Холодный декабрь 2004-того...
Сегодня вечером понял, что обязан что-то написать о сегодняшней дате. Но по причинам психоделического характера:) я сегодня пишу скорее потоком сознания. Но всё же этот текст, при всей его бессвязанности, адекватно отражает то - что я вспоминаю при дате 14 декабря....
Тем утром я был расслабленный и спокойный. И не обратил внимания на то, как бригада нацболов во главе с Денисом выехала из Бункера в Одинцово, на выборы. Совесть тогда поругалась с ним, она тоже хотела поагитировать, но он в командно-приказном порядке потребовал остаться. Но я этого эпизода не видел. У меня были личные дела. Нужно было поехать наконец-то в центр Москвы, и сделать себе эту чёртову регистрацию. Менты то не мешали, но потом, на границе, мне нужно было хоть что-то предьявить. И вот, я иду по холодным улицам Китай-Города и ищу незаметную и немного подозрительную турфирму. Нашёл, объяснил, заплатил. Меня попросили оставить паспорт, выдав взамен временную справку, на случай неожиданного интереса милиции к моей скромной персоне. И сказали зайти через три часа. Три часа свободы в историческом центре Москвы, можно наконец-то, не спеша, погулять по бывшей столице моей давно уничтоженной родины.Настроение прекрасное. Хотя холодно...
Праздно прогуливаюсь по магазинам. Особенно заинтриговал ГУМ. Немного мещанский гигант соцреализма, превращённый в супермаркет. Стоял на мостах между этажами и смотрел на летающие под крышей воробьиные стаи. Экзотика. Особенно для жителя маленькой страны, вроде меня.
Под конец прогулки не удержался от немного шизоидной, почти ритуальной импровизации. Вышел в самый центр замерзающей Красной Площади. Повернулся спиной к Мавзолею. Посмотрел в глаза новогодних реклам и шёпотом, про себя, произнёс не очень цензурную клятву. О том что когда-нибудь, пусть в отдалённом будущем, но этот зверь в обличии мегаполиса превратиться в пыль на моих подошвах. Вызов брошен, и судя по мрачному совпадению, последовавшему за ним, принят.
Я не фаталист, но судьбе было угодно, что путь от Красной Площади до фирмы, где меня дожидалась регистрация, пролегал мимо ОВД Китай Город. На улице неожиданно увидел знакомые лица товарищей. Нацболы. Довольно много, но не весёлые. Никто из них не удивился моему появлению. И впервые за день у меня появилось неприятное предчуствие. При виде заплаканной Совести, оно превратились в уверенность. Что-то случилось. Спрашиваю. Вкратце объясняют. Разумеется акция. Причём совершенно самоубийственная, захват Администрации Президента РФ. Я уже достаточно освоился в России, что-бы понять, ЧТО это означает. Всё серьёзно, захватчики арестованны, и доставлены в это ОВД. Спрашиваю фамилии. Начинают перечислять, в основном отдалённо знакомые... И меня оглушает, словно обухом. Алина Лебедева. Рыжая сволочь тоже там... Вижу Совесть, она пытается прорваться сквозь охрану, уверяя со слезами на глазах, что беременна и что жениха забрали. Её останавливают. Когда она поворачивается - слёзы высыхают. Московские нацболки уважительно коментируют высокий уровень актёрских данных. Если честно, я до сих пор, не могу понять, как она смогла сыграть спокойствие... В толпе говорят, что уже приехал Чечен, и что он очень зол. Высшая форма бессилия - это стоять возле здания, где безнаказанно пытают твоих друзей и товарищей. Бегу за синим паспортом. Жаль, что дома не сделал журналистское удостоверение, пригодилось бы. Вернувшись, включаюсь в стихийное дежурство. Слушаю новости, одна мрачнее другой. Говорят, что Лиру отвезли на скорой в больницу. Сотрясение мозга. Хрупкая програмистка и вегетарианка, какой мразью нужно быть? Ещё проходит информация, что у Гланда сломана нога. Мы с ним разок ходили отправлять Лимонки, единственный знакомый мне ленинградец... Наконец-то приезжают телеоператоры и журналисты из РЕН-ТВ. Им открывают проход. Прорываюсь вслед за ними, размахивая синекожим гражданским паспортом ЛР и громко утверждая, что я простой латвийский журналист и хочу выяснить, что случилось с известной жительницей Латвии Алиной Лебедевой. Естественно, перехватывают и выталкивают обратно. Вскоре возвращаются журналисты, их в здание тоже не пропустили. Да что там творится? Что-бы журналисты не зря приехали, даю им краткое и немного путанное, но весьма эмоциональное интервью. Затем всё внимание прессы заслуженно занимает Паша Жеребин. Он куда более талантливый оратор. Уточняю список военнопленных. Марина Курасова. Наташа Чернова. Денис Оснач... Холодно. И жутко...
Затем, если не ошибаюсь, сьездил к Шпиёну и Егору. Полностью не уверен, слишком много событий отложилось в памяти. Я точно их видел в тот день, однако голова была забита другим. Вернее другими. Эх, Марина, Марина, Антимуза ты наша родимая... Так вот о каком тяжёлом решении ты упоминала в ту странную, алкогольно-японофильскую ночь, на концерте в ХАТО. Как я мог быть настолько слепым, и не понять, что тот разговор был почти прощанием. Какой-же я...
