3:14a |
Заведомая графомания-8 Если в городе, не предназначенном для чудес, с моста посмотреть не вниз, в черную воду большой и тяжелой реки, а вверх, то можно увидеть, как в небоскребах, синих, словно летнее небо, плавают пронзительно-яркие рыбы. Если сначала молчать, проходя мимо старой купальни, а потом молчать над водой Андреевского пруда, а потом молчать в стеклянной трубе метромоста, то можно взяться за руки... То есть, мне кажется, мы смогли бы.
Если начать рассказывать сказку у котлована на Трубной, продолжить в игрушечных сретенских переулках и в таинственных дебрях Покровки, или если с бульваров, где неизвестно откуда вдруг долетает военный оркестр, нырнуть в проулки и все время сворачивать влево, или если вдоль Яузы, выгнувшей все мосты, уходить от Балчуга, осязая спиной взгляды мудрых чудовищ Болотной, то можно счастливо заблудиться в трех улицах, знакомых как линии на любимой ладони.
Если начать пить на Девичьем Поле, или, допустим, в скверике Мандельштама (и черт с ним с "на самом деле", мы все равно знаем: это сквер имени любимого поэта, а не однофамильца-партфункционера), продолжить в заповедных кущах Плющихи и среди жар-птиц Ружейного переулка, подсвеченных переливающимся через крыши золотом МИДа, зажмурившись, нырнуть в неузнаваемый Арбат, сесть на асфальт под стеной Цоя, оставить там последние три сигареты (традиция, хули), то можно жалеть лишь о том, что мгновение не остановишь.
А если обо всем этом не вспоминать, то можно пережить зиму в городе, не предназначенном для чудес. |