![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small}
- Как давно у вас оружие?
- Сколько себя помню.
- Вы заядлый охотник?
- Нет, я убийца.
Это диалог безликого полицейского с арестованным москвичом Михаилом Кошелевым, человеком, который открыл огонь по прохожим из окна своего дома. Довели.
А всего через несколько часов после случая с Кошелевым приходит сообщение из Кировской области: 60-летний Василий Бородин стал стрелять во всё, что движется, потом в подоспевшую, как в кино, милицию; расстреляв нечахлый боезапас, он поджёг свой дом вместе с собой. Сумасшедший? Алкаш? Экстремист? А не так ли вели себя партизаны во время последней войны? Если бы эти случаи были единичными, но они – массовы; если бы эти случаи были редкостью, но они повсеместны; если бы это были случаи...
«Что-то не то… Во всём что-то не то…» – писал А. Дугин в конце прошлого века. Сейчас очевидно: здесь всё не то! Ваша псевдоцивилизация с её псевдоморалью создана для кого угодно, только не для русского мужика, который обречён здесь быть изгоем. Вы очень много преуспели в словоблудии, объясняя нам, кем мы должны стать, вместо того, чтобы нам оставаться собой. Если вы считаете, что это нормальная жизнь, тогда лучше пусть будет смерть. Заебали!
Одна из главных сюжетных линий фантастического вестерна «Фаерфлай. Миссия Серенети» такова: правительство, в целях культивации новой породы законопослушных граждан, разрабатывает средство полностью подавляющее в людях агрессивность. Средство испытывается на одной из периферийных планет, но граждане просто подыхают: их воля подавлена настолько, что мозг из чувства толерантности стесняется отдать лёгким приказ дышать, а сердцу биться. (Глядя во что превратилась наша Европа к 2012 году, думается, что это не такая уж и фантастика). Но дело в том, что на описываемой планете гибнут далеко не все: приблизительно на каждого десятого прививка толерантности оказывает обратный эффект, каждый десятый становится гиперагрессивным т.н. «Жнецом», которые носятся по космосу, атакуя соседние планеты и уничтожая всё и вся на своём пути:
– Что будет, если нас схватят Жнецы?
– Нас убьют, изнасилуют, разрежут на куски и съедят. Если нам повезёт, то это произойдёт именно в такой последовательности…
В природе всё взаимосвязано, у природы есть своя «система мер и противовесов»: если у сентиментального большинства гуманизм принял клинические формы, то просто неизбежно появление сверхагрессивной группы, т.к. это необходимо для элементарного сохранения вида. Доказательство этому мы видим повседневно: чем громче какая-нибудь Тина Козинака визжит что «Россия для всех», тем больше зарезанных азиатов находят утром на подмосковных полустанках; чем навязчивей пропаганда терпимости и законопослушания, тем насыщенней ТВ-выпуски криминальной хроники; в итоге, чем жёстче и безапелляционнее будут прививать нам заразу толерантности, тем больнее будет последующий процесс выздоровления.
Природа всё равно возьмёт своё, однако деградация белого европейца, искусственное превращение его в «терпилу» может зайти слишком далеко (уже), когда исправить ситуацию будет выше человеческих возможностей. Но «то, на что неспособен человек, может сделать зверь» (Р. Ванейгем): Жнецы обязательно придут и в нашу реальность, потому что нереализованные инстинкты, затравленные и доведённые до крайности, всё равно найдут путь для самореализации, пусть даже в гипертрофированном виде. Это естественная реакция, ответная агрессия на тоталитарное насилие апологетов толерантности. Эти апологеты (и только они) виновники грядущего взрыва, более того их демагогия, пропаганда их противоестественных воззрений, миллионократно тиражируемая СМИ и зачастую закреплённая законодательно, дезориентирует массы, поэтому главная вина толерастов заключается в том, что агрессия в конце концов станет не только повсеместной, но и безадресной, каковой она стала у Дениса Евсюкова.
