|
|
Пишет Paslen/Proust (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} paslen)@ 2011-06-15 19:53:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
Ветренная ветрянка
Наваждение связано с тем, что символом и воплощением единой Европы и общего европейского духа оказывается не космополитическая Барселона, не продвинутый Париж, и не обжитой терпимостью Амстердам, не Берлин и не Венеция, но именно что Копенгаген, содержание которого постоянно выдувается всеми ветрами и разносится по материку, подобно пеплу исландских вулканов, одновременно замещаясь другим, но тоже европейским содержанием, принесённым сюда самыми разными ветрами, веяниями и течениями (в том числе и Гольфстримом) со всех сторон и стран Старого Света.
Это трудно передать, но оригинальная и неповторимая цивилизация (ну, да, север Европы, за которым начинается уже совсем особая Скандинавия) напоминает сразу все типические и топологические черты, присущие разным культурным кодам; городам.
Хотя дело не в типологии, но в природе породы, например, впитывающей итальянское или голландское влияние (самые известные копенгагенские красного кирпича здания выстроены в стиле, который так и называется «голландское возрождение»), удобряющих островной менталитет, постоянно подпитываемый сверху и снизу повышенной влажностью, важностью повадки и нескончаемыми ветрами, от которых то жарко, то холодно.
Уже который день (час, миг) не удаётся вписаться в погодное расписание, из-за чего постоянно не совпадаешь с теплом и промозглостью, то снимая, то вновь надевая кофту, затем плащ, затем расстёгивая ворот рубашки и начиная разоблачаться, дабы, пять минут спустя, продрогнуть и одеться вновь.
Вот что я, который раз, почувствовал в Копенгагене, хотя сформулировал впервые.
Города, в которых ты побывал, из-под пятницы суботта, накладываются друг на друга.
Всё время ловишь себя на приступах дежа вю, которое то сгущается, то, вдруг, рассасывается.
Сначала я думал об миллениумном Амстердаме, в котором центр был перекопан точно так же, как сейчас здесь; позже, когда мы с Диной нанесли неофициальный визит Русалочке и Королевской Резиденции и шли по набережной, со всех ног бегущей мимо центра, вдруг всплыл Бордо.
Разумеется, Париж. Естественно, Барселона, хотя, казалось бы, откуда у парня испанская грусть? У них, ведь, даже Средневековье было разным. В разные века.
Но кварталы за железнодорожным вокзалом, вытянувшиеся в сторону южной окраины, да ещё с железнодорожными путями, опущенными ниже уровня моря, выглядят едва ли не сиамским близнецом Побленоу.
А ещё вспомнился Тампере, в котором финских туристов так же много, как и датских в Копенгагене, ибо всюду клокочет датская речь, даже странно, как её тут много.
Точнее, необычно, что её так много, обычно скандинавский тип в толпе встречается крайне редко, даже на Тверской, а тут – едва ли не из каждой, понимаешь, подворотни сплошные нордические наречия.
Нет-нет, я вовсе не претендую на понимание тутошней жизни – де, провёл пару суток и уже схватил суть, что к чему; я стараюсь не обобщать, но пока плохо получается – разрозненные буквы эмоций сами, без особого моего участия, складываются в целые слова.
Чем ближе к нашим дням, тем история всё стремительнее и прямее. Родственности разным городам добавляют бренды и их одинаковые вывески.
Архитектура всё ещё рознится, не давая столицам и культурным центрам окончательно превратиться в аэропорты, но всё идёт к тому, что окраины сольются в один бесконечный поток вне различий, из-за чего жителям спальных кварталов станет всё равно где колготиться.
Но дело даже не в последствиях глобализации, а в том, что твой внутренний мир остаётся неизменным.
Новые впечатления накладываются на уже существующую матрицу, но не переделывают её.
Точно так же, между прочим, обстоит дело и с человеческими отношениями, которых в твоей жизни не меньше, чем городов.
Наваждение связано с тем, что символом и воплощением единой Европы и общего европейского духа оказывается не космополитическая Барселона, не продвинутый Париж, и не обжитой терпимостью Амстердам, не Берлин и не Венеция, но именно что Копенгаген, содержание которого постоянно выдувается всеми ветрами и разносится по материку, подобно пеплу исландских вулканов, одновременно замещаясь другим, но тоже европейским содержанием, принесённым сюда самыми разными ветрами, веяниями и течениями (в том числе и Гольфстримом) со всех сторон и стран Старого Света.
Это трудно передать, но оригинальная и неповторимая цивилизация (ну, да, север Европы, за которым начинается уже совсем особая Скандинавия) напоминает сразу все типические и топологические черты, присущие разным культурным кодам; городам.
Хотя дело не в типологии, но в природе породы, например, впитывающей итальянское или голландское влияние (самые известные копенгагенские красного кирпича здания выстроены в стиле, который так и называется «голландское возрождение»), удобряющих островной менталитет, постоянно подпитываемый сверху и снизу повышенной влажностью, важностью повадки и нескончаемыми ветрами, от которых то жарко, то холодно.
Уже который день (час, миг) не удаётся вписаться в погодное расписание, из-за чего постоянно не совпадаешь с теплом и промозглостью, то снимая, то вновь надевая кофту, затем плащ, затем расстёгивая ворот рубашки и начиная разоблачаться, дабы, пять минут спустя, продрогнуть и одеться вновь.
Вот что я, который раз, почувствовал в Копенгагене, хотя сформулировал впервые.
Города, в которых ты побывал, из-под пятницы суботта, накладываются друг на друга.
Всё время ловишь себя на приступах дежа вю, которое то сгущается, то, вдруг, рассасывается.
Сначала я думал об миллениумном Амстердаме, в котором центр был перекопан точно так же, как сейчас здесь; позже, когда мы с Диной нанесли неофициальный визит Русалочке и Королевской Резиденции и шли по набережной, со всех ног бегущей мимо центра, вдруг всплыл Бордо.
Разумеется, Париж. Естественно, Барселона, хотя, казалось бы, откуда у парня испанская грусть? У них, ведь, даже Средневековье было разным. В разные века.
Но кварталы за железнодорожным вокзалом, вытянувшиеся в сторону южной окраины, да ещё с железнодорожными путями, опущенными ниже уровня моря, выглядят едва ли не сиамским близнецом Побленоу.
А ещё вспомнился Тампере, в котором финских туристов так же много, как и датских в Копенгагене, ибо всюду клокочет датская речь, даже странно, как её тут много.
Точнее, необычно, что её так много, обычно скандинавский тип в толпе встречается крайне редко, даже на Тверской, а тут – едва ли не из каждой, понимаешь, подворотни сплошные нордические наречия.
Нет-нет, я вовсе не претендую на понимание тутошней жизни – де, провёл пару суток и уже схватил суть, что к чему; я стараюсь не обобщать, но пока плохо получается – разрозненные буквы эмоций сами, без особого моего участия, складываются в целые слова.
Чем ближе к нашим дням, тем история всё стремительнее и прямее. Родственности разным городам добавляют бренды и их одинаковые вывески.
Архитектура всё ещё рознится, не давая столицам и культурным центрам окончательно превратиться в аэропорты, но всё идёт к тому, что окраины сольются в один бесконечный поток вне различий, из-за чего жителям спальных кварталов станет всё равно где колготиться.
Но дело даже не в последствиях глобализации, а в том, что твой внутренний мир остаётся неизменным.
Новые впечатления накладываются на уже существующую матрицу, но не переделывают её.
Точно так же, между прочим, обстоит дело и с человеческими отношениями, которых в твоей жизни не меньше, чем городов.
