Неизменная цель («Не буду лукавить: мне хочется править»)
Борьба моделей и их метаморфозы

Всё позднее Средневековье (т.н. «ренессанс») прошло под знаком борьбы двух основных типов власти: «духовной» (т.е. клерикальной) и светской (т.е. государственной). К тому моменту, когда эта борьба началась, «духовная» власть давно уже не имела ничего общего с Властью Духа и выглядела как обычная конкурирующая «ветвь», вполне земная по своему устройству, содержанию, интересам, а главное – методам. Поначалу, в эпоху борьбы гвельфов и гибеллинов, эта борьба смотрелась суровым эпосом (закончившимся покаянием в Каноссе – т.е. капитуляцией императора перед папой). Затем, в эпоху Реформации и религиозных войн (т.е. борьбы теократического католицизма против протестантского цезаропапизма с его подчинением церкви государству) – кровавой драмой (с ничейным счётом: «чья власть – того и вера»). И, наконец, под занавес – забавным фарсом: в борьбе кардинала Ришелье со светской властью уже сам чёрт ногу сломит, чем одни отличались от других – с единой для всех целью, блестяще сформулированной в весёлом припеве Атаманши из «Новых Бременских музыкантов» (©): не буду лукавить: / мне хочется править – / но не машиной ржавою, / а целою державою.
Остаётся добавить, что в России, где вследствие «плодотворного союза с Ордой» (© Л.Гумилёв) всё надолго заморозилось и с тех пор происходит лет на 200 позже, чем в Европе (и притом в весьма своеобразном виде), эта же самая борьба завершилась мощнейшим разгромом церкви при Петре I – после чего она окончательно превратилась в придаток полицейско-чиновничьего аппарата, в коей роли благополучно пребывает все последние 300 лет (вместо того, чтобы быть духовным противовесом власти, коим церковь оставалась даже в самые свирепые времена Ивана Грозного). Рыпнулся было царевич Алексей – так родной тятя его самочинно и укокошил.

