| |||
![]()
|
![]() ![]() |
![]()
Дмитрий Данилов. «Дом 10» Повесть и два рассказа : «Дом 10», «День или часть дня», «Дом-музей». Мне прислал её по почте (не по электронной, между прочим!) ![]() Бывает проза, у которой размыты границы с поэзией. Вот это такая. Громоздятся детали, увиденные одновременно с птичьего полёта, с Марса и – изнутри. Добросовестное картографическое описание историком-географом неизведанных мест, – только этот отстранённый картограф ещё и абориген. «Дом 10» – повесть о любви к времени и месту. И место, вроде бы, любить не за что – московские окраины, не старый центр, не даже проспект Калинина с церквушкой, прислонившейся к небоскрёбу, Тушино – уродские новостройки на пустырях, проспекты, названные именами всеми забытых революционеров и не менее забытых пионеров-героев, старые фабричные корпуса, железная дорога, товарняки бухают по ночам, грязная вода в водохранилище. Да и время – не лучше – конец 70-ых. Данилов моложе меня на 15 лет – моя юность – это его детство. Но любое время и любое место – чья-то жизнь, и и что такое память, как не любовь. Потрёпанные автобусы, «посреди площади стоял небольшой автобус. Немного помятый, не потому, что он попадал в аварии и бился бортами о твёрдые предметы, а просто от времени, от постоянного, годами, трения о воздух, о человеческие взгляды и вздохи», замызганные дома, мальчишки на велосипедах, очередь у пивного ларька, асфальтовый пяточок, где играют даже не в футбол (слишком тесно), в странную игру «два касания». Возникает перекличка с моей любимой песней Визбора – «Волейбол на Сретенке». Время у Визбора другое – послевоенная Москва. И у Визбора – в песне прежде всего люди. «А помнишь, друг, команду с нашего двора, Послевоенный над верёвкой волейбол - Пока для секции нам сетку не украл Четвёртый номер, Коля Зять - известный вор.» ......... «Отставить крики, тихо, Сретенка, не плачь, Мы стали все твоею общею судьбой - Те, кто был втянут в этот несерьезный матч И кто повязан стал верёвкой бельевой.» Данилов не описывает людей, канувших в бездну, в прошлое, в невозвратность – беспощадно изменившихся или умерших. Дома вот остались. И печаль. И пронзительность любви к этому по сути уродству, – к перекошенным автобусным остановкам, к домам, потоптанным газонам. Иногда вот видишь на улице очень некрасивую дворняжку, – немолодую безобразную, – а она с хозяином или хозяйкой, – на поводке вышагивает, или в лесу что-то под кустом нюхает. Разговоришься с человеком, который с ней гуляет и почувствуешь – как же любят её, эту некрасивую дворняжку. И обрадуешься. Сходное чувство вызывает книжка Данилова – вот ещё и это полюбИте! Столько в жизни достойного любви. «Дома, домики. Серые, серовато-белые. Панельные. Тихие и унылые, родные. Дворы и качели, и маленькая асфальтовая площадка, где можно было играть в «два касания». Можно было бы, конечно, написать «о взаимоотношениях», «о ребятах», но это совершенно не нужно, какая сейчас разница, кто с кем дружил и кто с кем дрался, это было так давно, что можно сказать, что и не было вовсе, это всё ушло навсегда и совершенно неинтересно, возможно, кто-то из участников событий умер, кто-то уехал в другое место, кто-то спился или сел в тюрьму, кто-то ведёт тихую и обычную жизнь в том же Тушино, всё это не важно и не существенно, а вот дома, заборы, гаражи и сараи стоят на своих местах, именно они важны и интересны, это единственная реальность, оставшаяся от того времени, и это единственное, что достойно описания, пусть даже такого фрагментарного, а ведь, с другой стороны, разве можно написать что-то серьёзное и фундаментальное про эти низенькие серые бетонные дома, покосившиеся заборы, кафе пилот, скромные типовые здания школ, детских садов и поликлиник, про дворы и качели, и маленькие площадки, поросшие редкой, с проплешинами, травой.» ....... Пишет Данилов спотыкающимся языком, с повторами, с остановками, от этого живое ощущение диалога, личного общения под сурдинку. И возникает уверенность – хороший человек написал. .................... В рассказе «День или часть дня» – в кадре минута за минутой проживание человеком-автором-редактором дурацкого журнала по способу зарабатыванья на жизнь, – ничем не примечательного дня – с чисткой зубов, чтением в сортире, деловыми звонками, сиденьем за компьютером, питьём воды из-под крана. И где-то в середине – среди всей этой круговерти звонок женщине, видимо только что очень близкой, а сейчас ускользающей, уходящей, и узнавание, что она в Брюссель на полгода уезжает. И после этого звонка опять те же мелочи, взгляд с балкона на детей, играющих в песочнице, деловой звонок, деловая встреча. Улицы, пробки, деревья. У Кушнера когда-то, в 69-ом, было так: «Мне звонят, говорят: - Как живете? - Сын в детсаде. Жена на работе. Вот сижу, завернувшись в халат. Дум не думаю. Жду: позвонят. А у вас что? Содом? Суматоха? - И у нас, - отвечает, - неплохо. Муж уехал. - Куда? - На восток. Вот сижу, завернувшись в платок. - Что-то нынче и вправду не топят. Или топливо к празднику копят? Ну и мрак среди белого дня! Что-то нынче нашло на меня. - И на нас, - отвечает, - находит. То ли жизнь в самом деле проходит, То ли что... Я б зашла... да потом Будет плохо. - Спасибо на том.» А у Данилова «Пробка. Что-то там, наверно, случилось, может, авария, огромная пробка. Немного проехал, остановился. Ещё немного проехал, остановился. Человек сидит в машине, а машина стоит в пробке. Проезжает небольшое расстояние и снова стоит. Машина стоит, а человек положил руки на руль, а голову на руки, потому что ему всё-таки грустно, хотя он и совершил некоторые полезные действия. Но ничего, он сейчас придумает что-нибудь, чтобы развеяться. Мы довольно долго наблюдали за этим человеком, целый день или часть дня, и теперь пора прекратить наше наблюдение. Это было похоже на кино, а сейчас камера постепенно отъезжает назад и вверх, к монументу Покорителям Космоса, к метро ВДНХ, к Рабочему и Колхознице, к улице Бориса Галушкина, сверху всё это так красиво, проспект Мира, заполненный автомобилями, зелень и белизна ВДНХ, голубое небо, дома, дома, на горизонте виднеется высотка, и вот уже маленькая красная машина ВАЗ-21093 вместе со своим водителем окончательно растворяется в море машин, медленно, рывками движущихся по проспекту Мира в сторону Центра» .... Третий рассказ «Дом-музей» мне понравился существенно меньше, но и там попытка нащупать какой-то творческий смысл в повседневности, – только поиск оборачивается сплошной гротесковостью. .... Издана эта маленькая книжечка, – меньше ста страниц, – очень правильно – чёрно-белые фотографии – дома, сараи, чайник, множество раскрытых окон на мониторе... |
||||||||||||||
![]() |
![]() |