«Где невинные, где?» (А. Широпаев, «11 сентября»). Каждый получит то, чего и хотел: отравленное гуманизмом большинство всегда однозначно ассоциирует себя с жертвой – оно и станет жертвой; большинство возопиёт о немедленном наведении порядка и пойдёт на добровольное заточение в кибернетический концлагерь Антихриста, там будет им порядок. Другие, озверевшие от перманентно подавляемой пассионарности, но не имеющие конкретной цели и собственной эстетики, ведомые только лишь застоявшимися и мутировавшими инстинктами, станут Жнецами. И таковых будет много – тюрем на всех не хватит, полиция и армия с ними не справятся, скорее наоборот, малейший сбой (и без того нестабильных) цивилизационных условностей, как солдаты (а тем более менты, как это весьма реалистично описано в «Мародёре» Беркема) пополнят ряды Жнецов, которые, напомню, немотивированно «убьют, расчленят и съедят». Я здесь ничего не пропагандирую, но лишь констатирую; «впрочем, я не хочу ничего человеческого» (Малларме).
Агрессия грядущих Жнецов только на первый взгляд кажется немотивированной, безпричинной; она может быть безповодной, а вот причин-то более чем достаточно.
Какой-то джигит в майке с логотипом «Единой России» призывает москвича выйти на субботник на уборку мусора. Москвич не реагирует. «Ты что не хочешь, чтобы здесь было чисто? – вопрошает джигит, – Ведь это же твой город». Москвич улыбается в ответ: «Мил человек! Если это действительно был бы мой город, то тебя бы здесь не было».
Ещё вчера этот москвич (равно как и тамбовчанин, например, или волгоградец, т.е. любой местный) шёл по своей улице и твёрдо знал, что он здесь хозяин. Сегодня по соседству поселился джигит. Хулиганит ли джигит или ведёт себя прилично, торгует ли джигит наркотиками или шаурмой, домогается ли к здешним девушкам или хранит целомудрие, совершает ли он намаз, в сумерках вопя заклинанья в небо ослиным голосом муэдзина, или может он крестился в святое православие – все эти вопросы второстепенны и несущественны. Сам факт приезда джигита, факт его вторжения в ойкумену москвича, уже есть акт неправедной агрессии. «Джигит поселился здесь, не спросив моего разрешения» – раздражённо будирует сознание коренного жителя тестостерон и субъективизм. «А кто ты такой, чтобы у тебя спрашивали разрешения?» – насмехается над местным либеральный социум. «Ах вот в чём дело: я, значит, для вас никто» – тихо говорит москвич и бережно достаёт с антресоли старый Вальтер, привезённый прадедом с войны.
Но этого мало. Очень смешно наблюдать, как искренние борцы за свободу, сулят нам построение т.н. «гражданского общества» и «правового государства». Это глупость: гражданское общество – это самая деспотичная форма тоталитаризма, ибо, когда все будут иметь право, ты не будешь иметь ничего. Пример Европы у нас перед глазами: свой кусок свободы получают все – женщины, нацмены, гузноблуды, инвалиды, защитники животных, сами животные, ювеналы получают право отнимать детей у родителей, юристы получают неограниченные возможности для мошенничества, журналисты – право беспардонно вламываться в личную жизнь и т.д., и т.п. А вот если ты здоровый, нормальный белый мужчина, а тем более русский, значит ты будешь на всех этих существ работать, пахать, прислуживать, всех их кормить, во всём им уступать и, даже если они откровенно будут плевать тебе в лицо, ты будешь терпеть. А куда ж ты денешься? Контроль не ослабевает не на секунду.
