|
|
Пишет Paslen/Proust (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} paslen)@ 2011-06-11 11:56:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
Снегурочка
К ней мы с Диной не пошли, но поехали на такси, поскольку она сидит достаточно далеко от центра, на берегу, который кажется заброшенным, несмотря на свою элитность – здесь, недалеко от королевской резиденции самые дорогие в Копенгагене квадратные метры.
Дина мне сказала выбирать – или метро, или Русалка, но, потом сжалилась, мы и на метро покатались (незабываемые ощущения) и в гостях у сказки побывали.
А ехали туда достаточно долго (город, крохотный только на карте, успел несколько раз поменять костюмы), сначала по узким улицам, затем по каким-то паркам и пустошам, словно бы выезжая за город.
Это, конечно, странно, что Русалка сидит в таком неприметном месте, которое только потом слегка разгоняется и переходит в парк с клумбами и памятниками датским монархам, фонтанам с каскадами и дивными видами на окультуренные окрестности.
Очень похоже на те места у набережной в Бордо, где мы гуляли с Элькой прошлой осенью – когда центр городской тяжести несколько сдвинут вглубь материка, а здесь витринные виды чередуются с парками, поднятыми из недавнего запустения, следы которого, точно оспины на лице, невозможно замазать никакой архитектурной косметикой.
А возле Русалочки, сидящей на камне у самого берега (на другом берегу тянутся какие-то промышленные здания, похожие на доки, торчат трубы, крутятся солнечные ветряки, топорщится новая опера) ничего же нет, кроме гладких камней, кудрявых водорослей и азиатских туристов, трескучих как саранча.
Тем не менее, символ и даже эмблема. При том, что памятники тут понатыканы на каждом углу, а главным является этот, не особенно и приметный, напоминающий Алёнушку, грустящей о брате Иванушке.
Если бы, конечно, не мерзкий, медузообразный рыбий хвост, на который и не сразу обращаешь внимания, была бы она вылитой Алёнушкой.
- Странно, говорю Дине (яркий закат, Дина не снимает солнцезащитных), именно эту скульптуру датчане добровольно избрали своим олицетворением. Значит ли это, что Андерсен схватил в этом существе с изящным, но холодным женским телом, наделённым рыбьими глазами, мозгами и конечностями суть датского характера?
Дина впрягается за датчан, ей не нравится то, что я говорю, потому что она любит датчан за всё хорошее и, вообще, Дине приятно когда всем приятно.
Но факт остаётся фактом – эмблема врать не станет; важно только правильно её прочесть, истолковать.
Дине нравится жить в Дании. Она говорит, что самые большие трудности здесь – с языком, одним из самых тяжёлых в Европе (послушав всего один день датскую речь, кстати, весьма сильно перемешанную с русской, не могу не согласиться) и с климатом, который, в отличие от Русалки, зело переменчив.
То зной, то дожди, вздыхает Дина, если небо чистое и светлое радоваться не стоит, так как это к холоду, промозглому и пронзительному (влажность), а если на дворе хмурь, значит, ждите тепло и субботний комфорт.
Сегодня светит солнце. Сегодня яркий закат и блики на воде. И башни разных конфигураций и цветов, прокалывают рыбий пузырь небосвода и сцеживают внутрь готических шприцов горьковатое безоблачное млеко.
Возле оперы идём под землю. Спускаемся вниз (зря, что ли, за стейком поминали Хулио). Декор станций типовой, но эффектный – серо-стальной, металлически-минималистский.
Голый функционал замкнутого пространства, настолько точно просчитанного и разделённого речитативами самодвижущихся лестниц, что клаустрофобия всё не наступает и не наступает.
Отступает и раздвигается ребристым тоннелем, по которому несёшься, точно по шлангу пылесоса или мусоропровода; в лобовом стекле ты видишь своё отражение, вытянувшееся то ли от искажения, то ли от удивления.
К ней мы с Диной не пошли, но поехали на такси, поскольку она сидит достаточно далеко от центра, на берегу, который кажется заброшенным, несмотря на свою элитность – здесь, недалеко от королевской резиденции самые дорогие в Копенгагене квадратные метры.
Дина мне сказала выбирать – или метро, или Русалка, но, потом сжалилась, мы и на метро покатались (незабываемые ощущения) и в гостях у сказки побывали.
А ехали туда достаточно долго (город, крохотный только на карте, успел несколько раз поменять костюмы), сначала по узким улицам, затем по каким-то паркам и пустошам, словно бы выезжая за город.
Это, конечно, странно, что Русалка сидит в таком неприметном месте, которое только потом слегка разгоняется и переходит в парк с клумбами и памятниками датским монархам, фонтанам с каскадами и дивными видами на окультуренные окрестности.
Очень похоже на те места у набережной в Бордо, где мы гуляли с Элькой прошлой осенью – когда центр городской тяжести несколько сдвинут вглубь материка, а здесь витринные виды чередуются с парками, поднятыми из недавнего запустения, следы которого, точно оспины на лице, невозможно замазать никакой архитектурной косметикой.
А возле Русалочки, сидящей на камне у самого берега (на другом берегу тянутся какие-то промышленные здания, похожие на доки, торчат трубы, крутятся солнечные ветряки, топорщится новая опера) ничего же нет, кроме гладких камней, кудрявых водорослей и азиатских туристов, трескучих как саранча.
Тем не менее, символ и даже эмблема. При том, что памятники тут понатыканы на каждом углу, а главным является этот, не особенно и приметный, напоминающий Алёнушку, грустящей о брате Иванушке.
Если бы, конечно, не мерзкий, медузообразный рыбий хвост, на который и не сразу обращаешь внимания, была бы она вылитой Алёнушкой.
- Странно, говорю Дине (яркий закат, Дина не снимает солнцезащитных), именно эту скульптуру датчане добровольно избрали своим олицетворением. Значит ли это, что Андерсен схватил в этом существе с изящным, но холодным женским телом, наделённым рыбьими глазами, мозгами и конечностями суть датского характера?
Дина впрягается за датчан, ей не нравится то, что я говорю, потому что она любит датчан за всё хорошее и, вообще, Дине приятно когда всем приятно.
Но факт остаётся фактом – эмблема врать не станет; важно только правильно её прочесть, истолковать.
Дине нравится жить в Дании. Она говорит, что самые большие трудности здесь – с языком, одним из самых тяжёлых в Европе (послушав всего один день датскую речь, кстати, весьма сильно перемешанную с русской, не могу не согласиться) и с климатом, который, в отличие от Русалки, зело переменчив.
То зной, то дожди, вздыхает Дина, если небо чистое и светлое радоваться не стоит, так как это к холоду, промозглому и пронзительному (влажность), а если на дворе хмурь, значит, ждите тепло и субботний комфорт.
Сегодня светит солнце. Сегодня яркий закат и блики на воде. И башни разных конфигураций и цветов, прокалывают рыбий пузырь небосвода и сцеживают внутрь готических шприцов горьковатое безоблачное млеко.
Возле оперы идём под землю. Спускаемся вниз (зря, что ли, за стейком поминали Хулио). Декор станций типовой, но эффектный – серо-стальной, металлически-минималистский.
Голый функционал замкнутого пространства, настолько точно просчитанного и разделённого речитативами самодвижущихся лестниц, что клаустрофобия всё не наступает и не наступает.
Отступает и раздвигается ребристым тоннелем, по которому несёшься, точно по шлангу пылесоса или мусоропровода; в лобовом стекле ты видишь своё отражение, вытянувшееся то ли от искажения, то ли от удивления.
