О бездарности
Бездарность в поэзии - шире во всех изящных искусствах - не имеет ничего общего с повседневными практиками, то что мы называем ремеслом. Бездарь в ремесле - это, как правило, неумеха, тогда как бездарь в литературе - мастеровит, он руководствуется принципом - сделаем не хуже чем у других, но дело в том, что в ремесле бездаря сразу видно: он всё делает вкривь и вкось, тогда как в литературе "вкривь и вкось" чаще всего приветствуется. Тут есть тонкая грань, в конце концов, гладкопись всех утомляет, не на что положить глаз, однако, энергии, источаемые подлинным художественным текстом, невидимы как нейтроны, существуют люди, которые способны их улавливать, своеобразные счетчики Гейгера. Они-то первыми и улавливают колебания воздуха из-под крылышка мотылька, которые впоследствии порождают чудовищные тайфуны.

Всё это, разумеется, слова, слова, слова... Никого и ни в чём они не убедят, люди пачками будут продолжать марать бумагу и засорять Сеть, тем не менее, талантов среди них единицы.
Вот, Набоков, к слову, бездарность, а Чернышевский - талант, это колебание воздуха под крылышком мотылька мгновенно было ухвачено Некрасовым, а впоследствии сформулировано Лениным: "он меня всего глубоко перепахал", в точности также, как Бунин и Николай Гумилёв - даровитые бездарности, в то время как косноязычные Пастернак и Маяковский - истинные таланты.

Короче, бездарность - это идеальная иллюстрация 1-го закона Ньютона в той оригинальной формулировке, которую сам Ньютон дал в «Математических началах натуральной философии»:

Всякое тело продолжает удерживаться в состоянии покоя или равномерного и прямолинейного движения, пока и поскольку оно не понуждается приложенными силами изменить это состояние.

Эти неведомые силы и есть таланты. Талант - это всегда рывок, ускорение, Гагарин!
Именно это свойство талантов формулируется 2-м законом Ньютона:

В инерциальной системе отсчёта ускорение, которое получает материальная точка с постоянной массой, прямо пропорционально равнодействующей всех приложенных к ней сил и обратно пропорционально её массе.

Поскольку современный человек в современной системе ценностных координат является ничем иным как материальной точкой, то приложенная к ней сила может быть совершенно ничтожной, чтобы получить гигантское ускорение, ибо собственная масса современного человека стремится к нулю.

Вот вам и рычаг, с помощью которого Архимед хотел перевернуть Землю. Нужно просто поощрять бездарности, чтобы в максимальной степени уменьшить массу истинного человека, превратить его в виртуального (с ничтожной собственной массой). Тогда и затраты на приложение минимальной силы будут минимальны, чтобы получить максимальное ускорение.

Другое дело, зачем?


Я УВОЖУ К ОТВЕРЖЕННЫМ СЕЛЕНЬЯМ,
Я УВОЖУ СКВОЗЬ ВЕКОВЕЧНЫЙ СТОН,
Я УВОЖУ К ПОГИБШИМ ПОКОЛЕНЬЯМ.

БЫЛ ПРАВДОЮ МОЙ ЗОДЧИЙ ВДОХНОВЛЕН:
Я ВЫСШЕЙ СИЛОЙ, ПОЛНОТОЙ ВСЕЗНАНЬЯ
И ПЕРВОЮ ЛЮБОВЬЮ СОТВОРЕН.

ДРЕВНЕЙ МЕНЯ ЛИШЬ ВЕЧНЫЕ СОЗДАНЬЯ,
И С ВЕЧНОСТЬЮ ПРЕБУДУ НАРАВНЕ.
ВХОДЯЩИЕ, ОСТАВЬТЕ УПОВАНЬЯ.

Я, прочитав над входом, в вышине,
Такие знаки сумрачного цвета,
Сказал: "Учитель, смысл их страшен мне".

Он, прозорливый, отвечал на это:
"Здесь нужно, чтоб душа была тверда;
Здесь страх не должен подавать совета.

Я обещал, что мы придем туда,
Где ты увидишь, как томятся тени,
Свет разума утратив навсегда".

Дав руку мне, чтоб я не знал сомнений,
И обернув ко мне спокойный лик,
Он ввел меня в таинственные сени.

Там вздохи, плач и исступленный крик
Во тьме беззвездной были так велики,
Что поначалу я в слезах поник.

Обрывки всех наречий, ропот дикий,
Слова, в которых боль, и гнев, и страх,
Плесканье рук, и жалобы, и всклики

Сливались в гул, без времени, в веках,
Кружащийся во мгле неозаренной,
Как бурным вихрем возмущенный прах.

И я, с главою, ужасом стесненной:
"Чей это крик? - едва спросить посмел. -
Какой толпы, страданьем побежденной?"

И вождь в ответ: "То горестный удел
Тех жалких душ, что прожили, не зная
Ни славы, ни позора смертных дел.

И с ними ангелов дурная стая,
Что, не восстав, была и не верна
Всевышнему, средину соблюдая.

Их свергло небо, не терпя пятна;
И пропасть Ада их не принимает,
Иначе возгордилась бы вина".

И я: "Учитель, что их так терзает
И понуждает к жалобам таким?"
А он: "Ответ недолгий подобает.

И смертный час для них недостижим,
И эта жизнь настолько нестерпима,
Что все другое было б легче им.

Их память на земле невоскресима;
От них и суд, и милость отошли.
Они не стоят слов: взгляни - и мимо!"


(Данте. "Божественная комедия")