Историк Ян Рачинский («Мемориал»).

Скажу от себя  несколько слов для объяснения ситуации. 

Хорошо известно о публичной поддержке прошлым президентом РФ Д.А. Медведевым той части предложений исторической группы Совета по правам человека и развитию институтов гражданского общества (председатель М.А. Федотов), которая касалась создания широкой и полной базы жертв политических репрессий в СССР (аналогичной уже существующей базе жертв, погибших в Великую отечественную войну).

Медведев не только сказал, что такую базу необходимо создать, но и среди некоторых распоряжений последнего дня его президентства присутствовало поручение правительству – в том числе оказать содействие составлению указанной базы жертв.

Поручение-то уходящим президентом было дано, а вот содействия не последовало. Казалось бы, логично следует, что для создания наиболее полной базы жертв террора перед историками распахнут прежде столь негостеприимные для них двери ведомственных архивов, обеспечат широкий доступ к делам репрессированных.

Но не тут-то было. Вся работу по созданию такой базы легла полностью на плечи… общества «Мемориал», авторитетной общественной организации, а чекистские архивы … остались в прежнем, то есть в своей подавляющей части закрытом для исследователей состоянии.

Вот такой Вам, детушки, случился под это дело архивный «Юрьев день». 

Многие знают о старой базе жертв политического террора в СССР, расположенной уже давно на сайте «Мемориала».

Вот ее ссылка

http://lists.memo.ru/

К сожалению, эта база грешит значительной неполнотой, миллионы имен туда не были включены (не присутствует даже подавляющее большинство персоналий, вошедших в сталинские расстрельные списки), много неточностей в биографических справках, которые очень краткие, к сожалению, имеется масса повторов, когда одни и те же люди проходят по два-три раза и т.д. Указанная база, выходившая и на диске, тем не менее, сохраняет свою ценность для историков, исследователей, она вобрала в себя многие «книги памяти» отделений «Мемориала»,  издававшиеся в течение десятилетий, большой труд «мемориальцев». Но эта база морально и научно устарела. Многих жертв террора, повторюсь, там найти невозможно (например, там почти не оказалось никого из 20-ти расстрелянных «сопроцессников» моего прадеда И.И. Вениаминова, расстрелянных по делу «офицерского заговора» в Орлово-Розовском пункте Сиблага в  декабре 1937 года).

Вот почему я искренне надеюсь, что создаваемый сейчас новый вариант базы жертв террора, в которой составители надеются поместить данные на несколько миллионов человек, осужденных судебными и внесудебными органами по 58-й статье, будут более точными, полными и основательными, чем в прошлой базе.  Полными и точными вообще эти списки тоже не могут быть, - и здесь не надо тешить себя иллюзиями, - они могут быть только более полными, чем предшествующие, в виду проблем, о которых и рассказал в своем докладе на нашем семинаре Рачинский.      

Трудность с источниками – главная проблема в этой работе. Это и искусственные ограничения доступа к ним, и плохая сохранность архивно-следственных дел репрессированных (многие из них были в местных архивах уничтожены в разные годы). Рачинский говорил и о том, что из-за нехватки архивного материала очень трудно (а то и невозможно) определять персональный состав административно высланных (а это ведь тоже вид политических репрессий, охвативший многие сотни тысяч людей).

Трудность доступа для ученых-историков к делам жертв репрессий создается властями искусственно и ревностно исполняется перестраховывающимися архивистами ведомственных архивов. Определенный по известному совместному приказу ведомств 75-летний срок для разрешения ознакомления с делами (без согласия родственников) для 1937 года, казалось бы, должен был истечь в 2012 году. Но Рачинский рассказал о следующей порочной практике обхода на местах закона: сроки закрытия дел продлеваются де-факто. Прежде чем закон может быть исполнен, посылают представления на продление засекречивания.

Докладчик говорил о том, что наше законодательство не формализирует понятия личной или семейной таны, –  поэтому разные архивные начальники этот вопрос решают по своему вкусу, архивисты боятся и поэтому всегда перестраховывается, выбирая между открытием документов и их закрытием чаще всего последнее.

Рачинский говорил о последних предложениях «Мемориала»  по изменению законодательства о личной и семейной тайне (для облегчения допуска архивным документам).  Эти предложения разумны, но в условиях существующей системы власти в стране, - боюсь, не исполнимы. Ответственность за разглашения личной или семейной тайны предполагается переложить с архивиста на самого  исследователя. То есть он может без этого ограничения знакомиться со всеми делами (в том числе архивно-следственными), и сам же будет нести ответственность, если что разгласит.

По Рачинскому, для создания указанной базы памяти придется обрабатывать все источники, которые есть (мемуары, прессу, данные из партийного и советского делопроизводства, документы семейных архивов и т.д.), не ограничиваясь архивно-следственными делами репрессированных, доступ к которым исследователям по-прежнему искусственно и крайне затруднен.

«Хотелось бы всех поименно назвать, но отняли список и негде узнать», - когда-то писала великая Анна Ахматова в своем гениальном «Реквиеме» (1940 г.).

Назвать всех по-прежнему не сможем, многие списки от нас опять отнимают и прячут, - но для того, чтобы  можно было узнать О МНОГИХ, в этом направлении необходимо вести кропотливую и научно добросовестную работу,