Обычное тоталитарное государство, ограничивая свободы, назначает тебе куратора, но куратор тоже человек – его можно обыграть, обмануть, с ним можно договориться, а на что-то он и сам закроет глаза. Другое дело гегемония матриархального среднего класса (средний класс, по формулировке одного блоггера, это «самец с крепкой шеей, на которой прочно уселась его самка») в гражданском обществе. Здесь все курируют всех – соседи, коллеги, дети, родители, жёны, тёщи, бабка на лавке перед подъездом, просто случайный прохожий – все «имеют право», поэтому тыла нет нигде, всюду как на линии фронта, как на голом холме, простреливаемым со всех сторон. Если ты не соответствуешь их (точнее, навязанным им; сам-то средний класс слабо дееспособен) стандартам и стереотипам, ты обречён; и даже если ты станешь образцово-показательным толерастом, всё равно кто-нибудь останется недовольным, потому что всем не угодишь; а если вдруг каким-то чудом все довольны, то всё равно априори ты виновен, ведь ты белый мужчина и даже не педик.
Я общаюсь с людьми из разных социальных групп, и не просто разговариваю – я с людьми выпиваю, и они на определённом этапе начинают говорить откровенно, можно сказать исповедуются. Авторитетно могу констатировать: везде, во всех слоях общества царит одинаковая тоска, страдание, скрежет зубов, вызванный перманентным террором, когда необоснованные гендерные, расовые, национальные, возрастные, профессиональные, социальные претензии к человеку сливаются в единый негативный фон.
Что же это?!! Осталась ли хоть одна шавка, которая ещё не набрехала, не лягнула, не набросилась на мужика, вся вина которого лишь в том, что он нормальный?!
Но этот монолитный фронт меньшинств, дебилов и унтерменшей, их истерика и злоба, только лишь ещё одно свидетельство того, что простой мужик, а тем более русский, есть существо высшего порядка по отношению ко всем перечисленным. И они это очень хорошо понимают и мстят, захлёбываясь своей ненавистью.
Как известно последние могут стать первыми – этот процесс «ротации кадров» происходит достаточно часто, и у амбициозных маргиналов (контрэлиты) всегда есть потенциальный шанс стать реальной элитой. Таковой возможности напрочь лишены средние: они всегда будут слугами, бравирующими своими цепями (иногда даже золотыми). И если некто утверждает, что средний класс, со своим «одноклеточным субъективизмом» (Р. Ванейгейм), может господствовать – это ложь. Средний класс – он на то и средний, что и не высший, и не низший; и не первый, и не последний; и не рыба, и не мясо. Он на то и средний, потому как состоит из одинаково приземлённых лиц, иллюзия господства которых на деле выливается в жесточайшую горизонтальную диктатуру агрессивной посредственности, что мы и имеем в Европе. Эта посредственность жаждет комфорта любой ценой, и если она вдруг учует, что ты хоть чем-то качественно отличаешься от них – пиздец тебе, затопчут. Даже Солженицын пожив на Западе был возмущён устройством «правового государства», назвав его «обществом, омертвляющим лучшие взлёты человека». Здесь не может быть ни любви, ни поэзии, и только лишь жиды чувствуют себя в этом дерьме словно рыба в воде. А тебя станут давить и давить, а ты будешь терпеть, терпеть и терпеть…
«Не буду» – тихо говорит москвич и аккуратно заряжает трофейный Вальтер 9-миллиметровыми патронами. Fais ce que dois – adviegne que peut. Примеры для подражания есть: питерский Дмитрий Боровиков («Кислый») или норвежский Андерс Брейвик, чья герилья была осмысленной, продуманной, благородной и в высшей степени поэтичной, именно поэтому вы убили первого и поместили в тюрьму второго. Они качественно иные, они превосходят вас, и этого вы им никогда не простите – что и называется гражданским обществом. Современная псевдоцивилизация не готова к рыцарской агрессии Героя, следовательно, для начала придётся вкусить патологический садизм Жнеца – вы этого достойны. И не думайте, что вертухаи Антихриста со своими микрочипами будут к вам гуманнее. Гуманизм вообще скоро умрёт и останется лишь в ностальгии самых глупеньких из двуногих млекопитающих. Гуманизм сделал своё дело: превратил белые народы в недееспособное стадо, а жидов – в титульную нацию планеты Земля, гуманизм больше не нужен. Тем актуальнее будет вспомнить догуманистические времена, когда «пафос и страсть из прекрасных народов ковали железное племя» («Зазеркалье»).
