Дневник. Тетрадь №4. 1987-89 год. Советские мемуары. Обличения и потрясения
Предыдущая запись
Тут речь уже идет не о литературе.
Пожалуй, был чересчур ригористичен, слишком суров по отношению к Константину Симонову, которому приходилось жить и действовать в страшные сталинские времена, когда ведь и расстрелять могли, отправить в лагерь, невзирая ни на что.
Ну а во всем основном я был прав безусловно

21 августа 1988 года
О К. Симонове, его покаянных дневниках последних лет. К. Симонов, баловень удачи и соучастник всех сталинских преступлений, не вызывает у меня иных чувств, кроме презрения.
Хотя его поздняя попытка оправдаться кого-то тронет, но и в конце жизни, наедине с самим собой, этот незаурядный и талантливый человек не нашел сил признаться в своей вине полностью, ограничился стыдливыми полупризнаниями, все равно лукавил и лгал, возможно, искренне, не осознавая, что лжет, но лгал до последнего.
Вот мой приговор. Прочесть и издать эти дневники было необходимо, в них много ценных исторических свидетельств и деталей, Симонов достоверно и четко рассказывает о заседаниях Комитета по Сталинским премиям, это невероятно ценный документ, важный для историков литературы и просто историков.
Много полезного изложено о самом Сталине и его окружении. Всё это важно, нужно, интересно. Но тем не менее никакого оправдания конформизму К. Симонова у меня в душе нет и быть не может.
Это сейчас, хотя безнравственно, но не приводит к кровавым жертвам, сейчас конформизм не стал простителен, но стал более терпим. Но при Сталине любой приближенный к высотам, любой известный и высокопоставленный конформист - соучастник в преступлениях. Это относится с полным основанием и к Сергею Михалкову, кстати. Всё, и довольно об этом!

Между прочим, всё, что я написал о К. Симонове, могу написать и об А. Аджубее и его мемуарах "Те десять лет".
Хотя Аджубей в таких преступлениях не соучаствовал и Сталина ненавидит, но и он во многом виновен. И оправдывается более агрессивно, не признавая вины, я бы даже сказал - несколько легкомысленно.
В его мемуарах меньше исторически ценных деталей, но они есть. Например, рассказ о том, как Хрущев с женой ездили в Западную Украину забирать родителей Нины Петровны, иначе они остались бы в зоне немецкой оккупации.
То есть, Хрущев заранее знал, какие украинские деревни отойдут Гитлеру, а какие нам, то есть Польша была поделена.
Но таких интересных эпизодов не так много. Подробности биографии самого Аджубея мне не интересны. А его система оправданий не убеждает. То есть, когда он оправдывает Хрущева, это серьезно и многое правильно, слишком много стереотипов создано, а Аджубей их рушит. Например, кукуруза: ее введение было не столь глупым, просто у нас всё доводят до абсурда, и так же абсурдно все поголовно отказались от кукурузы, как от криминального злака.

Это идиотичнее всех хрущевских чудачеств, которые, как и самодурство, Аджубей в принципе не отрицает. Защита и оправдание Хрущева со стороны его зятя даже трогательны, пусть не во всем основательны. Тем более справедлив гнев против тех, кто отравил Хрущеву последние годы жизни, грязная возня вокруг его мемуаров, переправленных через КГБ за рубеж (об этом Аджубей не договаривает). Эти страницы тоже сильны и за душу берут.
А вот что мне неприятно, это самооправдание Аджубея, его фатоватые фразы, что он, дескать, всего добился своими руками, и его постоянные клятвы шестидесятыми годами.
Он не сам добился своего положения, это неправда! Он стал бы, конечно, крупным журналистом, но не главным редактором! Такого рода журналистов у нас главными не назначают никогда, если у них нет чего-то еще.
А идеалам тех лет, находясь во главе "Известий", Аджубей изменил, поневоле, скрепя сердце, но вопреки главной линии не пошел. Искупил ли он те грехи, не знаю, но особого покаяния я не почувствовал. Кстати, просто противно было читать абзац о венгерских событиях 1956 года и панегирик Андропову. Уж лучше бы совсем об этом не писал, если не может сказать правду!

Еще о Симонове. Почему я так резко написал? Только что прочел документальную повесть Е. Чуковской (внучки) и Б. Сарнова "Случай Зощенко".
В истории с Зощенко Симонов вел себя подло, мерзко и грязно. И не только в 1946 году (это еще туда-сюда), но и в 1954, после смерти Сталина. Так что Симонова я уважать не могу.

Меня просто потряс отрывок из воспоминаний Надежды Яковлевны Мандельштам. Это нечто особенное, это, если угодно, "сверхлитература", пользуясь термином Адамовича. Тут неудобно вдаваться в литературные тонкости, плохо или хорошо это написано. Тут и слов не найти. Но я потрясен, хотя ничего нового, неизвестного мне ранее не узнал.
Особенно жадно это читал после "Крутого маршрута" Евгении Гинзбург, после лагерных и тюремных заметок всяких идиотов, верных ленинцев, которые мне сильно надоели. И сами все погибли, и нас всех до такого состояния довели! И сочувствия у меня к ним почти что нет. Сами себе всё устроили.
А вот других людей жалко, хотя бы Мандельштама.

Константин Симонов. Алексей Аджубей. Надежда Яковлевна Мандельштам


Дневник советской поры. О времени и о себе
Из дневников времен СССР. 1978 год
Из тетрадки советских времен. Литературное
Мои замечания о русском театре. 1979 - 1981
И снова дневник. 1983 год
Дневник. Продолжение. 1983-86 год
Дневник. Тетрадь №3. 1986-87
Дневник. Тетрадь №4. 1987-89