Так что к концу XVIII века, когда светская модель государства окончательно утвердилась в европейско-христианском мире, борьба перешла, что называется, в партер. На сей раз настал черёд схлестнуться между собой противоположным моделям победившего светского государства. Вплоть до середины следующего столетия чаша весов поочерёдно качалась то в пользу модели наследственно-единовластной (монархия), то избирательно-представительской (республика или парламентская монархия). Затем перешли к вопросу права: прецедентное vs. конституционное. (Кое-где так до сих пор окончательно и не решили, какое лучше.) Затем – к национальному вопросу: интернациональная империя (вариантов множество: континентальная, колониальная или федерация) vs. этническая диктатура.
«Окончательное решение» последнего вопроса перенесли уже в ХХ век – и оно стоило человечеству двух мировых войн. (Так что мало никому не показалось.) Увы, первыми грохнулись империи «континентальные», устроенные наиболее справедливо, гуманно и разумно. Особенно жалко Австро-Венгрию, т.к. в её «дуалистичности» был явный вектор к федерализму, усиленный стараниями наследников Франца-Йозефа (увы, припозднившимися в своих намерениях). Поучительно прочесть у Гитлера в «его борьбе», отчего он так ненавидел Дунайскую монархию: очень, мол, всякие-разные инородцы немцев угнетают. (Ср. с выступлениями русских писателей-деревенщиков на съездах народных депутатов.)
Зато в случае с Российским государством – рухнувшим в 1917 году не столько от «сионо-масонских происков» (на чём истерично настаивают русские единомышленники автора «Майн кампф»), сколько вследствие собственной сенильности и коррупции – удалось воскресить и обновить наиболее ценное из того, что присуще многонациональному государству. Покойный Советский Союз, как бы его там ни ругали либералы и националисты, был наиболее здравой и передовой формой такого сосуществования. И не станем лукавить: «советский народ» как общественно-историческое явление вполне реально состоялся. Ведь многие ещё помнят времена, когда люди сидели за одной партой (тусовались в одной лаборатории, варили кашу у одного костра, лежали в одной постели) и им было абсолютно по барабану, «чьих будете»! Молдаване спокойно сочетались браком с каракалпаками, а еврейки шли замуж за донских казаков. И до сих пор осталось немало людей, по-прежнему причисляющих себя к советскому супер-этносу. (Ваш покорный слуга – безусловно, в их числе.)
Главная ошибка советской модели, в которой была заложена бомба её будущего распада – подмена принципа культурной автономии наций принципом автономии территориальной (досадным реликтом националистических утопий ХIХ столетия). Распада можно было бы избежать только при тех условиях, при которых нельзя зажигать спички вблизи деревянных построек. Но региональные (союзно-республиканские) бонзы, рвавшиеся к безраздельной власти, сознательно решили поджечь. Последствия мы расхлёбываем до сих пор на всей 1/6 части суши. С крахом СССР в бездну бытийного распада ухнули все без исключения населявшие его народы. (Как ни странно, ярче всех эта деградация проявила себя в Прибалтике: бывший предбанник Европы превратился в её задворки – причём в самые отсталые.)
Излишне и говорить, что при таком многообразии моделей «империи» именно их взаимная борьба определила лицо середины ХХ столетия. В 1945 году покончили с самым худшим: Третьим рейхом – зверской репрессивной этнодиктатурой, наделённой лишь внешними признаками империи. Далее справедливая советская модель («горизонтальная», континентально-федеральная) схватилась с заведомо антигуманной моделью колониального типа («вертикальной»), паучьей по конструкции и фашистской по сути: богатый центр, отсасывающий ресурсы из бедной периферии, многократно превосходящей её в размерах. Наверное, в 1950-е – 70-е годы в мире господствовал едва ли не самый лучший расклад, когда колониальные империи (Британия, Франция, Нидерланды и т.п.) лопались как мыльные пузыри: в те времена преимущества советской модели были очевидны для многих. (Может быть, именно с этим обстоятельством связан крупный расцвет в культуре, охвативший в те времена обе мировые системы? – Даю своё предположение как перекличку с записью в ЖЖ Дмитрия Ольшанского на схожую тему.)

Но и на этом история не заканчивается. ХХ век вывел на передний план совершенно новую повестку дня: модель экономического сообщества (транснациональных корпораций, концернов и т.п.) против модели государства. Корни такой альтернативы можно проследить в самые разные исторические времена (т.н. «торговые» государства и союзы: Финикия, Венеция, Ганза, Новгород и т.п.). Ещё дед Ленин предупреждал о ней, говоря о «высшей и последней стадии капитализма» (и, что удивительно, не ошибся!). В наши дни мы скорбно наблюдаем, как жирнопузые и ядозубые корпорации превращают традиционные государства в лепёшку. Главный адвокат и лоббист этой модели – США: как государство оно давно уже служит лишь «крышей» для власти корпораций и стремится подмять под своё влияние зависимые от неё международные структуры (НАТО, ЕС, ООН). Всё это – паучий принцип «вертикальных» империй, только на новый склад. На смену нациям-хозяевам и нациям-обслуге приходят хозяева в виде корпораций (работающих на «золотой миллиард») и обслуживающая их «глобальная деревня». Это - своего рода вирус-мутант колониализма, сумевший взломать стратегический код традиционной «национальной» и «интернациональной» повестки дня. И только такая модель – в силу своей небывалой технологичности и дегуманизации – сумела выстоять среди колониальных держав Запада и разбить в пух и прах «старую» интернациональную государственность советского типа.
Не стоит обманываться, глядя, как экономический глобализм воскрешает и поддерживает в мире старообразные реликты национализма и клерикализма: это – всего лишь проверенное ноу-хау, как отщеплять куски от былых многонациональных государств и тут же присасывать их к себе. «Волк, коза и капуста».

Остаётся только последний вопрос:
Что там дальше у нас на очереди?

Желающих прошу высказываться.