Гайдар был и есть только один. К полемике о детской литературе
Уважаемый Удод В ответ на вопрос о Паустовском, читает неоконченный рассказ Гайдара и ругает его довольно стадартные для ранних советских писателей псевдоеврейские эксперименты со стилем в стиле Бабеля.

Странно, но для меня Аркадий Голиков совсем не в этом. Просто разазница большая. И между Гайдаром и Бабелем, и между Гайдаром и тем же самым "ирландским шпионом" Фраерманом, и между ними всеми и Паустовским. При всём схожем во времени и условиях
И не только в том разница, как они писали. Прежде всего в том, как и для чего жили. У меня никогда не поднимется рука кинуть камень в человека, который в шестнадцать лет командовал полком (вы бы не смогли такого, я тоже), а погиб, поднимая в атаку отделение при прорыве из немецкого окружения. Пулемёт хорошо был поставлен. Не его в том вина. А его заслуга и искупление в том, что он всю жизнь верил в то, что всей жизнью утверждал. Так и писал, как верил. И писал очень по-разному. Важно только отрешиться от факта школьной программы в детстве и позднесоветского гайдаровского пафоса. И можно увидеть разницу.

Паустовский был очень хорошим писателем. Писал легко, многословно и красиво. Как кружева плёл. И люди его любили. Это было продолжение русской классики и понимания русской природы+. Жаль забывают его незаслуженно. Почитайте Паустовского летом. Прежде чем в лес гулять идти.

Фраерман писал трудно и в трудности своей собою любовался. Вот у него как раз местечковый еврейский язык в сочетании с красивостями синтаксиса достиг верха натужности. У него достигло махрового совершенства то, что у Гайдара только проклёвывалась в некоторых текстах. И читал Фраерман тяжело, хоть и вёл у детей литературные кружки. Потому кроме одной большой книги, написанной странным языком, ничего серьёзного не написал. Впрочем, кто такой Фраерман, я уже подробно рассказал.

А Гайдар это не просто фанатик-кавалерист. Это очень хороший и искренний детский писатель. Это прежде всего последний (хотя и не единственный) красный мистик и сказитель. Детский Бажов нового мира.
Абсолютно естественный. И читал он так же. Вот как вспоминал об этом Симонов:"В чтении его не было ни пафоса, ни сложности, ни декламации. Иногда он делал паузы, которые давали возможность пережить происходящее... Казалось, он не читал, а рассказывал о действительно случившемся и очень-очень для всех нас важном".
И не важно, что сын у него случился посредственный корреспондент, а внук - закомплексованный сытый подлец из чикагских мальчиков-монетаристов, с детства привыкший к хорошему питанию за счёт других. Это судьба большинства детей и внуков, закономерно выросших на всём готовом, за счёт дедов. Энергия деда была растрачена, природа хорошо отдохнула на детях, которые закономерно были способны только тянуть на себя, там, где дед отдавал (в том числе жизнь и здоровье). В трагедии Гайдара-деда для нас важно не это.
Важно, что Аркадий Голиков действительно знал волшебное слово. Для детей и для взрослых. То самое слово и веру в труд и в создаваемое сейчас своими руками будущее, которыми пронизана эпоха, когда хозяев заставили дрожать и бояться, чтобы согнать их с шеи тех, кто работал. Тогда казалось навсегда. Беда только, что побеждённые хозяева свои выводы сделали (и хорошие выводы, такие, что без революции им ни в жизнь бы не сделать), а победители так и не сумели. Себе на беду.
Но Аркадий Голиков и этого до конца не застал. И за “РВС”, "Судьбу барабанщика", ”Горячий камень”, "Дым в лесу", "Короткие рассказы", даже за "Тимура и его команду" за мистику честной жизни, труда и самопожертвования, за готовность к трудной жизни, от которой сам не бегаешь, ему можно простить не только неудачные эксперименты со стилем, но и многое другое.
Потому что на его сказках и рассказах не стыдно воспитывать детей. Потому что в них есть волшебное слово, вера в человека и тайна. Вне времени.
И за "Судьбу барабанщика", ”Горячий камень", за "Дым в лесу", "Короткие рассказы" ему можно простить не только неудачные эксперименты со стилем, но и многое другое в его непростой молодости.
"И на что мне иная жизнь? Другая молодость? Когда и моя прошла трудно,но ясно и честно!"

P.S. "А что на этом заводе делают, этого мы не знаем. А если бы и знали, так не
сказали бы никому, кроме одного товарища Ворошилова."

P.P.S. А больше я вам ничего не скажу. Пусть за меня Гайдар говорит.



