|
Опубликовано в news.nswap.info. Вы можете оставить комментарий здесь или в Правых Новостях. 
Большинство исследователей маоизма считают, что в основе его идеологии и политических действий лежит национализм, начавший с середины 50-х годов быстро превращаться в великоханьский шовинизм, вокруг которого так «ли иначе концентрировалась вся теоретическая и практическая деятельность современного маоизма.
В процессе развития китайской нации, который происходил в тяжелых условиях борьбы против маньчжуров, подчинивших себе страну, и империализма, разделившего Китай на сферы влияния и превратившего его фактически в полуколонию, следует различать и отделять друг от друга становление национального самосознания китайцев и появление собственно национализма.
Первое представляло собой явление неизбежное и прогрессивное, оно отражало патриотические интересы подавляющего большинства китайской нации и было направлено на достижение свободы, равенства, национальной независимости и суверенитета на международной арене в сложной обстановке угрозы полной колонизации Китая империалистическими государствами. Складывавшееся национальное самосознание китайцев было выражено с наибольшей полнотой в первые два десятилетия XX века Сунь Ят-сеном, Чэнь Ду-сю, Ли Да-чжао и другими китайскими революционными демократами.
Однако наряду с национальным самосознанием в Китае под влиянием главным образом конфуцианского этноцентризма, легистского милитаризма и европейского социал-дарвинизма и расизма появился и собственно национализм, быстро перераставший в шовинизм и расизм. Само собой разумеется, что этот национализм с самого начала имел реакционный характер.
Китайский национализм прошел в своем становлении несколько этапов, которые можно разделить на ранние (до 1921 года) и поздние (после 1921 года). На ранних этапах китайский национализм связан с деятельностью представителей как либерально-реформаторского крыла китайской буржуазии (Кан Ю-вэй, Лян Ци-чао, Янь Фу и др.), так и революционно-демократического ее крыла (Цзоу Жун, Чэнь Тянь-хуа, Чжан Бин-линь и др.).
На поздних этапах китайский национализм представляли реакционные гоминьдановские теоретики (Дай Цзи-тао, Ху Хань-минь, Ван Цзин-вэй, Чан Кай-ши, Чэнь Ли-фу), крайние националисты из партии младокитайцев (Ли Хуан, Чэнь Ци-тянь и др.) и, наконец, буржуазные учёные-националисты (Лян Шу-мин, Чжан Дун-сунь и др.).
Взгляды Мао Цзэ-дуна формировались под воздействием как раннего, так и позднего китайского национализма. Хорошо известно его увлечение в юности взглядами Кан Ю-вэя и Лян Ци-чао. «Я читал две книги, присланные мне моим двоюродным братом, в которых рассказывалось о реформаторском движении Кан Ю-вэя. Одна называлась „Журнал нового народа” („Синь-минь цунбао”), который издавал Лян Ци-чао. Я читал и перечитывал их до тех пор, пока не выучил наизусть. Я поклонялся Кан Ю-вэю и Лян Ци-чао», — рассказывал Мао Цзэ-дун Эдгару Сноу.
В середине 20-х годов Мао Цзэ-дун был тесно связан с гоминьдановскими националистами. Он был избран кандидатом в члены ЦИК гоминьдана и занимал значительное место в центральном гоминьдановском аппарате, выполнял обязанности заместителя заведующего отделом агитации и пропаганды, а также был редактором гоминьдановского «Политического еженедельника» («Чжэнчжи чжоубао»).
В самом факте участия Мао Цзэ-дуна в работе гоминьдановского партийного аппарата не было ничего предосудительного, так как сотрудничество с гоминьданом было в тот период официальной линией КПК. Однако, как показала практика, связи Мао с ведущими буржуазными лидерами оказали на него определенное идеологическое воздействие вследствие неустойчивости его собственных взглядов. Об этом влиянии в тот период свидетельствует статья Мао Цзэ-дуна «Пекинский политический переворот и торговцы», в которой он отводил руководящую роль в китайской революции торговой буржуазии.
Все эти факты позволяют утверждать, что в 20-е годы Мао Цзэ-дун хотя и являлся членом КПК, однако фактически по-прежнему оставался китайским буржуазным демократом, в сознании которого национализм и шовинизм пустили глубокие корни. Это впоследствии оказало решающее воздействие на маоизм как идеологическое, а затем и социально-политическое течение. Маоизм не только полностью унаследовал все основные черты и особенности китайского национализма, но и значительно их усилил и развил, превратившись, таким образом, в реакционное социал-шовинистическое течение.