До т.н. «эпохи Просвещения» агрессия (а слово пришло из латыни, и означает «нападать») не вызывала у людей суеверного страха, как раз наоборот. Агрессия это, в той или иной степени, вероломное преодоление неких границ. Задача человека, как мы помним, стать богом, а Бог – безграничен. Любое ограничение есть препятствие, т.е. «сатана», а нарушение границ, кстати, иногда обозначается латинским термином «трансцендирование». Следовательно, агрессия – дело богоугодное; победитель – тот, кто стяжал Божию благодать, потому что был наиболее последователен в своей экспансии. Кроме того, монашество, аскеза, т.е. абсолютизация своего истинного «Я», вертикальное движение к Абсолюту, есть агрессивный импульс, «только в этом случае нападению подвергается не какой-то отдельный предмет, человек или территория, но вся реальность в целом» (А.Г. Дугин). До подмены христианства пастеризованным иудеохристианством эти истины были очевидны. Здесь уместно вспомнить Максимилиана Волошина: «Христианство – религия любви, но не жалости. Религия безжалостной любви, испепеляющей и покоряющей».
Совершенно понятно, что и любовь представляет собой агрессивную экспансию (ох, как это утверждение не понравится профессору Б.А. Диденко), а если она не является таковой, то это не любовь, а суррогат. Правы оголтелые феминистки считающие, что каждый мужчина в постели фашист и что дефлорация, даже по обоюдному согласию, есть изнасилование. Всё верно, но плохого в этом ничего нет. Да, так!
Вообще вид не способный к агрессии, не способен ни к личной привязанности, ни к дружбе – на эту тему несколько обстоятельных книг («Так называемое зло», «Угасание человеческого» и др.) написал Конрад Лоренц, лауреат Нобелевской премии по данной тематике. Сострадание, – доказывает Лоренц, – которое цивилизованный человек обязан выражать ко всем без исключения, противоречит естественному отбору и ведёт к генетическому вырождению. В тоже время сильно развитая агрессия значительно укрепляет личные связи. На мой взгляд, это и так очевидно (впрочем, всё что я пишу для меня само собою разумеющиеся банальности): подлинная мужская дружба скрепляется кровью (совсем недавно в личной беседе схожее утверждение высказал командир подразделения мотострелков, штурмовавших Грозный в первую чеченскую войну). Но и между мужчиной и женщиной наличие внешнего общего неприятеля тоже весьма способствует упрочнению отношений.
Вот пример: шёл я как-то бухать. Пацаны уже разливали по первой, поэтому я торопился. В одном из дворов, через который пролегал мой путь, молодой, русский, прилично одетый и, что характерно, трезвый парень со всей дури бил по мордасам девушку: по всему было видно, что мужик воспитывает свою бабу – это таинство, в которое нельзя вмешиваться никому: я много раз был женат, я знаю. Когда я поравнялся с ними, тёлка посмотрела на меня умоляющим взглядом, и я всё же решил вмешаться: «Дай, я ей тоже врежу!» – бодренько крикнул я пареньку и побежал дальше: некогда мне. Вобщем, я сделал всё, что мог. Первая реакция парня была естественная и агрессивная: со словами «Чо ты сказал?!» и со сжатыми кулаками он ринулся на меня, потом на долю секунды задумался, переваривая то, что, собственно, я ему сказал, потом он чего-то пробурчал и вернулся к своей даме. Метров через сто я обернулся: молодые, крепко обнявшись, страстно целовались взасос. То есть наличие внешнего раздражителя эмоционально равно враждебного обеим сторонам, т.е. меня, решило проблему; окажись на моём месте какой-нибудь быдлоинтеллигент, который полез бы разнимать влюблённых (вторгнувшись тем самым в ойкумену парня), или того хуже: защищать женщину – он только бы усугубил ситуацию. Либеральная мораль ущербна; актуально «…уничтожить тиранические добродетели, дабы явилась наша совершенно чистая любовь» (А. Рембо).
