...
Когда мне было лет 10,  у нас появился определитель растений Нейштадта. Это удивительная книга, построенная по принципу экспертных систем,  о которых в моём детстве, я думаю, и не слыхали. Однако, профессора Нейштадта никто не числит в отцах-основателях - а зря.

Берёшь цветок и потрошишь его, ведомый вопросами о числе тычинок, о том, есть ли шпорец, о том, какая завязь. Каждый следующий вопрос зависит от ответа на предыдущий. Нейштадт ведёт тебя по классификационному дереву с огромным числом ветвей.  Запихни это в компьютер, оформи в виде диалога - и чем не искусственный интеллект?

Папа купил Нейштадта в "Доме Книги".

Кроме определителя растений, там продавался ещё и определитель птиц. Одна неприяность - для определения птицы очень важны хвостовые перья. Поскольку довольно трудно ознакомиться с хвостовыми перьями, не поймав птицы, определителя птиц папа не купил.

Мы жили тогда на даче в Усть-Нарве. Жизнь немедленно обрела цель и смысл.

Это было как обретение языка. Назови истинным именем и получишь власть.  Таинственные и прекрасные имена - майник, грушанка, одноцветка крупноцветная. Корявые неприятные - бурачник, короставник. Смешные - букашник, козлобородник.

Грушанка и одноцветка - потайные цветы - спрятаны в тени в самой глубине леса под деревьями.

У бурачника и короставника - толстые мохнатые стебли, цветы грубые несимметричные.

Лето кончилась. В школе началась ботаника. Конечно же, я была самой лучшей в классе после лета с Нейштадтом. Учительница была толстая глупая старая тётка, которая любила порассуждать об ученических грехах. "Вот фильм "Доживём до понедельника" - могли бы показать, как дети пол моют, а показывают что - как они учителей не уважают, сочинения из учительской крадут."

Я всё равно любила ботанику. Я пыталась выделить из зелёного листа хлорофил, прокипятив лист в спирту - спирта не было, я налила водки из графина в маленький ковшик и поставила ковшик на газ. Водка вспыхнула, взметнулся столб пламени, показавшийся мне огромным, я, возможно, завопила, а может быть, и нет - не помню. На кухню вышла соседка тётя Тася, погасила газ, потушила водку.

А лисички взяли спички, к морю синему пошли, море синее зажгли.

Я вырастила из маленького бобёнка огромный завесивший всё окно боб, который без меня летом погиб - его съели какие-то вредные насекомые.

Бобёнок сначала прорастал на мокрой ватке. Мне всё хотелось в точности поймать момент, когда появится росток, когда листок. Но нет - хоть сиди ночью и слушай, как растёт трава - не поймаешь.

Этот вопрос о непрерывности и прерывистости времени меня с детства как-то беспокоит.  Вот был щенок - 13 килограммов, и вот уже зверюга - все 60. Ребёнок, который только что был совсем маленьким, уже бегает и говорит.

И каждую весну - где, ну, где этот миг перехода. Нет листа - есть лист. Цветок и уже нет цветка.

Может быть, если  научиться видеть, как постепенно вылезает лист, возникнет какое-нибудь более правильное восприятие действительности, какое-нибудь примирение с временем, с временем, которое утеряет дискретность.