Не, у Дрюона в "Негоже лилиям прясть" прикольнее (исторически верно, кстати):
------------------
Служба закончилась; замолкли орган и хор; створки дверей главного портала были широко распахнуты. Но ни один луч дневного света не проникал в собор.
На мгновение толпа замерла: всем показалось, будто во время заупокойной мессы чудом затмилось солнце; но вдруг кардиналы поняли все, и яростный гул голосов заполнил церковь. Свежая каменная кладка закрыла портал; регент приказал во время мессы замуровать все входы и выходы. Кардиналы очутились на положении пленников.
Тут-то и началось столпотворение: прелаты, каноники, священники, слуги, забыв о чинопочитании и рангах, смешались в кучу и суетливо сновали по храму божьему, как крысы, попавшие в западню. Пажи влезали друг другу на плечи, подтягивались на руках, заглядывали в окна и кричали сверху:
- Собор со всех сторон окружен вооруженными людьми!
- Что с нами будет, что с нами будет? - стонали кардиналы. - Регент коварно обманул нас.
- Так вот почему он угостил нас такой музыкой!
- Но это же прямое посягательство на святую церковь! Что нам делать?!
- Отлучить его! - кричал Каэтани.
- А что, если он возьмет и уморит нас голодом иди велит всех перебить?
Воинственные братья Колонна и их свита, вооружившись тяжелыми бронзовыми подсвечниками, скамьями и жезлами для торжественных процессий, готовились дорого продать свою жизнь. И уже итальянцы с гасконцами начали осыпать друг друга оскорблениями и упреками.
- Нет, это ваша ошибка! - кричали итальянцы. - Почему вы согласились перебраться в Лион? Мы отлично знали, что попадем в ловушку.
- Если бы вы выбрали кого-нибудь из наших, не пришлось бы нам здесь сейчас торчать, - возражали гасконцы. - Это вы во всем виноваты, недостойные христиане!
Еще минута, и обе партии схватились бы врукопашную.
Лишь одна-единственная дверь была замурована не полностью - в ней ставили узкий проход, куда мог протиснуться человек, но из этого узкого отверстия торчал целый лес пик, зажатых в железные перчатки. Вдруг пики приподнялись, и граф де Форэ в доспехах, Бермон де ла Вут и несколько закованных в латы людей проникли в церковь. Их встретили градом угроз и грубейшей руганью.
Сложив руки на эфесе шпаги, граф де Форэ спокойно дождался конца бури.
Был он человек могучий, смелый, равно нечувствительный как к угрозам, так и к мольбам, а главное, его глубоко возмущало недостойное поведение кардиналов, подававших в течение двух лет худой пример своей пастве; поэтому граф решил любой ценой выполнить распоряжение Филиппа Пуатье.
Грубое его лицо было изборождено глубокими морщинами, глаза сурово глядели из-под забрала шлема.
Когда кардиналы и их приспешники наконец осипли от крика, граф де Форэ заговорил; его четкая, размеренная речь отдавалась гулким эхом под сводами церкви.
- Мессиры, я нахожусь здесь по приказу регента Франции и уполномочен сообщить вам, что единственной вашей заботой отныне должно быть избрание папы, а равно довожу до вашего сведения, что ни один из вас не выйдет отсюда, пока папа не будет избран.