Националистическую идею превосходства китайской нации маоисты трансформировали в тезис об особой революционности китайского народа, превосходящей якобы революционность других народов, и вытекающей отсюда его особой миссии в мировой истории. В 1955 году Мао Цзэ-дун утверждал, например, что китайское крестьянство якобы «превосходит» по своим революционным качествам советский, европейский и американский рабочий класс.
Мечтая об установлении господства Китая «на пяти континентах», китайские националисты одновременно разрабатывали программу территориальных претензий к соседним странам. При этом их мало интересовали какие-либо обоснования этих претензий, они полностью полагались на своих феодальных предшественников, когда-либо в прошлом подчинявших себе или просто посещавших соседние государства и выдававших их за своих вассалов. Китайские националисты считали, что Корея, Монголия, Индокитай, Бирма, часть территории СССР и Индии — это китайские земли и должны быть «возвращены» Китаю.
Маоисты не только полностью восприняли эти взгляды китайских националистов (в 1939 году Мао Цзэ-дун заявил: «Нанеся Китаю военное поражение, империалистические державы силой отняли у него значительное число подчиненных Китаю стран и захватили часть его исконных территорий. Япония присоединила Корею, Тайвань, Порт-Артур, острова Рюкю и Пэнху; Англия отторгла Бирму, Бутан, Непал и Гонконг; Франция захватила Аннам, и даже такое мизерное государство, как Португалия, отняло у нас Макао»), но и выдвинули новые территориальные претензии, в том числе к Советскому Союзу.
Мысль о господстве Китая «на пяти континентах» и «расширении китайской нации» за пределы границ Китая достаточно отчетливо была выражена уже лидерами либерально-реформаторского крыла китайской буржуазии Кан Ю-вэем и Лян Ци-чао. Кан Ю-вэй следующим образом сформулировал мысль о необходимости милитаризации Китая и установления его мирового господства: «Поспешим развить нашу промышленность и создать паровые машины. Мы можем черпать наши ресурсы из Европы и Америки. У нас четыреста или пятьсот миллионов людей, из которых мы можем навербовать десять миллионов солдат. У нас неисчерпаемые запасы железа и металлов, из которых мы можем построить тысячи военных кораблей. И тогда мы сможем пройти через пять континентов, на которых вы увидите, как развеваются и танцуют флаги желтого дракона». Кан Ю-вэй предлагал назвать Китай «Срединным цветущим государством» и осуществить в нем программу реформ, благодаря которым Китай сможет всего за десять лет добиться гегемонии над остальными странами.
Лян Ци-чао понимал историю Китая как «расширение китайской нации»: «Есть одно великое дело, ради которого наши предки трудились пять тысяч лет. Что это за дело? Я называю его „расширением китайской нации”. Сначала наша китайская нация представляла собой всего лишь несколько маленьких племен, проживавших в Шаньдуне и Хэнани. В течение тысяч лет они росли, росли, росли и выросли в великую нацию, создавшую огромное и величественное государство. Наша нация росла двумя путями: первый путь — это ассимиляция бесчисленных народностей внутри и за пределами наших границ; второй — это переселение из года в год людей нашей нации к границам и расширение территории… История в течение пяти тысяч лет шла этим путём». Далее Лян Ци-чао писал о том, что развиваются не только китайская нация, но и другие нации. Поэтому не следует медлить в деле расширения территорий.
Не менее отчетливо и настойчиво выражали мысль о господстве Китая «на пяти континентах» и представители революционно-демократического крыла китайской буржуазии. Как это ни парадоксально, но для многих китайских революционных демократов конечной целью революции в Китае было господство Китая на земном шаре. Так, Цзоу Жун, перечисляя причины, вызывающие необходимость свершения в Китае революции, писал: «Если наш Китай хочет стать прославленным государством на земном шаре, хозяином земного шара, он должен совершить революцию».
Чэнь Тянь-хуа кончил свое знаменитое обращение к соотечественникам — «Набат» — такими словами: «Наша китайская раса, безусловно, может создать совершенное государство и превзойти пять континентов. Я осмелюсь обратиться к моим соотечественникам с призывом: „Да здравствует китайская раса, да здравствует Китай!”».
Считая, что китайская нация выше других, поскольку она имеет долгую историю и развитую культуру, Чжан Бин-линь утверждал, что китайцы должны быть хозяевами других наций, удел которых — подвергнуться ассимиляции.
