Василий Бетаки.

СЛЕДЫ НА СНЕГУ

Псков.

...И снег на площади – бумага.
Условны чёрточки людей.
А там – всего-то два-три шага
От освещённых площадей,
И вот – Приказная Палата
С огромным в темноте крыльцом,
И в эту темноту куда-то
Углом врезающийся Кром.
Он непомерно вертикален,
А две замёрзшие реки
Лежат и сходятся в провале,
Где снег летит на огоньки.
В ночи от Троицкой громады
До двух мостов – по триста лет...
Тут Арсенал. Обрыв от сада.
Глубокий снег. Глубокий след.

На три или четыре века
Нас – только трое: я, да ночь,
Да ветер, падающий в реку,
Чтобы смолчать и не помочь.
А за рекой Козьма с Демьяном
Грозят бунтарским куполком,
И звонниц чёрные прораны
Бредут по снегу босиком.
От них до той кинорекламы
Пятьсот шагов да триста лет,
Ворот вневременная рама,
Глубокий снег, глубокий след

и ещё у мнея было нечто на тему:

Отрывки из «Дневника 60-х годов»

54.
Ну вот и Новгорода младший брат.
Довмонтовой стены высокий камень,
Тяжёлых контрфорсов мощный ряд.
Что держат многотонными руками
Массив стены, с которой не палят
Уж двести с лишним лет, когда войсками
Был полон город, и тяжёлый гром
Тут грохотал, разбуженный Петром.

55.
Взгляни с верхушки круглой Кутекромы
На ижицу сливающихся рек,
Забудь про стены, храмы и хоромы,
Запомни только плавных вод разбег,
Да там лесов зубчатые изломы,
Которые и наш неровный век
Переживут… Но ёлки-великаны
Не знают ближних леспромхозов планы…

56.
Слияние Великой и Псковы
Заполнено сиренью и церквами,
И тишиной. И уханьем совы,
Живущей до сих пор между зубцами.
Собора шлемовидные главы
Слегка фосфоресцируют ночами,
И город, от Поганкиных Палат
До Запсковья, молчанием объят.

57.
Клубком свернулась ночь в начале лета
И спит в глазницах звонницы пустой,
Пока её трехглазые рассветы
Не вышибут лучистою метлой
Из трёх белёных арок. Три кометы
На миг хвосты расстелят над росой…
Смотри восход сквозь звонницу! Такого
Нигде ты не увидишь, кроме Пскова.


ИЗБОРСК

Николаю Рубцову

За Труворовым городищем,
За тяжким каменным крестом,
Напрасно взгляд предела ищет,
В плывущий уходя простор.
И всё – внизу: кусты и крыши,
Журавль колодца и пруды,
Бумажный змей, толпа мальчишек
Да яблоневые сады.

А в грозовом вечернем небе
Над всем величьем тишины,¬
Неровный, выветренный гребень
Полуразрушенной стены.
И обезглавленные башни
С пустыми стрельнями вразброс
Над нынешним и над вчерашним
Безмолвно встали в полный рост...

И стены, серые, как туча,
Под тучей, грозной, как стена,
Нависли над зелёной кручей
В оковах векового сна.
И кажется, что город этот
Не мёртв, но чутко предан сну:
Ведь яблоки, срываясь с веток,
В предгрозье рушат тишину.