Василий Крюков

У красноармейца Василия Крюкова была ранена лошадь, и его нагоняли
белые казаки. Он, конечно, мог бы застрелиться, но ему этого не захотелось.
Он отшвырнул пустую винтовку, отстегнул саблю, сунул наган за пазуху и,
повернув ослабелого коня, поехал казакам навстречу.
Казаки удивились такому делу, ибо не в обычае той войны было, чтобы
красные бросали оружие наземь... Поэтому они не зарубили Крюкова с ходу, а
окружили и захотели узнать, что этому человеку надобно и на что он надеется.
Крюков снял серую папаху с красной звездой и сказал:
- Кто здесь начальник, тот пусть скорее берет эту папаху.
Тогда казаки решили, что в этой папахе зашит военный пакет, и они
крикнули своего начальника.
Но, когда тот подъехал и протянул руку, Крюков вырвал наган из-за
пазухи и выстрелил офицеру в лоб. Крюкова казаки зарубили и поскакали дальше
своим путем.
Одни казаки ругали Крюкова, другие - своего офицера. Но были и такие,
что ехали теперь молча и угрюмо думали о том, какая крепкая у красных сила.





Горячий Камень

Жил на селе одинокий старик. Был он слаб, плел корзины, подшивал
валенки, сторожил от мальчишек колхозный сад и тем зарабатывал свой хлеб.
Он пришел на село давно, издалека, но люди сразу поняли, что этот
человек немало хватил горя. Был он хром, не по годам сед. От щеки его через
губы пролег кривой рваный шрам. И поэтому, даже когда он улыбался, лицо его
казалось печальным и суровым.


Однажды мальчик Ивашка Кудряшкин полез в колхозный сад, чтобы набрать
там яблок и тайно насытиться ими до отвала. Но, зацепив штаниной за гвоздь
ограды, он свалился в колючий крыжовник, оцарапался, взвыл и тут же был
сторожем схвачен.
Конечно, старик мог бы стегануть Ивашку крапивой или, что еще хуже,
отвести его в школу и рассказать там, как было дело.
Но старик сжалился над Ивашкой. Руки у Ивашки были в ссадинах, позади,
как овечий хвост, висел клок от штанины, а по красным щекам текли слезы.
Молча вывел старик через калитку и отпустил перепуганного Ивашку
восвояси, так и не дав ему ни одного тычка и даже не сказав вдогонку ни
одного слова.


От стыда и горя Ивашка забрел в лес, заблудился и попал на болото.
Наконец он устал. Опустился на торчавший из мха голубой камень, но тотчас же
с воплем подскочил, так как ему показалось, что он сел на лесную пчелу и она
его через дыру штанов больно ужалила.
Однако никакой пчелы на камне не было. Этот камень был, как уголь,
горячий, и на плоской поверхности его проступали закрытые глиной буквы.
Ясно, что камень был волшебный! - это Ивашка смекнул сразу. Он сбросил
башмак и торопливо начал оббивать каблуком с надписей глину, чтобы поскорее
узнать: что с этого камня может он взять для себя пользы и толку.
И вот он прочел такую надпись:

КТО СНЕСЕТ ЭТОТ КАМЕНЬ НА ГОРУ

И ТАМ РАЗОБЬЕТ ЕГО НА ЧАСТИ,
ТОТ ВЕРНЕТ СВОЮ МОЛОДОСТЬ
И НАЧНЕТ ЖИТЬ СНАЧАЛА

Ниже стояла печать, но не простая, круглая, как в сельсовете, и не
такая, треугольником, как на талонах в кооперативе, а похитрее: два креста,
три хвоста, дырка с палочкой и четыре запятые.
Тут Ивашка Кудряшкин огорчился. Ему было всего восемь лет - девятый. И
жить начинать сначала, то есть опять на второй год оставаться в первом
классе, ему не хотелось вовсе.
Вот если бы через этот камень, не уча заданных в школе уроков, можно
было из первого класса перескакивать сразу в третий - это другое дело!
Но всем и давно уже известно, что такого могущества даже у самых
волшебных камней никогда не бывает.


Проходя мимо сада, опечаленный Ивашка опять увидел старика, который,
кашляя, часто останавливаясь и передыхая, нес ведро известки, а на плече
держал палку с мочальной кистью.
Тогда Ивашка, который был по натуре мальчиком добрым, подумал: "Вот
идет человек, который очень свободно мог хлестнуть меня крапивой. Но он
пожалел меня. Дай-ка теперь я его пожалею и верну ему молодость, чтобы он не
кашлял, не хромал и не дышал так тяжко".
Вот с какими хорошими мыслями подошел к старику благородный Ивашка и
прямо объяснил ему, в чем дело. Старик сурово поблагодарил Ивашку, но уйти с
караула на болото отказался, потому что были еще на свете такие люди,
которые, очень просто, могли бы за это время колхозный сад от фруктов
очистить.
И старик приказал Ивашке, чтобы тот сам выволок камень из болота в
гору. А он потом придет туда ненадолго и чем-нибудь скоренько по камню
стукнет.
Очень огорчил Ивашку такой поворот дела.
Но рассердить старика отказом он не решился. На следующее утро,
захватив крепкий мешок и холщовые рукавицы, чтобы не обжечь о камень руки,
отправился Ивашка на болото.


