И тут Андрюха, ну который был за рулем, Как заорет – «Ну все, бля! – ****ец! И мы полетели. Под пьяный рев – «Банзай! Выгружаемся здесь!»
У последнего бара. У последнего бара потом нашли его голову. С бутылкой вискаря вбитой в горло.
У последнего бара. У последнего бара нашли валеркину ногу. Он сам еще отползал понемногу.
У последнего бара. У последнего бара Мишаня запихивал в живот кишки. И стекленел, откидываясь баюшки.
А я все летел! Меня не осталось там, в дизельной мясорубке – Накоси-выкуси! – я парниша не такой хрупкий.
Я цельным куском ввинчивался в ночное небо. И все мне казалось, что меня с ними не было.
А они летели рядом и думали про меня – Как это он так ловко туловище поменял.
Ведь вон же – фарш, с металлолома соскоб, А смотри-ка, летит рядом цельным куском.
А внизу выворачивали желудки Охуевшие гаишники и проститутки.
Лунной ночью над Алабамой парили, Где-то меж Тулуном и Тайшетом, Четверо бессмертных в алкогольной анестезии, Бывшие сволочью, ставшие – шелестом.
Джим, скажи им – где следующий бар. Покажи им плоть, музыку, напитки – где их ждут. Эти черви еще не слышали голоса Кинг Лизард, Не постигли техники эвтаназии душ.
И есть ли отчаянье в этом песке, Что ветром рассеяло над пустотой? Ведь что-то же репетировал оркестр, Пока ему не приказали – «СТОП»?!
И шелест, змеящийся в небесах, И шелест, в камнях прячущийся – Скользящий над всеми – Кинг Лизард, Обвившая землю Ящерица.
Джим, скажи им – где следующий бар. Они полетят на восток, к дому восходящего солнца. Их примет на борт твой хрустальный корабль Когда музыка закончится.
Когда закончится музыка Погаснет все это гребанное электричество и будут петь только ночные бабочки И всем выкрученным, пережеванным и измученным Воздастся по теплой бабище.
Джим, скажи им – где следующий бар. Утопи этих животных в спирте, всех животных! – с телами и без. Чтобы самый последний, невиданный экземпляр И тот уноваживал твой Пер-Лашез.
Джим, скажи им – где следующий бар. Джим, скажи им.
…И только Дюрер, в своем Нижнеудинске голову в пространство вперив, Видел эти четыре, парившие в ночи, тушки. И все чертил, все ломал иглы и перья, Подрисовывая коней и мечи их душам. |