времена. И то, что мне приходится шифровать письма к тебе, Сириус. Мне так хочется верить в то, что скоро все закончится, и изменится, и будет совсем иначе.

Вот только при мыслях об изменениях мне почему-то очень тревожно. Впрочем, тревога стала моей постоянной и единственной на данный момент близкой подругой, которая со мной всегда. И больше всего на свете мне хочется сейчас взять другой лист, и выбросить этот, и на этом новом листе написать большими буквами единственное:

«Дорогой СИРИУС, мне страшно. Приезжай, пожалуйста, как только сможешь!»

Но тревожить тебя своими женскими страхами мне совсем не хочется. Тем более, что со мной Джеймс, за которого мне почему-то тоже страшно. И потому я закончу так, как заканчивала все мои письма к тебе, Бродяга:

С любовью,

Лили

Спасибо тебе за все...
***
Посвящается Сириусу -

hjorvind@lj