Измазавшись грязью и глиной, с трудам вытянул Ивашка камень из болота
и, высунув язык, лег у подножия горы на сухую траву.
"Вот! - думал он. - Теперь вкачу я камень на гору, придет хромой
старик, разобьет камень, помолодеет и начнет жить сначала. Люди говорят, что
хватил он немало горя. Он стар, одинок, избит, изранен и счастливой жизни,
конечно, никогда не видел. А другие люди ее видели". На что он, Ивашка,
молод, а и то уже три раза он такую жизнь видел. Это - когда он опаздывал на
урок и совсем незнакомый шофер подвез его на блестящей легковой машине от
конюшни колхозной до самой школы. Это - когда весной голыми руками он поймал
в канаве большую щуку. И, наконец, когда дядя Митрофан взял его с собой в
город на веселый праздник Первое мая.
"Так пусть же и несчастный старик хорошую жизнь увидит", - великодушно
решил Ивашка.
Он встал и терпеливо потянул камень в гору.

И вот перед закатом к измученному и продрогшему Ивашке, который,
съежившись, сушил грязную, промокшую одежду возле горячего камня, пришел на
гору старик.
- Что же ты, дедушка, не принес ни молотка, ни топора, ни лома? -
вскричал удивленный Ивашка. - Или ты надеешься разбить камень рукою?
- Нет, Ивашка, - отвечал старик, - я не надеюсь разбить его рукой. Я
совсем не буду разбивать камень, потому что я не хочу начинать жить сначала.
Тут старик подошел к изумленному Ивашке, погладил его по голове. Ивашка
почувствовал, что тяжелая ладонь старика вздрагивает.
- Ты, конечно, думал, что я стар, хром, уродлив и несчастен, - говорил
старик Ивашке - А на самом деле я самый счастливый человек на свете.
Ударом бревна мне переломило ногу, - но это тогда, когда мы - еще
неумело - валили заборы и строили баррикады, поднимали восстание против
царя, которого ты видел только на картинке.
Мне вышибли зубы, - но это тогда, когда, брошенные в тюрьмы, мы дружно
пели революционные песни. Шашкой в бою мне рассекли лицо, - но это тогда,
когда первые народные полки уже били и громили белую вражескую армию.
На соломе, в низком холодном бараке метался я в бреду, больной тифом. И
грозней смерти звучали надо мной слова о том, что наша страна в кольце и
вражья сила нас одолевает. Но, очнувшись вместе с первым лучом вновь
сверкнувшего солнца, узнавал я, что враг опять разбит и что мы опять
наступаем.
И, счастливые, с койки на койку протягивали мы друг другу костлявые
руки и робко мечтали тогда о том, что пусть хоть не при нас, а после нас
наша страна будет такой вот, как она сейчас, - могучей и великой. Это ли
еще, глупый Ивашка, не счастье?! И на что мне иная жизнь? Другая молодость?
Когда и моя прошла трудно, но ясно и честно!
Тут старик замолчал, достал трубку и закурил.
- Да, дедушка! - тихо сказал тогда Ивашка. - Но раз так, - то зачем же
я старался и тащил этот камень в гору, когда он очень спокойно мог бы лежать
на своем болоте?
- Пусть лежит на виду, - сказал старик, - и ты посмотришь, Ивашка, что
из этого будет.


С тех пор прошло много лет, но камень тот тал и лежит на той горе
неразбитым.
И много около него народу побывало. Подойдут, посмотрят, подумают,
качнут головой и идут восвояси.
Был на той горе и я однажды. Что-то у меня была неспокойна совесть,
плохое настроение. "А что, - думаю, - дай-ка я по камню стукну и начну жить
сначала!"
Однако постоял-постоял и вовремя одумался.
"Э-э! - думаю, скажут, увидав меня помолодевшим, соседи. - Вот идет
молодой дурак! Не сумел он, видно, одну жизнь прожить так, как надо, не
разглядел своего счастья и теперь хочет то же начинать сначала".
Скрутил я тогда табачную цигарку. Прикурил, чтобы не тратить спичек, от
горячего камня И пошел прочь - своей дорогой.



Пойду смотреть Сванидзе