Китайский революционно-демократический журнал «Гоминь-бао» заявил на своих страницах в статье «Китай XX века»: «Китай, безусловно, имеет все данные для того, чтобы воинственно смотреть на мир, устрашать и потрясать земной шар, распоряжаться государствами и попирать пять континентов».
Аналогичные идеи выражались в известной брошюре Оу Цзюй-цзя «Новый Гуандун» (1902 год): «Если бы на севере Китая, давшего самую раннюю в мире цивилизацию, имеющего самые большие реки и горы, самые обширные моря и сушу, самые богатые полезные ископаемые и самый лучший климат, родился Тимучин Тимур, то его железная пята достигла бы границ Европы и Африки, и если бы на юге Китая родился Нельсон, то его флот смог бы целиком завладеть морскими пространствами всех государств, и тогда бы Китай превратился в хозяина мира и стал бы главой союза всех государств».
В конце 20-х годов идея гегемонии Китая стала появляться в работах реакционных гоминьдановских теоретиков Дай Цзи-тао и Ху Хань-миня. Интересно, что именно Дай Цзи-тао одним из первых в Китае выразил мысль о том, что Китай должен освободить все человечество. Основная идея Дай Цзи-тао состояла в том, чтобы добиться восстановления былого китайского величия, которое он связывал с восстановлением гегемонии Китая прежде всего в Юго-Восточной Азии и китайского руководства «миром цветных» в их борьбе против империализма. Он утверждал, что только Китай может возглавить «цветные народы» в их борьбе за свободу и только Китай может обеспечить выживание их благодаря его моральному и политическому руководству.
Подобно Лян Ци-чао, Дай Цзи-тао оправдывал идею расширения политических границ за пределы проживания китайской расы, обосновывая это фактическим превосходством китайской культуры.
Чан Кай-ши считал захватническую политику китайских императоров в Азии «спасением» азиатских народов и «помощью слабым». «В периоды мощи и расцвета Китая, — писал он, -азиатские нации никогда не сталкивались с фактами экономической агрессии и политической аннексии, не встречались с империализмом и не разделили судьбу колоний». Он утверждал, что независимость и самоусиление Китая будут гарантией безопасности народов Азии: «Если Китай не сможет добиться независимости и самоусиления, нации Азии попадут под железную пяту врага». Здесь нелишним будет вспомнить, что появившаяся в начале 40-х годов в Китае школа националистов-историков «Чжаньгоцэ» (Линь Тун-ци, Хэ Юн-цзе, Чэнь Цюань и др.), стоявшая на позициях социал-дарвинизма и ницшеанства, считала, что современный мир будет объединен с помощью насилия некоей «великой империей», причем великое единство мира может быть осуществлено лишь при военном господстве Китая.
Таким образом, идеологи китайской буржуазии так или иначе мыслили глобальными категориями: одни видели будущее Китая в виде господства на земном шаре, другие — в виде руководства народами в их «освобождении» и создании мирового единства под эгидой китайского идеала всеобщего благоденствия — датун. И это не удивительно, если иметь в виду, что конфуцианство в течение двух тысяч лет воспитывало народ на концепции Поднебесной и ставило конечной целью социальных преобразований наведение порядка в ней.
С конца 30-х годов в маоизме шел постепенный процесс развития гегемонистских претензий, нашедший отражение уже в работе Мао Цзэ-дуна «О новой демократии» (1940 год). В начале 50-х годов претензии маоистов выходят за рамки национально-освободительного движения и распространяются на международное коммунистическое движение. Сторонники Мао Цзэ-дуна заявляли в 1951 году, что учение Мао Цзэ-дуна имеет всемирно-историческое значение для всего международного коммунистического движения.
В 1956 году эти претензии проявляются в виде ставки на скорейшее превращение Китая в первую державу мира. «Мы должны стать первой страной мира в области развития культуры, науки, техники и промышленности, — заявил тогда Мао Цзэ-дун, — у нас социалистический строй, надо приложить еще немного усилий, и этого можно достичь. Иначе к чему трудолюбие и мужество шестисотмиллионного народа? Не должно случиться так, что спустя несколько десятилетий мы все еще не станем первой державой мира».