Любовь, безкомпромиссная, всепоглощающая любовь – вот сила, которая движет нами, ей и только ей посвящена вся наша деятельность. Любовь окрыляющая, любовь как дерзновение к обожению… Но тут пришёл средний класс и начал строить гражданское общество: осенью 2011 года Всемирная Организация Здравоохранения назвала любовь психическим расстройством и внесла в международный реестр болезней под безликим номером F63.9. «Любовь слепа к доводам бухгалтерии» (И. Охлобыстин), а раз так, то неприемлема для цивилизации тотального менеджмента. И эти же люди считают, например, Александра Копцева сумасшедшим, назначая ему принудительное психиатрическое лечение. Нет, Копцев нормален, а вот нынешняя цивилизация патологически больна.
Кстати, это решение ВОЗа я предсказал 10-ью годами ранее. Предыстория такая: мы работали на одной московской средневолновой радиостанции, делая ежедневную аналитическую программу. В рамках этой программы было несколько рубрик, в частности шёл цикл передач, посвящённых проблемам глобализации (где основными докладчиками были православные антиглобалисты и борцы с ИНН), а также цикл передач по антропологии (здесь тон задавал Борис Андреевич Диденко, популяризатор разработанных академиком Б.Ф. Поршневым (1905-1972) концепций антропогенеза). Совершенно неожиданно для всех, в т.ч. и для меня, эти две темы пересеклись в программе «Любовь, агрессия и глобализация», которая вышла в эфир 8 марта (не помню какого года). Это был шедевр!
Основная фабула этой программы была такова: глобализация (во всяком случае, в том варианте, который надоедливо навязывается нам Западом) подразумевает толерантность, женскую эмансипацию, равенство, примат прав человека и т.д. Но любовь явно не вписывается в глобализаторские рамки: любовь нетерпима, любовь агрессивна, любовь революционна, любовь упраздняет эмансипацию, любви плевать на права человека, любовь негигиенична в конце концов. Логично, что глобализаторы объявят любовь аномалией (что мы и наблюдаем) и попытаются её запретить.
Программа длилась менее получаса, но за это время по очереди успели высказаться: группа «Запрещённые барабанщики», бард Александр Непомнящий, художник Владимир Озёрный, кто-то из политиков (не помню, кто именно), естественно, антрополог Борис Диденко, а под завязку – тяжёлая артиллерия – Народная артистка СССР Эдита Пьеха, которую мы накрутили настолько, что она готова была собственноручно разорвать любого глобалиста: «Кто это посмеет запретить любовь?!» – возмущалась Пьеха, призывая стереть «этих биороботов» в порошок, испепелить и скормить их прах рыбам. И это надо было сделать. И сделаем – теперь уже просто не осталось выбора...
Отдельного изучения требует взаимосвязь агрессии и нравственности с одной стороны и толерантности и блуда с другой. Вот кролики – только едят и ебутся без разбора, но больших пацифистов не найти: убить их можно даже зубочисткой, а они не предпримут ни единой попытки к спасению своей жизни. А иной раз посмотришь на окружающие нас стада цивилизованных якобылюдей и припоминается цитата: «Кролик – животное безыдейное, хотя и овальное. Всех потребностей у него – пожрать, да ещё пожрать» (В. Курицын). Довести человека до такого состояния можно с помощью иллюзии мирной жизни, иллюзии безопасности: расслабившись, человек начинает существовать скорее вегетативно. Однако никакой мирной жизни вообще не существует в природе – война не прекращается ни на секунду с тех самых пор, когда из Рая был изгнан Адам.
К топору!