mbla's Journal

С полгода назад возле кампуса открылся новый ресторанчик. Держит его семья – он – из Туниса, она – из Марокко, трое выросших детей.

Хозяйка – худая женщина с огромными глазищами и волосами, заправленными под тёмную косынку с обложки журнала «Работница», только там красная была. Очень приветливая, обязательно высунется из кухонного окошка, рукой помашет, спросит, как её стряпня понравилась.

Хозяин слегка насупленный, много времени проводит, покуривая за уличным столиком, но и у кассы стоит иногда, угощает мятным чаем.

Дочка восемнадцатилетняя бегает с заказами, болтает с посетителями, но и готовит кое-что – например вкуснейший яблочный компот. По-русски, собственно, и не компот, а такие протёртые яблоки, больше всего напоминающие то, что в моём детстве бабушка нам делала – тёртые яблоки с печеньем, тоже тёртым. Печенье было твёрдое не слишком сладкое – называлось «Мария». Точно такое же печенье, и тоже «Maria», продаётся в португальском магазине неподалёку от дома.

Раньше в помещении ресторанчика был мрачноватый бар – у тёмной стойки в глубине пили пиво, кофе, а в ланч можно было получить бифштекс с картошкой.
Новые владельцы всё перестроили, перенесли даже стойку, она теперь на свету, у входа. Назвали « La volière » и принесли клетку с канарейкой. Мне вообще-то совсем непонятно, как можно держать птиц в клетках. Не представить себе даже, каково им – не летать. Но их кенар – лимонно-жёлтый – поёт весёлые песни, не останавливаясь. Сидит на жёрдочке и самозабвенно заливается. Может быть, это особенно талантливый и умный птиц – улететь он не может – и поёт, поёт...

Естественно, мы стали часто заходить в этот ресторанчик. Очень там по-домашему, даже салаты каждый день разные. И можно попросить, чтоб сделали какое-нибудь блюдо. Если мама или дочка умеют, то на следующий день будет.

В прошлом году у этих людей погиб младший сын, шестнадцатилетний. Тем самым кретинским способом, которым иногда гибнут глупые мальчишки – в первый день каникул сел на даже и не мотоцикл, на такой хлипкий мопед, с которого глушитель снимают, чтоб нёсся вскачь, Васька такие пердотукалками зовёт – и понёсся по улице без шлема, и впилился в стенку. Погиб на месте.

Мы узнали об этом на следующий день увидели закрытую дверь, за ней за столиками сидели только мужчины. Молились, наверно.
Мать уехала в Марокко – не писала и не звонила оставшимся во Франции отцу с двумя старшими. Это рассказал отец, когда одна моя коллега встретила его на улице. Он собирался ехать за женой в Марокко.

На двери висел замок. И мы говорили между собой, что беспокойно за них, что они так потеряют средства к существованию.

Когда мы осенью вернулись с каникул, ресторанчик был открыт, даже как-то по-новому украшен. Пару дней мы не шли туда – страшно было. Потом взяли себя в руки, пошли втроём. Вышла мать. Обнялись. Она не плакала, сказала только, что вспоминает каждый день, что всё время, что бы ни делала – помнит, и что есть люди, которым хуже, чем ей, и что она не имеет права поэтому совсем падать духом.

Мы очень часто там бываем. И за последнее время ресторанчик всё полней в обед. По вторникам там отличный домашний кускус, ещё и очень дешёвый – за 6 евро с носа приносят на нашу компанию (нас обычно трое-четверо) огромную миску самого в кускусе вкусного – овощного то ли супа, то ли соуса, не меньшую миску пшенички, блюдо баранины. Я-то мяса как правило и не ем – просто заливаю пшеничку соусом.

Непривычный

bgmt@lj, которого я в прошлую пятницу к ним завела, спросил, что это за птицы так громко поют под дождём.

Сегодня я пробегала мимо – старший сын разрисовывал окна, основные пункты меню на стекле вырисовывал, как это часто бывает во французских кафе. И тыквы рыжие.
А кенара было слышно через открытую дверь, как он там заливается ярким осенним днём.