Про Гришку (длинное) Возвращение в ПарижНакануне отъезда с моря, вечером, мы решили запереть Гришку в доме, наслышавшись страшных рассказах о котах, которые, почуяв отъезд, убегают, забиваются в шкафы и ящики, и ищи-свищи.
Запереть было несложно, – собственно, Гришка ни разу не исчезала надолго, мне кажется, что больше часа и не отсутствовала, да и то время, что не попадалась на глаза, скорее всего охотилась на кого-нибудь в соседских кустах.
Так что когда часов в восемь Гришка в очередной раз решила поесть, я выдала ей ужин, закрыла вечно открытые двери из гостиной в сад, дверь в коридор из одной из спален, пару вечно открытых щелей, через которые она очень любила ходить – и почувствовала себя в тюрьме, Гришка тоже.
У неё в распоряжении оказалась немаленькая трёхкомнатная квартира (только одну комнату из имеющихся в наличии не додали, и именно из неё оставили выход в сад). Удивительное дело – оказывается, естественно жить с открытыми дверями. Конечно, если они открываются в лес, в сад, на поляну.
Дело не в размере помещений, дело именно в их незамкнутости. Впрочем, у меня всегда была слабая клаустрофобия, в детстве не лазала в трубы, через которые надо было пробегать пригнувшись, ненавижу застревать в лифте.
Гришка, убедившись, что знакомые ходы закрыты, устроилась под дверью, из которой мы появлялись и в которую исчезали. Естественно, во время ужина ходили туда-сюда между домом и садом, и, естественно, Гришка выскочила. И ринулась в кусты. Но – странным образом, вместо того, чтоб убежать к соседям, уселась на границе двух садов и дала Ваське себя пленить.
Второй раз она вырвалась, когда мы понесли в дом пустые тарелки. Было уже совершенно темно, и промчавшаяся через кусты Гришка не оставила нам никаких надежд на возвращение до утра.
Я, конечно, звала её, отлично понимая, что не такая она кретинка, чтоб отозваться на мои мольбы.
Однако минут через пять Васька заметил всё в тех же кустах её силуэт. Я отчаянно поползла к ней на коленях, почему-то в голове была идиотская мысль – не спугнуть. Гришка дождалась меня совершенно спокойно.
На ночь её опять заперли в доме, отделив дверями от всех спален – гостиная, сортир, ванная были в её распоряжении. Было принято решение ночью пИсать только в саду.
Утром, пока мы лихорадочно собирались, я заперла страдалицу в одной из спален – вполне комфортабельно – с миской воды и мягкой постелью. И она начала вопить – истошно, страшно, просовывала лапу в щель, ухитрилась даже до земли этой бедной лапой достать.
Мы закидывали барахло в машину и готовились ехать в Париж под котиный вой.
Когда же наконец я посадила Гришку в её комфортабельную клетку, где она и дома спать любит, вой выключили. За всю дорогу она не проронила ни слова – глядела через решётку, дремала.
Приехав, поела, попила, пописала и спать легла.
Я представила себе, как же ей было страшно – орала ведь она от ужаса, что её забудут. И поэтому так легко далась в руки накануне.
Собаку я никогда бы не заперла, понимая, какой это для неё ужас, но ведь собака – человек, а кошка – кошка. Оказывается, и котиные боятся остаться одни в опасном мире.
( Read more... )