6-23
Тоска, тоска, тоска на душе... Опять подъём, опять зарядка... Я не пошёл, но - сколько их ещё будет впереди... Так уж устроен человек, что живёт он постоянным ожиданием чего-то (праздника, освобождения, отпуска, светлого будущего...). Хоть и не было сомнений, и знал всё заранее, - но, может быть, всё равно, теплилась где-то в самой глубине души искорка надежды... А теперь и её не стало, - только холод, тоска и пустота. Теперь точно знаешь, что и всю весну (лучшее время в году, - я это помню по прошлой тюремной весне), и всё будущее лето проведёшь здесь, за этими подъёмами и зарядками, и осень тоже, и следующую зиму, и ещё один новый год, и 2009-й, и 2010-й... Надежды, как у Е. С., что теперь-то уж через полгода точно освободят по УДО, у меня нет совсем. Наоборот, теперь-то ясно подтверждается моё давнее, ещё тюремное предчувствие, - что если увезут из Москвы, завезут в какой-нибудь дальний глухой лагерь, то там уж точно придётся сидеть до самого конца, там УДО не бывает... Так оно и есть, и ещё раз с грустью убеждаешься, что предчувствие обычно не обманывает и что своему внутреннему голосу надо доверять...

6-40
А всё же, как ни крути, после 8 лет путинщины и всех принятых ею законов, - террор остаётся теперь единственным выходом, единственным средством борьбы, единственной панацеей против этого очередного режима палачей. Террор, - чтобы они в барак боялись зайти на зоне, потому что знали бы, что могут живыми оттуда не выбраться; чтобы они на улице к прохожему боялись подойти, особенно поодиночке; чтобы знали, что из каждого окна каждой многоэтажки, из каждой проезжающей мимо машины может сейчас по ним грянуть автоматная очередь или залп из гранатомёта. В Дагестане все последние годы именно так менты себя и чувствуют, - и поделом! Их бьют на улицах, как крыс, и они уже толпами бегут с этой проклятой работы, в тамошнем МВД большая нехватка кадров. А русские - это народ рабов, как ещё Чернышевский 140 лет назад писал, народ жалких трусливых шакалов, и ни на что подобное не способен. Ему легче приспосабливаться, подстраиваться, вилять, лавировать, мило улыбаться начальству (палачам), стремиться как-то выжить поодиночке, затаиться, сойти за своего, за лояльного... Жалкий, мерзкий сброд подонков, воров и трусов, никак не достойный вообще называться даже народом. Нечисть, слякоть, мерзкая плесень... Среди них приходится жить, к ним приспосабливаться, с ними вместе всё терпеть, - все унижения и глумления наглой власти, все шмоны и приседания со спущенными трусами и сломанной ногой... И всё равно, вопреки этому всему, - долго ещё, видимо, будет стоять перед моими глазами и жить в мозгу воображаемая картинка с последнего (недавнего) шмона: весь белый, заснеженный двор барака, и на этой белизне, на этом девственно чистом снегу - россыпью, отдельными брызгами, ручьями, дымящимися и топящими снег - вражья, "мусорская" кровь из их разодранных толпой в клочья тел...