Представьте себе, что вы социо-гуманитарный мыслитель и читаете какое-нибудь математическое доказательство.
Например, доказательство иррациональности корня из двух.
Конечно, представить, что социо-гуманитарному мыслителю зачем-то понадобилась иррациональность корня из двух довольно сложно, но в любом мысленном эксперименте (тм) есть известная доля условности.
Представили?
Что вы чувствуете? Что понимаете?
Чувствуете вы себя дураком, а понимаете вы, что вы ни хуя не понимаете.
А вроде бы, такая простая вещь - иррациональность корня из двух...
Вы не видете логики в этом доказательстве, не понимаете зачем оно вообще нужно.
А поскольку, с точки зрения социо-гуманитарного мыслителя, в математике не может отсутствовать логика, то и ощущаете вы себя дураком.
А ларчик-то открывается просто: логики там, действительно нет.
То есть, формальная "аксиоматическая" логика там присутствует, но отсутствует внутренняя логика мысли.
Фраза "теперь я всю жизнь должен сидеть на умывальнике, потому что какой-то архипиздрид оставил мне наследство" предельно логична, и эта фраза - квинтэссенция математического доказательства.
Все связки на месте, а смысла отсутствует. Даже не смысл, смысла - целый умывальник, мысли нет.
Проблема заключается в том, что формат математического доказательства не тождественен формату математического рассуждения.
"Доказательство" - жесткий канон, литературный жанр, форма выражения мысли, но никак не сама мысль.
Я не случайно привела пример доказательства иррациональности корня из двух, оно очень показательно.
Его можно вполне строго и канонически оформить чуть ли не дюжиной способов, которые будут абсолютно эквивалентны в смысле используемых в доказательстве идей.
На самом деле, это не только в математике так. Везде мысль и рассуждение не тождественны формату их текстуальной подачи.
Наше мышление - это такая "логическая машина Раймунда Луллия", описанная Борхесом, механический крупье, который иным сдаст покер, а прочим - откровенное фуфло.
Но мы не верим в механического болванчика, мы верим в Удачу.
Поэтому мы и не в состоянии ограничиться мыслью, нам нужен текст, как доказательсво неслучайности этих мыслей и рассуждений.
А их самих мы стесняемся и прячем от посторонних глаз.