Лето 2000 Gien
Искра высекается из острой смены пейзажа, способа жизни.
То, что в дневниках у Сильвии Плат представляется сродством – желание запомнить и иметь возможность вызвать в любой момент. Однако, увы, не является ещё достаточным основанием для прозы, да и для стихов, пожалуй.
Всё мешающее, раздражающее – машины, паркинги, толпы. Есть места, где удаётся абстрагироваться, но мешает до какой-то степени само сознание близкого их присутствия. Хочется выдрать из пейзажа асфальт и всё с ним связанное. Впрочем, я, как всегда, преувеличиваю.
Клочки юга. Сад с мимозой и олеандрами. Пара олеандровых кустов перед террасой. Мистраль размахивает ветками мимозы. За олеандрами садится солнце. Если смотреть снизу, почти с земли, сидя на полу террасы, то в кустах сверкают ёлочные лампочки. Золотистые огоньки. Смотришь на ёлку прищурившись. Пока помню. А вот в цвете олеандров не уверена – кажется, розовый и малиновый. В спальне с кровати замечательно смотреть на отражение сада в зеркале шкафа. Там  неизвестные мне синие цветы в траве с очень осязаемо видимой зеркальностью зеркала. И в движении сада отражается ветер. Эта безумная средиземноморская растительность. Сочетание сосен с пальмами и врывающееся в эту зелень притушенное сияние бугенвилей и ёлочное олеандров. Цыплячья жёлтость мимозы и увесистая апельсинов. И запах то горячий сосновый, то густой, его раздвигаешь как воду, цветочный. Дюны заросли белыми нарциссами. В общем, ясное дело – божий сад – средиземное море.
С sentier côtier в ветер – пена вокруг скал. Когда тропа выводит на обрыв из леса – ветер-ветрило. А когда ветра нет, где-то там масляное густое, одновременно синее и прозрачное, затягивающее, наполняющее рот слюной при одном воспоминании, из которого стоит выйти, как хочется снова залезть, море.
Острейшее ощущение – высовываешь голову из воды, сдираешь маску – и эта смесь усталости, экзальтации и моря. Оно качает, его синева так темна и одновременно прозрачна, что это трудно совместить. Задираешь голову, чтобы увидеть верхушки скал, уходящих вверх из воды отвесно. Тишина, только вкусный постоянный плеск, никого вокруг. Надеваешь маску, голову в воду, и опять полёт. Рыбы у дна сверкают, как консервные банки. Удивительно приятно встречать осьминогов и кальмаров. Они смотрят большими глазами и меняют цвет, как хамелеоны. И так долго тянут щупальца. И вдруг пропадают в какой-нибудь дырке. Море – это единственное место, где «ехала деревня мимо мужика» становится правдой – невозможно поверить, что качается трава, а не  камни. И этот полёт над травой и камнями, эти серебристые рыбки в синеве, как птицы в небе, а я себе лечу среди них. И слюда, от которой песок делается серебряным. И остановка, раскинув руки, когда паришь. И одиночество, и легкий страх среди скал и мокрого плеска, когда заплываешь далеко.
А цвет неба – тоже густой, и. конечно же, небо сделано из плотного и яркого. И только на обратном пути, доехав до Лиона, вдруг осознаёшь : всё, небо изменилось, стало прозрачным не южным небом, где сидят на голубом ватные облака.