Вернулся в центр, снова подежурил у ОВД. И поехал в Бункер. Там было тихо и пусто. Слишком тихо и слишком пусто. Вернувшиеся молчаливо бродили, как тени вчерашнего праздника. Все понимали, что наконец, началось. На самом деле всё давно началось, но в этот день был перейдён определённый рубеж. Пятьдесят политзеков. Ещё есть призрачная надежда, но мы все помним про безжалостную судью Сташину и истеричного прокурора Циркуна. И тех, кого они уже закрывают. Может быть, я в чём то циник. Я всегда был уверен, что нас ещё будут расстреливать на площадях. Что с каждым годом нашей деятельности будет нарастать противодействие. И что мы должны привыкнуть к тому, что первыми арестовывают родных людей . Подсознание подсказывает, что и убивать их будут первыми. Этот день обычный, лишь немного страшный...
В 101-вой незаметно плачет Совесть. Придурок я, на самом деле. Самовлюблённый и эгоистичный. Знал ведь, что у неё роман с кем то из местных , но никак не интересовался. У меня была своя личная жизнь, у неё своя, у Сволочи своя. Романтика, твою мать, хоть любовные романы пиши. С Сволочью всё ясно, её посадили вместе с Ганом. Вместе решились, вместе пошли... Совесть же моя ни о чём, как кстати и я, не догадывалась, ведь он не проговорился. Они ведь даже поругались, в такое важное утро, именно оттого что он ушёл и не стал ничего обьяснять. И вот всего лишь через полсуток, я сижу на матрасе, и смотрю в лицо сестры. Настолько знакомое и родное, каким не могут быть лица даже кровных родственников. Пусть наша кровь, вольётся в кровь Партии, пусть мы станем...
На лице слёзы. Ещё недавно я боялся, что она разучилась плакать. Что она так и не выйдет из той пустыни, в которую в тот год тихо превращалась наша жизнь. Но возле меня сидела девочка, достаточно живая, что-бы чувствовать боль. И этот факт превращал наше общее горе в нечто очень странное, даже слегка светлое. Радость-Страданье - Одно. Пусть мы оба потеряли, неизвестно как надолго, очень дорогих нам людей. По разному дорогих, всё-таки мой любимый на тот момент человек была на свободе. Но четырнадцатое декабря очень зло посмеялось над нашими дружескими приколами. Четыре товарища, и не только товарища, во время поездки до Москвы, шутки ради назначили себя Совестью и Сволочью друг-друга. Ещё одна Совесть, образовалась на месте. Итого : две Совести и две Сволочи... Глупая игра. Но наша судьба, в ту осень, явно была склонна к чёрному юмору. И я теперь Бессволочная Сволочь, в то время как сестра - Бессовестная Совесть. Забавная шутка - нормальная жизнь экстремиста...
Мы сидели рядом, говорили о том, что на самом деле происходило за последние недели, и внутри нас рождалось холодное спокойствие. Тюрьма - это лишь этап. Лично проверил. И они тоже вернутся, не в первый и видимо не в последний раз. Мы сами выбрали себе такую судьбу, и честное слово, это достойная плата за нашу жизнь. Мы отморозки? Может быть...

Вот ещё один вроде незначительный эпизод. Пустая кухня. Мы чистим картошку, сегодня точно на всех хватит. Слишком мало осталось. Оля Кудрина и Ёфр нервничают. Они оба участники захвата Минздрава, оба после ареста Громова и компании ушли в бега. Тогда многие "минздравовцы" переждали в подполье, пока не закончилось следствие. И вернулись на передовую. Обвинение тогда предьявили лишь пятерым, почти с самого начала попавшим в плен. И вот, по неофициальной информации, Лире Гуськовой, тоже участвовавшей в Минздраве, угрожают повторным возбуждением того уголовного дела и обьединением его с делом "Администрации". В этом случае все остальные участники вновь будут поданы в розыск.
Мы молчим, и мрачно вгрызаемся ножами в корнеплоды. Вдруг Ёфр вздыхает, и тихо говорит. Обращаясь куда-то в себя. - "В семнадцать лет я участвовал в прорыве на Антикапе 2002. Восемнадцатилетие встретил в литовской тюрьме. В девятнадцать лет скрывался после Минздрава... Наверное двадцатилетие тоже встречу в камере...".
Ещё промолчал, и спокойно закончил. -"Ну и ладно, значит таков наш путь. Назвался нацболом - будь готов ко всему".
Да простит меня милосердный Аллах, но я живу во многом ради подобных мгновений. Ради секунд, когда начинает рваться само бытиё. Потому-что в такие моменты, как это не банально звучит, начинаешь сильнее любить то небольшое но отчаянное племя, с которым однажды связал свою жизнь. Просто я верю и знаю, когда в последний раз перед закрытыми глазами промелькнут лучшие эпизоды моей непутёвой жизни, то самые тихие и красивые, самые жуткие, самые весёлые и самые серьёзные воспоминания будут связаны именно с людьми, которых я встретил на этом пути... И в первую очередь теми, про кого я полночи писал этот бессвязный текст.
P.S.
На пятнадцатого декабря я помогал занести в ОВД передачу. В тот раз нас пропустили. Огромная клетка была переполнена партийцами. Я подощёл, безрезультатно поискал среди них Алинку, встретил глазами Марину, ужаснулся окровавленному лицу Танкиста, и приблизился поближе к клетке что-бы перекинутся парой слов Осначом. У Дениса синяки занимали буквально пол-лица. Но на всю оставшуюся половину сияла улыбка.

Сегодня годовщина того дня. МДМА словно белый шум, вибрировал в моих нервных клетках. И витамин разгонял кровь до скорости света. Оставляя лишь чистую зачарованность воспоминаниями... И ожиданием. В худшем случае первая из них выйдет уже через год...