— Ебаться хочу, аж скулы сводит.
— И какие будут предложения?
— А что, Рома, не пойти ли нам погулять, срамных девок поснимать?
— А пошли. Денег возьми и гантелю мне дай, а то мало ли опять на Соборную сторону забредём...
— На. Только спрячь в куртку и не размахивай, менты нас за физкультурников не примут всё равно.

Вооружившись полукилограммовой детской гантелей и куском водопроводной трубы вышли из дому. Заложили круг по кварталу, сходили к рыночку на ул. Профсоюзную, посетили площадку перед ДК Староруссприбор. Обошли вокруг ограды упомянутого предприятия, миновав улицу Бетховена, сплошь состоящую из ветхих домишек. Вернулись на исходную по улице Некрасова, застроенной общежитиями.

Нет девок. Никаких. Вообще никого нет. Что, в общем-то, неудивительно. Полпервого ночи, осень, ветер, лужи, середина недели. Те, кто ебаться хотел, уже ебутся. Те, кто не хотел, уже спят. Всем на работу, кроме нас.

К дружбанам закадычным идти никакого желания нет. Там водка с самогонкой и разговоры за непростую жизнь. Девки найдутся, но их ебать неинтересно, ибо ёбана каждая не один и не два раза любым из присутствующих. Их даже за водкой посылать нельзя, потеряться могут. Только для мебели и чистки картошки присутствуют. Зато обязательные песни под расстроенную гитару и непременная драка под утро. Роме со своими драться нельзя, особенно спьяну. Потому что потом ему же приходится ходить в травматологию и носить гостинцы.

Купили мы в ларьке литр водки, бутыль тоника, пакет чипсов да банку сгущённого какао. Сели в центре перекрёстка на корточки. Покурить и решить, идти нам в гараж к Роме или домой ко мне. Пока решали, в противоположном конце Некрасова, метрах в 500 от нас, остановилась машина, донеслись вопли, стукнула дверка. Обычное дело, не сошлись характерами. Докурили, встали — слышим, плачет кто-то метрах в ста от нас. И плач приближается. Я смекаю, что источник звука пару минут назад из машины выкинули. Навстречу не идём. Ибо фонари только на перекрёстке светят, а по темноте с бутылью водки в руках шароёбиться никакого резону нет. Не потому, что могут по голове дать и отобрать — некому, нас тут все знают. А потому, что можно споткнуться, упасть и бутыль разбить. А денег больше нет и ещё два дня не будет. Так что несмотря на всю нашу доброту и готовность утешить стоим, любопытно ждём.

И вот выходит к нам под фонари всхлипывающая барышня годов 22 примерно. Довольно симптичная, но слегка пьяная, мокрая насквозь и со ссадиной на щеке. Понятно всё. Подвозили от кабака, предложили отсосать, отказалась, дали по роже, отказалась опять, выволокли из машины и бросили в лужу — там лужи такие, что слона утопить можно. И ссадина характерная, от рамы двери. Зацепили рожей.

Мы, не сговариваясь, сделали добродушно-долбоёбские лица и барышне стали улыбаться, не подавая иных знаков. Потом угостили закурить, потом выяснили, что барышня с деревни Медниково (около шести километров по прямой от места, где стоим), потом выяснили, что денег у неё нет, потом выяснили, что ночевать негде — и позвали её ко мне, пить водку, сохнуть и мыться в ванне.

Барышню привели, раздели, одежду она прополоскала и развесила сушиться, в ванне помылась, водки выпила и повеселела. Мы её, разумеется, немного поебли. Всё очень душевно, хотя свежих синяков на организме барышни оказалось изрядно. В основном на рёбрах.

Пять утра. Сидят три голых человека, пьют, курят, жрут солёные огурцы и сосиски, треплются. То есть мы с Ромой треплемся, а барышня с довольной лыбой нас слушает. Понимает, что в хорошие руки попала. В телевизоре viva тихо клипы показывает, вентилятор дым гоняет.

Идиллия.

И вот после очередного стакана барышня опять вдруг реветь начинает. А мы её, соответсвенно, утешать. И выяснять, что опять стряслось. Ну, разумеется, всё то же — по морде ей в машине дали. Мы открываем рты, чтобы сообщить о пустяковости инцидента и тут барышня выдаёт:

— Да я бы и так ему дала, мне не жалко, зачем сразу бить-то было? Неужели сначала спросить трудно?

Таковы странные нравы старорусских ухажёров-зубилистов...