Насколько известно, с наибольшей полнотой и откровенностью мысль о подчинении Китаю всего мира была выражена Мао Цзэ-дуном в 1959 году на расширенном военном заседании. Он сказал тогда следующее: «Мы должны покорить земной шар. Нашим объектом является весь земной шар… Что же касается работы и сражений, то, по-моему, важнее всего наш земной шар, где мы создадим. мощную державу. Непременно надо проникнуться такой решимостью».
В 1963 году Мао Цзэ-дун снова, но уже в поэтической и иносказательной форме, вернулся к мысли о необходимости покорения мира, причем давал понять, что «время торопит» и не следует откладывать в долгий ящик дело «сметения всей мрази»:
“Вертится мир.
Время торопит.
Десять тысяч лет слишком долгий срок.
Спорим за каждое утро и вечер.
Вскипают все четыре моря, бушуют воды и тучи.
Пять континентов дрожат под ударами грозы.
Сметем всю мразь!
Нет врагов, которые бы были способны нам противостоять!”
В период «культурной революции» мысль о мировой гегемонии Китая выражалась открыто в виде призыва «утвердить знамя идей Мао Цзэ-дуна на всем земном шаре» и обязательства «освободить все человечество» (последнее в виде обязанности членов партии даже было включено в Устав КПК, принятый на IX съезде в 1969 году). При этом маоистское руководство уверяло китайский народ в том, что «пролетариат для окончательной победы во всем мире не может обойтись без войны».
На X съезде КПК в 1973 году в связи с изменившейся международной обстановкой и рядом других причин маоисты были вынуждены говорить «об освобождении всего человечества» вскользь, заменив эту «идею» менее понятной, состоящей в том, что Китай должен «внести сравнительно большой вклад в дело человечества». При этом, однако, открыто утверждалось, что народы всего мира возлагают надежды на Китай, то есть давалось понять, что они ждут, что Китай принесет им «освобождение».
На X съезде утверждалось также, что современное международное положение характеризуется «большими потрясениями», то есть, говоря другими словами, войнами и революциями (между которыми, кстати, маоисты, как и троцкисты, не видят разницы). Но именно эти «беспорядки» маоисты считают залогом победы своего «нового» мира на всей земле.
В 1975 году тезис «внести сравнительно большой вклад в дело человечества» был включен в новую Конституцию КНР.
Для китайского национализма, особенно позднего, типично преклонение перед насилием, идущее от легизма, социал-дарвинизма и милитаризма. Китайские националисты считали, что война — это основная форма решения социальных проблем, в том числе и осуществления революции в Китае. Власть отождествлялась ими с господством армии. В 1938 году Мао Цзэ-дун говорил: «После революции 1911 года все милитаристы всегда дорожили армией, как своей жизнью; они всегда чтили истину: „Есть армия — есть власть”… Для Чан Кай-ши армия — это его жизнь…..Есть армия — есть власть”, „война решает всё” — эти истины он прочно усвоил. В этом отношении мы должны у него учиться».
Есть все основания утверждать, что маоистский милитаризм неразрывно связан с китайским буржуазным национализмом и милитаризмом.
Характерно, что как Чан Кай-ши, так и Мао Цзэ-дун — оба утверждали, что с войной можно покончить только с помощью войны.
Китайские националисты пытались противопоставить марксизму-ленинизму фальсифицированную интерпретацию «трёх народных принципов» Сунь Ят-сена и разжечь в китайском народе антисоветизм.
Ху Хань-минь и Дай Цзи-тао утверждали, что марксизм не подходит для Китая, поскольку последний является не индустриальным, а аграрным обществом. С аналогичными заявлениями в Китае выступали и младокитайцы, заявлявшие, что «советский коммунизм» неприемлем для Китая, поскольку в Китае нет крупных помещиков и крупных капиталистов, которые были в России.
Маоизм начал смыкаться с гоминьдановским шовинизмом в его борьбе против марксизма-ленинизма и научного коммунизма, в Китае уже в 40-х годах. Это еще более наглядно проявилось в 60-70-е годы, когда маоисты развернули открытую политическую борьбу против Советского Союза и социалистического содружества. Сопоставление маоизма с китайским реакционным национализмом убедительно свидетельствует о том, что последний является одним из основных идейных истоков маоизма. Именно в этом, очевидно, следует искать корни контрреволюционной деятельности последнего на международной арене и его блокирования с самыми реакционными силами империализма, национализма и расизма, начиная от Штрауса и Джексона и кончая Яном Смитом и Пиночетом.
Цитировано по книге “Идейно-политическая сущность маоизма” |
